Серко принялся стрелять – шеф вскинул перед собой Щит Мага, прикрывший и нас с Леонидом. Это выглядело эффектно: пули как будто застыли перед поднятой рукой Скифа, а затем осыпались сверкающим горохом на пол.
– Сколько у вас заключенных? – спросил Леонид.
– Четырнадцать, – поколебавшись, ответил ученый. – Прошу вас, я вовсе не хотел…
– Сколько уже умерло?
– Я не… Я не веду такой статистики… Товарищи, вы несколько превратно поняли…
– Брось пистолет, – остановил его Скиф, – и отведи нас к Иному, который тебе помогает.
За решеткой Фрол плакал, размазывая по щекам слезы.
Снова путь через мрачные коридоры и массивные двери. Толстый молодой человек у выхода из подземелья так же равнодушно попрощался с нами, выключил освещение и вернулся к книге. Выстрелов он, по-видимому, не услышал.
– Подождите. – Серко обернулся к нам на лестнице. Руки его тряслись. – Это же исторический миг. Мы впервые вступаем в цивилизованный диалог людей и Иных. Я предлагаю спокойно обсудить сотрудничество…
– Иди куда шел, – зло ответил Скиф.
Маленький, ссутулившийся Серко суетливо побежал вверх по ступенькам.
* * *
Наверное, он что-то почувствовал и пытался удрать – но не успел. Мы застали его в дверях личного домика: с рюкзачком за плечами, в кепке и теплой куртке – но в домашних тапочках.
– Стоять на месте, – сказал Скиф, – в Сумрак не соваться.
Парень выронил рюкзак и поднял руки, с ужасом глядя на нас. Он был совсем молодым на вид – но довольно крупным, со свисающим животиком и жирно блестящим лицом в красных цыпках прыщей. Маленькие глазки быстро бегали, словно в поисках выхода. Примерно пятый уровень Силы. И что самое неприятное – Светлый.
– Но… почему?! – впервые заговорил я в этом странном месте.
– В самом деле, Серко, как вы его купили? – спросил Скиф.
Ученый пожал плечами:
– Всегда можно договориться.
Я вошел в домик. Красивая светлая комната – совсем не похожая на обшарпанные помещения в соседних зданиях. На столе – тарелки с остатками еды, монитор компьютера с поставленной на паузу игрой-стрелялкой. Широкоэкранный телевизор. Да, обстановка небедная.
– Я требую вызвать сюда Ночной Дозор, – пролепетал парень, – я имею право на справедливый суд.
– Мы и есть Ночной Дозор, болван, – ответил Скиф, – и Дневной заодно. Как твое имя?
– П-павел, – пробормотал тот, заикаясь. – П-послушайте, я же не сделал ничего особенного… только «барьеры» в камерах… это для науки!
– Шикарный домик, – задумчиво проговорил Леонид, – компьютер, книжки, природа за окном. Живешь тут, как в санатории. Наверное, и денег тебе дали? Девочек привозили?
По лицу Павла было понятно – Темный маг все угадал правильно.
– Все же не могу поверить, – сказал я, – пойти на такое… ради денег?
– Ну? – Скиф обернулся к Серко.
Тот с ненавистью и страхом смотрел на него, сверкая круглыми линзами очков:
– Все, что я сделал, я делал для науки и для блага нашей страны.
– Он обещал, – робко проговорил Павел, – что там, в подвале, будет только нежить… только Темные…
– Это правда? – спросил я Серко. – А как было на самом деле?
– Не разрушайте веру юноши в светлые идеалы, – со злой усмешкой ответил он, – пусть и дальше считает, что сделал это ради борьбы с Тьмой.
– Мне все ясно, – сказал Скиф. – Павел, поедешь с нами. Твою судьбу будет решать совместный суд Дозоров.
– А с доктором Менгеле что делать? – спросил я.
– Доктор пусть возвращается в свой кабинет. Завтра приедет новая комиссия, которая обсудит наше с ним сотрудничество. «Исторический миг» и все такое. А пока – никаких опытов без согласования с нами.
Челюсть у Серко отвисла. Наверное, у меня тоже, потому что Скиф подошел ко мне и сказал, твердо сдавив мою руку:
– Спокойно, Кот. Так предполагалось поступить с самого начала.
Я молчал всю обратную дорогу, хмуро глядя в окно. Из памяти не уходила картина – искалеченное тело девушки-оборотня на столе, провода на ее выбритом темени. Четырнадцать Иных, Темных и Светлых, четырнадцать выживших, а сколько не пережили опытов маленького лысого садиста? Конечно, все они были слабыми, седьмой, максимум шестой уровень (более сильных Иных заклинания Павла не сдержали бы), да еще и, по-видимому, намеренно искалеченными, чтобы легче было их контролировать. Мои спутники тоже молчали, только Павел иногда всхлипывал на заднем сиденье. По крайней мере есть надежда, что этого гаденыша как следует накажут… хотя уверенности нет.
Мы отвезли Леонида и Павла к офису Дневного Дозора на Тверской, развернулись на Пушкинской площади и поехали на юг, к нашему складу.
– Не сиди таким букой, – вздохнул Скиф, – об тебя сейчас можно «огненную кобру» потушить.
– Я не понимаю, что произошло.
– Ну, подумай сам. Мы не знаем, какой объем информации Серко успел собрать и передать наверх. Возможно, за все эти годы были и другие инспекции. Может быть, за нами уже скрытно наблюдают. Мы и сами узнали о его лесной базе случайно, от нашего информатора в Правительстве. Нельзя теперь просто прийти и сжечь этот бункер, как клопиное гнездо.
Машина выехала на Охотный Ряд, и в вечернем небе над нами засияли алые звезды Кремля. Неужели это правда? О нас там знают?
– Не думаю, что там всерьез восприняли информацию от Серко, – шеф словно прочел мои мысли, – но проверять точно будут. Теперь наша задача все обставить так, будто наш Серко шарлатан и проходимец, и все его исследования – просто дойка бюджета. Этим и займется «комиссия по сотрудничеству». Понял теперь?
– Да, – подумав, сказал я, – это разумно. Хотя и несправедливо по отношению к тем, над кем он издевался.
– Справедливость неизбежно восторжествует. Езжай домой, а завтра приходи в офис пораньше, есть для тебя специальное задание.
Когда мы с Женькой выехали из Москвы, машин на шоссе стало немного, и я легко разогнал «альпин» до ста пятидесяти. Мелкие капли дождя на лобовом стекле сразу же превратились в вытянутые нити воды. Расстояние между Москвой и Муромом чуть больше трехсот километров, значит, долетим за два часа.
Пока ребята были заняты поисками вампира, нас двоих неожиданно переключили на другое дело, и, честно говоря, уезжал я с тяжелым сердцем. Мое место было в городе, в ночных переулках и подворотнях – там, где тени особенно глубоки. Там, где, укрытый Тьмой от нашего ищущего взгляда, хладнокровно присматривал новые жертвы Кирилл. Изучая дело вампира, перебирая фотографии убитых девушек, я впервые пожалел, что не вступил в Дозор раньше.
– Есть для тебя задание, – сказал Скиф утром, – нужно проверить полученные на днях сведения, причем проверить быстро и скрытно.
– Что надо делать?
– Как ты, может быть, знаешь, мы отслеживаем некоторых потенциальных Иных с детского возраста. Кого-то можно инициировать еще ребенком, у других потенциал растет с годами, и мы их держим, что называется, на карандаше. Неделю назад один из таких ребят исчез. Родители уверены – с мальчиком все в порядке, он в спортивном лагере. У нас есть основания полагать, что это ложь. Они даже не могут объяснить, где находится этот лагерь.
Он бросил мне через стол картонную папку с личным делом.
Локшин Артем, 1986 года рождения. Московская школа № 11 с углубленным изучением английского языка. Круглый отличник. Серебряный призер городской олимпиады по физике. Чемпион Южного округа по плаванию на коротких дистанциях среди мальчиков двенадцати лет. Оранжевый пояс по карате (шотокан). Держат на карандаше, говоришь? Да его скрытно готовят к будущей роли… Мать – кассир в банке, отец – программист. Младшая сестра Ирина, 1993 года рождения, способностей Иной не обнаружено.
С фотографии на меня смотрел светловолосый, крепкий, симпатичный, но, пожалуй, слишком серьезный мальчишка. Наверное, уже предощущает нелегкую судьбу. Сочувствую, малыш. Для начала Темные и Светлые силы передерутся за тебя, стараясь привлечь в свои боевые порядки, а затем победитель будет ковать из тебя наконечник копья для удара в лоб врагу. Впрочем, с таким потенциалом ты и сам со временем можешь увлечься игрой судьбами.
– Что, если Темные уже инициировали его?
– Сомневаюсь, – задумчиво покачал головой шеф, – скорее, тут более сложная игра. Знаешь, Кот, мне кажется, нас впервые за много лет ждет что-то по-настоящему страшное.
Он смотрел куда-то сквозь меня.
– Нет ли здесь нечестной игры со стороны Гантрама? – помолчав, спросил я. – Мы уже столько вложили в Артема…
Скиф поднял глаза:
– Ты ошибаешься, Кот. Он всего в жизни добился сам. Ты что, думал, мы его толкаем вверх?
– Разве нет?
– Не стоит везде видеть длинные руки Дозоров. Иногда талантливый ребенок – просто талантливый ребенок.
– До поры.
– Да. Он может стать Великим Иным.
– Где это место, куда они увезли мальчика?
– Они нам не доложили, – усмехнулся Скиф, – но есть версия, что оно находится неподалеку от поселка Туркуши – это Нижегородская область, между Муромом и Арзамасом.
– Почему там?
– Ходили какие-то смутные слухи о лагере для детишек Темных в Поволжье. И еще: неделю назад Завулон провешивал в район Туркушей тщательно скрытый портал. Он пробыл в этом месте почти двое суток и так же тайно вернулся в Москву.
Что ж, по крайней мере тут нечто действительно важное. Стоит съездить и посмотреть на месте.
– Когда ехать?
– Прямо сейчас. Возьми с собой Рысь – действовать придется в лесу, она тебя прикроет. Очень странно, что Завулон провел там столько времени… сейчас все его дела и помыслы посвящены грандиозному шабашу в Лужниках – а он уезжает на две ночи в деревню. Узнай зачем. Может быть, исчезновение Артема и не связано с этим. Нужно разобраться, Кот.
Пока я собирался да ездил за Женькой, подступил вечер. Муром встретил нас мокрыми разбитыми улочками и золотыми куполами церквей, блестящими после дождя в лучах закатного солнца. Мы с Женькой без аппетита поужинали в маленьком кафе на окраине города.
– На ночь глядя в эти Туркуши лучше не соваться, – заметил я, – что скажешь, если двинем туда на рассвете?
– Лично я, – потянулась волшебница-перевертыш, – собираюсь в эту ночь впервые за долгое время как следует выспаться, – и кивком указала мне за спину.
Я обернулся. Через дорогу от нас находилось трехэтажное новенькое здание из красного кирпича. «Гостевой дом «Прасковья», прочел я на доске у входа. Пожалуй, Рысь дело говорит. Завтра с утра нам понадобится много сил.
Расплатившись с официантом, я дошел до гостиницы и позвонил на ресепшене в колокольчик. Женька осталась ждать у машины.
– Добро пожаловать, сударь – по лестнице со второго этажа спустилась женщина-администратор, – с приездом в древний Муром. Надолго к нам?
– Здравствуйте. Мне бы номер на ночь.
– В одноместный изволите?
Я посмотрел в окно. Женька прислонилась к капоту «рено альпин» и запалила свой «Captain Black». Она с усмешкой сказала что-то троим мальчишкам, которые в восхищении разглядывали машину, – и те в ответ рассмеялись.
Мальчишкам нравится Женька. Всем вокруг нравится Женька! И только ты один остаешься дальше от нее, чем ей хотелось бы.
Изорванные полосы тяжелых дождевых облаков протянулись в фисташковом небе, словно исполинские пальцы великана, занесшего свою лапу над городом. Медно-рыжие, как рысья шерсть, волосы Женьки пылали в лучах заката. Почувствовав взгляд, девушка повернулась ко мне и помахала длинной рукой – худенький силуэт на фоне тревожного неба.
– Двухместный, – сказал я, – с двумя отдельными комнатами. Есть такой?
– Любой каприз за ваши червонцы, сударь, – зевнув, ответила администратор.
Вещей у нас почти не было – только две дорожные сумки. Я ждал привычных шуток и заигрываний со стороны моей напарницы, возможно, даже предложения отправиться в бар, но Женька быстро приняла душ и ушла в свою комнату. Я лениво пощелкал программы телевизора и заглянул к ней в приоткрытую дверь.
Девушка лежала в постели с закрытыми глазами, накрывшись простыней. Из-под края простыни выглядывала длинная худая нога со свежей царапиной на коленке – след недавней тренировки. На журнальном столике у кровати тихонько тикал будильник, поставленный на шесть утра. Я на цыпочках подошел к окну и задернул занавеску.
Вот умница. Сразу уснула. У меня так не получится.
Я зашел в душевую кабину и долго стоял под струями теплой воды, подняв голову к потолку.
Мне кажется, нас впервые за много лет ждет что-то по-настоящему страшное.
А разве то, что мы видим вокруг каждую ночь, – не страшно, Скиф?
Завтра я полезу со своим четвертым уровнем в лес, где Темные что-то пакостное творят с ребенком, и, возможно, не с одним. Это не страшно? Чем там мог заниматься Завулон два дня?
Для меня ли это задание? Опытный Квинт или ловкий Куно разве не справились бы лучше?
Именно для тебя, Кот. Ведь ты у нас профессиональный вор, мастер проникновений. Для этого тебя и пригласили в Дозор.
Я сделал воду похолоднее, чтобы лучше думалось.
Лезть туда напролом через заборы будет ошибкой. Это тебе не «замок» Маклера, где можно было наследить и сбежать. Здесь надо посмотреть, запомнить и удалиться незамеченным. Что там может быть? Секретная лаборатория, где Темные копаются в мозгах детишек, нейтрализуя «светлые» извилины? Самая тайная база Тайного Дозора?
Вряд ли Артем Локшин там единственный потенциальный Иной. Стал бы Завулон мотаться ради одного ребенка. Слушай, а ведь это идея. Почему бы мне не перекинуться в ребенка самому…
За дверью ванной что-то со стуком упало, я услышал, как Женька негромко вскрикнула. Не успел я толком испугаться, как девушка втиснулась в душевую кабинку и со слезами на глазах прижалась ко мне.
– Что случилось?
– Такой страшный сон, – девушка всхлипнула, – мне приснилось, что Темные нас всех перебили… весь Тайный Дозор… Андрея взяли в плен и что-то ужасное хотели с ним сделать…
Она разрыдалась, как маленькая девочка. Андрей – это Скиф, сообразил я, закрывая свою наготу полотенцем.
– А меня… меня… бросили в реку умирать… Я лежала на дне… еще живая, и смотрела сквозь воду…
– Тише, тише, Женя, – сказал я, чувствуя, как у меня начинают дрожать руки, – это только сон. Все только сон.
Рыжие волосы намокли, потемнели до черноты и прилипли к голым плечам Женьки. Искаженное плачем веснушчатое лицо стало незнакомым, будто чужим. Я долго умывал ее холодной водой, нашептывая что-то успокаивающе-бессмысленное, и вскоре девушка перестала плакать. Она всхлипнула в последний раз и без сил повисла на мне.
– Так холодно, – прошептала Женька, – так страшно.
Я отвернулся, чтобы выключить воду, а когда повернулся обратно, она обхватила ладонью мой затылок и быстро поцеловала в губы. Я не отстранился. Долго-долго я смотрел в ее желтые глаза, затем поцеловал в ответ.
В глубине шевельнулась мысль – возможно, хитрая девчонка выдумала страшный сон, чтобы был повод залезть ко мне в душ.
Как тебе не стыдно так думать о ней…
Я стянул с Женьки промокшую насквозь маечку и на руках отнес девушку в комнату.
Через час или два мы задремали в объятиях друг друга, и сквозь сон мне слышался ласковый шепот Женьки, похожий на журчание ручья. Сомнения и страхи последних дней отступили, забылись, я чувствовал себя приятно опустошенным и спокойным, как медведь в засыпанной снегом берлоге.
Проснулся я от ощущения взгляда.
Женька лежала рядом со мной поверх одеяла, в полоске оранжевого рассветного солнца, пробившейся сквозь плотные шторы. Из одежды на ней был только янтарный амулет. Ее маленькие задорные грудки покачивались прямо напротив моих глаз, вновь пробуждая желание.
– Доброе утро, – улыбнулась она, – после доброй ночи.
Некстати вспомнилась Нелли – всегда слегка холодная, погруженная в свои мысли голубоглазая принцесса из скандинавской сказки. Врожденная аристократичность в каждом движении и даже повороте головы, глубокий музыкальный голос. И вот Женька – ее противоположность: яркая, подвижная, огненная. С исцарапанными коленками и легкой хрипотцой.
– У тебя конопушки везде, – усмехнулся я в ответ, – на плечах, на спине… даже на попе.
– Все они твои навсегда, Котя, – тихо сказала она, – все до единой. Даже те, что на попе.
Желтые, как дикий мед, глаза не отрывались от моего лица. Рысь ждала, каким будет ответ.
– Навсегда – это очень долго, – сказал я, – ты уверена?
– Внутри я не такая, какой кажусь. Скиф хочет, чтобы я стала грозной ночной хищницей. А я мечтаю о том, чего была всегда лишена. Об уютном теплом доме. О верной любви.
– Хочешь обмануть свою природу, волшебница-перевертыш?
– Матвей, я буду только рада, если рысь однажды уйдет навсегда. Скажи слово – и она уйдет сегодня.
Я сел на кровати, посмотрел на пистолеты на тумбочке у изголовья, на мерно тикающий будильник.
Как же получилось, что все так быстро и далеко зашло? Что мне делать теперь? Мы, Светлые, плохо умеем лгать – и особенно трудно лгать друг другу.
Женя скользнула ко мне, прижалась, ласково обняла за плечи:
– Я дура, скажи? Мы с тобой на задании, а я со своими чувствами…
– Ты не дура. Ты совершенство и мечта любого мужчины.
– Не смейся надо мной… я сейчас заплачу, ты что, не видишь?
Разве ты не любишь ее, спросил я себя. Как можно не любить ее? Конечно, люблю. Как боевую подругу. Но Нелли…
Нелли сейчас далеко. А Женька рядом с тобой, ждет ответа.
Ее желтые глаза стали мокрыми, губы задрожали, и тогда я прошептал:
– Почему бы нет?
Мы занялись любовью снова.
А потом глубоко на дне моей души зародилась пустота.
* * *
Машина пронеслась через еще спящий город, взлетела на высокий мост над Окой – и встающее над лесом солнце ударило в глаза. Ветер врывался в открытое окно, и Женька смеялась, наслаждаясь скоростью. Несколько минут назад, одеваясь, я случайно увидел, как она торжествующе вскинула руки перед зеркалом в душевой и шепотом воскликнула: «Йес!» Я же не чувствовал ни радости, ни сожаления, ни грусти. Я прислушивался к медленно расползающейся внизу живота пустоте.
Сквозь шорох помех автомобильного радио пробилась музыка: Сколько лет прошло – все о том же гудят провода, Все того же ждут самолеты. Девочка с глазами из самого синего льда Тает под огнем пулемета. Должен же растаять хоть кто-то, Скоро рассвет, выхода нет, ключ поверни и полетели. Нужно писать в чью-то тетрадь Кровью. Как в метрополитене — Выхода нет. Выхода нет… Где-то мы расстались – не помню, в каких городах, Словно это было в похмелье. Через мои песни идут и идут поезда, Исчезая в темном тоннеле. Лишь бы мы проснулись в одной постели — Скоро рассвет, выхода нет, ключ поверни и полетели. Нужно писать в чью-то тетрадь Кровью. Как в метрополитене — Выхода нет. Выхода нет…[8] От Мурома до Туркушей – девяносто с лишним километров, да еще сколько-то через лес до точки, куда был проложен портал Завулона. Я нашарил в «бардачке» подаренный Байтом чудо-телефон с навигационной картой и отдал его подпевающей Женьке:
– Построй маршрут до портала, пожалуйста.
Мелькнула и исчезла покрытая рябью лента реки. Словно на крыльях с безмятежного неба мы стремительно пикировали вниз, вниз, вниз – к раскинувшемуся до горизонта синему сосновому морю. Там, в сырой тишине подлеска, есть места, куда никогда не заглядывает солнце.
Двигатель «альпина» взревел – на пустой и прямой, как палка, дороге мы делали почти двести километров в час.
– Странно, – пробормотала моя напарница, – очень странно.
Я включил автопилот и взял телефон из ее рук. На дисплее наш маршрут был обозначен как мерцающая зеленая линия. До поселка Туркуши она оставалась четкой – но потом зеленая змейка словно взбесилась. Она закладывала прямо через лес немыслимые петли, извивалась на экране, как от ударов током.
– Выключи, – сказал я, – взорвется еще. Доберемся по старинке, на ощупь.
Туркуши представляли собой длинные ряды одноэтажных домиков, растянувшихся вдоль шоссе. Мы свернули на грунтовую дорогу, оставляя поселок слева. Скорость сразу резко упала. Колеса машины с хлюпаньем проваливались в заполненные вчерашним дождем ямы.
Две маленькие девочки в теплых зимних куртках и огромных сапогах гнали через поле худую пегую корову.
– Девчата, – позвал я, опустив стекло, – куда ведет эта дорога?
Девочки замерли и с раскрытыми ртами смотрели на нашу иномарку. Близняшки – одинаковые, как две половинки одного целого. Наверное, приняли нас за инопланетян.
Корова, оставшись без присмотра, опустила голову и принялась меланхолично жевать траву.
– Девчонки, что с вами?
– Ничего, – тоненько сказала одна.
– Ничего, – подтвердила вторая.
– Куда мы доедем по этой дороге?
Первая шмыгнула носом:
– В лес доедете.
– Прямо в лес, – добавила вторая.
– Там раньше лагерь был, – подумав, сообщила первая.
– Пионерский лагерь, – кивнула вторая.
Мы с Женькой переглянулись.
– А сейчас там что?
– Сейчас туда ходить нельзя, – серьезно сказала одна из девчонок.
– Мамка не велит, – уточнила вторая.
– Почему нельзя?
– Волки, медведи, тигры, – первая.
– Кабаны, бомжи, нехорошие люди, – вторая.
– Ладно, спасибо и на этом.
– Очуметь! Двое из ларца, одинаковых с лица, – смеялась Женька.
Машина медленно покатилась дальше и ехала, переваливаясь на ухабах, еще километров пять через лес, пока не оказалась на небольшой поляне среди высоких сосен. Справа от дороги в пышной зелени подлеска возвышалась покрытая пылью мозаичная стела. Часть мозаики осыпалась, но еще можно было разглядеть мальчика и девочку в синих пилотках и красных галстуках, а под ними – надпись «Лесная сказка». Мальчик прижимал к губам горн, девочка отдавала пионерский салют.
– Жди меня здесь, – сказал я Женьке, – машину спрячь.
– Хорошо… Котя, прости меня, если что…
– Не говори глупостей. Если не вернусь через сутки, свяжись с шефом, но сама в лагерь не ходи ни в коем случае. – Я щелкнул девушку по конопатому носу.
Она робко улыбнулась:
– Если будут проблемы – только дай сигнал. Я прилечу и разорву там всех.
– Ладно. Посматривай на небо.
– Я не отведу от него глаз. Подожди, – она порывисто обняла меня и поцеловала в губы, – удачи тебе.
Мы вышли из «альпина». Я закрыл лицо руками, шепча длинное заклинание «хамелеон». Женя молчала – для этого волшебства важно не только верно произнести формулу, но и полностью сосредоточиться на образе, который хочешь принять.
Накатило короткое головокружение. По телу от макушки до пяток пробежала быстрая волна вибрации – Сумрак жадно пил истекающую Силу. Сейчас, сейчас, мне нужно только вспомнить… вспомнить свое давнее отражение в зеркале…
Я отнял руки от лица.
Машина будто увеличилась в размерах. Стела с мозаичными пионерами превратилась в бесформенную пыльную скалу, уходящую в небо. Зато зеленый покров травы стал ближе.
Нет. Все осталось таким же. Изменился ты.
В боковом зеркале «альпина» отразилось круглое мальчишечье лицо со слегка раскосыми зелеными глазами в обрамлении отросших темных волос.
Высокая красивая девушка взяла меня за плечи, посмотрела сверху вниз:
– Ты похож на себя взрослого.
– Плохо. Вдруг там встретится кто-то знакомый, – сказал я и закашлялся – так непривычно было говорить этим тонким голоском.
– Ничего, освоишься, Коть, – подбодрила Рысь.
Моя черная кожаная куртка превратилась в детскую легкую курточку с капюшоном. Джинсы просто уменьшились до нужного размера. На ногах были желтые китайские кроссовки – прочные и удобные для бега.
– Что ты так смотришь на меня, Жень?
– Какой ты стал… масенький, – сказала она без улыбки, – страшно, блин, тебя одного туда отпускать.
– Сутки, – напомнил я и зашагал по заросшей дороге в сторону «Лесной сказки».
У поворота дороги обернулся:
– Не скучай тут!
Рысь печально кивнула. С расстояния в несколько метров наша машина уже была почти невидима; ее очертания размылись, словно на «альпин» набросили прозрачную кисею. Думаю, Женя будет в безопасности здесь. Уж спрятаться она сумеет.
Бледное солнце нырнуло за облака, и сосны неспокойно зашумели в вышине под порывами ветра. Мои шаги отдавались легким эхом в густых придорожных зарослях.
Я потратил много часов, прежде чем понял: поиски бессмысленны. Нет здесь никакой тайной базы, никакого секретного детского лагеря. И умница Завулон, похоже, ловко пустил нас по ложному следу.
Старый пионерский лагерь был давно заброшен. Не скрываясь, я бродил по растрескавшемуся асфальту дорожек, сквозь который пробивалась трава. Я смотрел на двухэтажные спальные корпуса – когда-то белые, а теперь посеревшие от пыли, на пустые глазницы окон и поросшие кустарником спортивные площадки. В центре «Лесной сказки», на площади перед засохшим фонтаном, лежала разбитая гипсовая статуя – мальчик в пионерском галстуке, отпускающий к небу голубей. Кто-то долго, с остервенением, молотил по статуе стальным прутом – отбитые кисти рук и гипсовые голубиные крылья разлетелись на несколько метров. Обезображенная, словно объеденная каким-то чудовищем голова пионера лежала в ржавеющей чаше давно потухшего «вечного огня».
Когда-то это место было наполнено Светлой энергией. Теперь здесь пусто и жутковато. Как в заброшенных храмах забытых богов. Никаких свежих следов. Ни в физическом, ни в сумеречном мире. Можно с чистой совестью возвращаться в Москву.
Если не считать того, что перед Нелли твоя совесть отнюдь не чиста…
Наступило время обеда – но небо оставалось мрачным, словно был уже глубокий вечер. Низкие серые облака бесконечными караванами тянулись над лесом, задевая животами верхушки сосен. Я соорудил костерок посреди заросшего высокой травой футбольного поля. В кармане нашелся заботливо подкинутый Женькой бутерброд, я задумчиво сжевал его, глядя на слабые язычки огня.
Мог Скиф ошибаться? Все его предположения базируются на сопоставлении фактов: внезапный отъезд Артема и тайное путешествие Завулона приходятся на одно и то же время. При этом все силы Ночного Дозора заняты ловлей вампира-браконьера… Если все три события что-то объединяет – я пока не могу эту связь разглядеть.
Вальпургиева ночь. Сейчас все планы Темных связаны с ней. Завулон не был бы мастером интриги, если бы не задумал какой-то отвлекающий маневр. Предположим, он знал о тайном наблюдении со стороны Скифа и отправился в нижегородские леса именно с целью отвлечь внимание от Москвы. Распылить наши силы.
А если нет? Если здесь действительно находится что-то важное для Темных?
Тогда оно надежно спрятано. Очень надежно.
Я поднял голову, прислушиваясь. Справа и слева от меня высились гнилые, поросшие тимофеевкой деревянные трибуны стадиона. Когда-то на них сидели сотни детишек, громко поддерживали футбольные команды. Я закрыл глаза и представил стадион до разрухи. Солнечный, теплый день. По вытоптанной траве носятся мальчишки в пыльных футболках и растянутых трениках. Судья – сухопарый физрук в очках и спортивном костюме (похожий на нашего Квинта) – строго посвистывает на нарушителей правил.
Сквозь потрескивание палок в костре будто бы донеслось призрачное эхо ребячьих голосов.
Бесполезно. Бессмысленно.
Ветер зашелестел в траве.
– Ты ничего не увидишь здесь, потому что ты – Светлый, – сказал я вслух и невольно вжал голову в плечи. Детский звук собственного голоса показался мне жалким, испуганным.
Я открыл глаза.
Проваливай отсюда, как бы говорила мне проржавевшая, покосившаяся судейская вышка вдали.
Проваливай, Светлый мальчишка, – поддержали ее трибуны.
Я бросил в костер салфетку, в которую был завернут бутерброд. Она медленно, словно нехотя, почернела и окуталась огненной бахромой.
Какой-то звук раздался у меня за спиной – и я резко повернулся.
Ничего…
Просто ветер, играющий в футбол комком старой газеты.
Уезжай домой, сказал ветер. Тебе здесь не рады, Светлый. Катись с моего поля – от греха подальше.
Ледяной палец страха пополз вдоль моей спины, пересчитывая позвонки.
Я вскочил, затоптал огонь и быстро пошел прочь – обратно на площадь, обратно к ямам в асфальте, обратно к разбитой гипсовой мечте пионера.
– Я не Светлый, – пробормотал я призракам на трибунах, – честное слово, я свой.
«Ха-ха-ха-ха», – грянули невидимые зрители.
«Ка-тись, ка-тись» – принялись скандировать на трибунах слева и тут же подхватили на трибунах справа.
– Я Темный, – сказал я замершим вдоль дорожки елям, пустым окнам столовой и свинцовому небу, – ну правда же.
Ты должен был стать Темным, – сказала мне Таня в тот далекий день, – только Темным, и никак иначе. Но я сумела все изменить.
Нельзя повернуть время вспять. Нельзя обмануть Изначальные Силы. Я слышал об Иных, которые поменяли сторону, но для это– го требовалось время и по-настоящему сильное моральное потрясение.
Но образы прошлого можно вернуть, пусть ненадолго.
«Ка-тись! Ка-тись!»
Я закрыл глаза и сосредоточился, вспоминая тоскливое, опаленное солнцем лето девяностого года.
Не получалось. Слишком живы были образы настоящего. Слишком ярко горел в душе Свет.
Я упал горячим лицом в мокрую траву.
Ничего нет, шептал я в пустоту, ничего нет – и не было. Только я один, в тишине и безмолвии времени. Я один в этом мире, один в этом космосе.
Не было всех этих лет, не было Тани, Скифа, Нелли, Дозоров. Ничего, кроме пустоты. Пустоты и темноты…
И крошечный лепесток Тьмы беззвучно затрепетал в моей груди.
Пораженно затихли трибуны. Смолк ветер. Замерла листва на деревьях.
Я – Темный. Видите? Темный!
Тяжело дыша, я огляделся. Я не узнавал этого места. Похоже, в бессознательном состоянии я ушел далеко от поляны, где меня настигло откровение. Обглоданные временем трибуны стадиона с трудом угадывались в сером тумане вдалеке.
Мне удалось выдать себя за Темного. Пусть это только воскрешенный слепок моей ауры восьмилетней давности – но теперь я здесь свой. Так почему же я по-прежнему не вижу никаких следов тайного лагеря?
Туда должен быть какой-нибудь скрытый вход. Ищи его. Ты по-прежнему в нашем мире.
Около пустого и мрачного спального корпуса я увидел высокий дуб. Трепещущий лепесток Тьмы в моей груди вдруг наклонился и указал на него – будто его затягивало туда ветром. Здесь.
Я вплотную подошел к дубу и опустился на корточки. Под его огромными изогнутыми корнями темнела большая нора. Лепесток Тьмы указывал туда. Сквозь Сумрак в норе виднелась только клубящаяся серая мгла. Сюда, скорей, смелей – словно кто-то невидимый и веселый нашептывал мне на ухо.
Я закрыл глаза и нырнул в нору, как в ледяной омут.
– Это мертвяк, – сказал голос над моей головой.
Я разлепил веки. В траве надо мной стояли трое мальчишек с синими повязками на рукавах.
– Чего ты тут разлегся? – спросил один из них. – Где твоя повязка?
Его лицо показалось мне знакомым.
– Я… не помню, – прошептал я, поднимаясь. Ноги еще дрожали после головокружительного путешествия сквозь пустоту.
– Ты что, по балде стукнутый? – засмеялся другой.
Здесь было гораздо теплее – почти как летом. Сквозь пелену облаков пробивались бледные солнечные лучи, расцвечивали в изумрудно-зеленый цвет листья дуба в вышине. В подстриженной траве негромко стрекотали кузнечики.
– Я… потерял свою повязку.
– Говорю же – мертвяк, – снова сказал первый, – не важно, сорвали с тебя повязку или сам посеял – ты труп!
Игра, понял я.
– Иди на базу, – легонько стукнул меня в грудь кулаком парнишка, – ты свое отыграл уже.
Меня словно обожгло – Артем! Это же он!
А трое ребят уже побежали мимо спального корпуса к березовой роще. Вскоре оттуда раздались их веселые голоса. Я побежал следом за ними, стараясь держаться в отдалении.
Правила игры я понял быстро. Синие и белые повязки старались взять в плен друг друга или по крайней мере сорвать с рукава цветовой символ врага – отобранная повязка давала меньше очков, чем пленник. Игра оказалась весьма увлекательной, я даже пожалел, что не могу в ней участвовать. «Синие», разбившись на тройки и четверки, одерживали верх над «белыми» – те сопротивлялись хаотично, часто поодиночке. На поляне перед столовой находилась «база», где под присмотром вожатого уже сидело множество грустных пленных, в основном «белых».
Я сел на лавочке в стороне от этой веселой суеты и принялся наблюдать. Вожатый, Темный пятого уровня, деловито раздавал указания. Я осторожно сканировал ауры ребят – вожатый был единственным Иным в этой гомонящей, многоголовой толпе.
Здание столовой, которая еще недавно казалась декорацией к фильму о конце света, теперь было нарядным и недавно окрашенным. Асфальтовые дорожки – ровные и чистые. На месте разбитого памятника пионеру – вымощенная гранитной плиткой площадка. Я попытался вспомнить что-нибудь о подобном волшебстве, но память моя молчала. Лагерь скрыли искуснейшим образом, оставив убогую обманку для местных. Думаю, Темные пользовались каким-то другим способом доставлять сюда людей, скорее всего скрытым порталом, чтобы дети ничего не почувствовали.
Детишки Темных со всей страны. Да, Иным невозможно стать по наследству. Но кому-то все равно хочется, чтобы отпрыски «жрецов ночи» держались вместе.
– Привет. Ты чего здесь один загораешь?
Я вздрогнул. Пока я рассматривал ребятню, вожатый неслышно подошел ко мне.
– Я в «белой» команде… где-то посеял повязку… простите.
Вожатый молча, без улыбки смотрел на меня сверху вниз:
– Я тебя не помню. Ты новенький?
– Я здесь уже неделю, – подумав, ответил я.
– Ах, неделю. – Он прищурился. – Что ж, будем знакомы. Меня зовут Михаил.
– Матвей.
– Матвей, ни в коем случае нельзя оставлять свою команду. Даже если она проигрывает. Ты понял?
Я кивнул.
– Давай-ка бегом к своим.
На негнущихся ногах я побрел к сидящим в кружке «белым». Понял Михаил что-нибудь или нет?
Тем временем от березовой рощи с шумом и криками двигалась стайка «синих». Они вели, подталкивая в спину, коротко стриженного паренька в джинсовой куртке. Окружающие меня пленные «беляки» зашептали:
– Капитана взяли… все, конец игре…
«Синие» ликовали. Капитана соперников поставили на колени и принялись разноголосо кричать на него.
– Что им от него надо? – спросил я у девочки, сидевшей рядом на траве.
– Разве не слышишь? Требуют назвать секретный ключ.
– А если он не скажет?
– Все равно мы продули, – сказала она с тоской, – но если не сдадим ключ, сохраним тайную базу.
– Ну-ка, тихо, дикари! – Михаил унял гомонящих мальчишек. – Артем, давай ты.
Я подошел ближе. Из стайки «синих» выступил наш пропавший отличник. Собственно, с этого момента мне можно было уходить: свою задачу я выполнил и главное, что нужно знать о «Лесной сказке», уже понял. Но мне стало интересно.
– Что ж, Саша, – сказал Артем, сложив на груди руки, – ты же понимаешь, что без ключа мы тебя не отпустим.
«Синие» одобрительно загалдели, и Михаилу пришлось цыкнуть на них.
– Я не предам своих, – дерзко ответил Саша, и теперь загалдели «белые».
– Тише, тише, пацаны!
– Лешка, Арсен, – скомандовал Артем, – держите его покрепче.
– Бить будут? – спросил я.
– Ты что, новенький? – удивилась моя соседка. – Бить запрещено.
То, что произошло дальше, было не столько унизительно, сколько смешно. «Синие» принесли откуда-то заранее припасенных кузнечиков, лягушек и жуков и принялись запускать все это за шиворот пленному капитану «белых». Саша отчаянно хохотал вместе со своими мучителями.
Однако время шло – пытка не прекращалась. Одних «синих» сменяли другие, количество кузнечиков и лягушек росло.
Как-то незаметно смех и гомон прекратились.
Я видел, как лицо Саши начало бледнеть, он кусал губы, затем резко рванулся – но Лешка и Арсен были готовы к этому и не дали ему сделать и шага.
– Отпустите его, – заплакала одна из девчонок.
– Да скажи ты им этот пароль! – крикнула другая.
Парень продержался еще минут десять. К тому времени плакали уже несколько девочек, в том числе некоторые из команды «синих».
– Стоп! – скомандовал Артем в тот момент, когда мне уже показалось, что Саша не выдержит. – Уберите лягушек, ребята.
Михаил у него за спиной открыл было рот, но подумал мгновение и отступил назад.
– Саша, ты отлично держался. Признаюсь, я восхищен. Предлагаю тебе почетные условия: ты перейдешь в нашу команду в ранге моего заместителя. Всех пленных «белых» мы примем в нашу армию. Только назови пароль.
Саша посмотрел на него с изумлением, даже страхом. И тут я увидел тонкую радужную полоску в его ауре: мальчишка тоже был потенциальным Иным.
Артем улыбнулся:
– Назови пароль – и мы все пойдем ужинать.
За ужином я постарался сесть поближе к Артему, но это оказалось непросто – все ребята хотели сидеть с ним за столом.
Я жевал салат и пытался расслышать, о чем он говорит с пацанами, когда рядом со мной на стул опустился Михаил.
– Приятного аппетита, Матвей, – сказал он, разрезая ножом кусок мяса на тарелке.
– Спасибо, – буркнул я.
– Мы с тобой так толком и не познакомились. Как тебе у нас в лагере?
Сердце мое колотилось у горла. Ладони взмокли. Зачем я еще и на ужин остался? Вот что значит снова почувствовать себя ребенком – пропала всякая осторожность…
– Кормят скуповато, – я старался казаться невозмутимым, – а в остальном все классно.
– Скуповато? – Вожатый явно был задет. – Для каждого разрабатывают меню по его пожеланиям. Разве ты ешь не то, что сам заказал?
Я понял, что горю.
– Иногда хочется еще чего-нибудь, – пробормотал я, надеясь, что уши мои не пылают.
– Дома ты тоже так говоришь? Кстати, откуда ты?
– Из Москвы.
Можно было, конечно, просто вскочить и попробовать удрать. Можно было сорваться в Сумрак и поискать спасения там.
Я отложил вилку и вытер губы салфеткой.
Михаил быстро посмотрел в сторону и вернулся к своему мясу. Я проследил направление его взгляда. У выхода из столовой стояли двое высоких парней в черных рубашках. Еще минуту назад их там не было…
– Собираешься уходить? – спросил Михаил. – Ты же почти ничего не съел.
Если он уже обо всем догадался – зачем играет со мной в кошки-мышки? Давно бы вывели меня под конвоем отсюда.
– Я хотел сесть рядом с Артемом, – сказал я, – как можно перейти к нему в команду?
Михаил пристально посмотрел на меня, отхлебнул «спрайта» из банки:
– Разве ты не знаешь – переходы из команды в команду во время смены запрещены.
– Я же еще новенький…
– Но такие вещи сообщают в первый день, при записи в лагерь. Тебе не говорили?
Он не понимает всей серьезности момента, сообразил я. По-видимому, он считает меня мальчишкой-Иным, случайно проникшим в лагерь. Это давало мне шанс на спасение, хоть и крохотный.
– Я обязан все помнить? – попробовал огрызнуться я.
– Да, конечно, – Михаил холодно улыбнулся, – в нашем лагере есть правила, и у каждого есть обязанности. Это ты тоже должен знать. Если не хочешь выполнять их – тебе здесь не место.
Тонкий лепесток Тьмы, отпечаток моей старой ауры, был уже практически не виден. Наверное, со стороны окружающая меня аура выглядела сейчас как размытое пепельно-серое пятно, что-то вроде той, что отличает Инквизиторов.
– Значит, ты из Москвы, Матвей. Кем работают твои родители?
Я огляделся.
Пожалуйста… мне бы только оказаться за дверью столовой…
Михаил все делает правильно. Он понял, что с тобой что-то не так, но что именно, пока не знает. Будет засыпать тебя вопросами, пока ты не попадешься на очевидной лжи.
– Мои родители, – я жевал грушу, не чувствуя ее вкуса, – работают в правительстве. Почему тебя это интересует?
– Очень хорошо, – кивнул Михаил. – Кем именно в правительстве они работают?
– Зачем тебе?
Это было ошибкой. Взгляд вожатого стал ледяным.
– Необходимо, чтобы ты сейчас же рассказал мне о твоей семье.
Я увидел, как Артем встал из-за стола, со смехом сказал что-то своему соседу и направился в туалет. Я понял, что нужно делать.
– Матвей, – спросил Михаил, – что с тобой? Ты меня слушаешь?
– Хорошо, – я положил вилку, – я тебе расскажу все, что тебя интересует. Но сначала я схожу в туалет. У меня крутит живот от этого салата.
Я быстро отодвинулся от Михаила и побежал в уборную следом за Артемом.
– Матвей, вернись, пожалуйста!
Краем глаза я видел, как один из парней в черных рубашках подошел к Михаилу, тот указал ему на меня. Ребячьи головы поднимались от тарелок и поворачивались в мою сторону.
В туалете было прохладно и тихо. Ни одного окна. Только ряды писсуаров и белых кабинок. Около умывальника стоял Артем.
Я запер входную дверь и усыпил мальчишку «Морфеем».
Сразу же в дверь туалета постучали.
– Матвей, выходи немедленно.
У меня была минута, максимум две. Я нашел на полу свою тень, шагнул в Сумрак. Скороговоркой произнес формулу «хамелеона». Затем оттащил спящего Артема в дальнюю кабинку.
– Матвей, не вынуждай меня ломать дверь!
Я открыл щеколду и буквально вывалился из двери в объятия Михаила.
– Артемка, ты как? – спросил он меня быстрым шепотом.
– Осторожнее, он заперся в кабинке, – я сделал страшную гримасу, – по-моему, у него нож!
Михаил взмахнул рукой, и парни в черном бросились к туалету. Меня оттеснили в сторону. Один из Темных достал что-то вроде рации и торопливо зашептал в нее, с опаской приоткрыв дверь туалета.
Я повернулся и спокойно вышел на улицу.
Найти тот дуб. Вернуться обратно тем же путем, что пришел.
Никто меня не преследовал. Никто не кричал вслед.
Я обогнул здание столовой и перешел на бег. Вот и дуб вдалеке – между стадионом и спальными корпусами…
По дорожке навстречу мне шли двое Темных. Один из них прикрыл глаза ладонью от яркого вечернего солнца и указал второму на меня.
Я рванулся в сторону. Назад к столовой нельзя, там уже переполох, наверное. Я летел через шелестящее море травы, через пустынную площадку для торжественных линеек, и быстрый топот шагов за спиной становился тише.
За сонной березовой рощей, за длинной изогнутой трибуной стадиона я перемахнул через забор и увидел перед собой блестящую поверхность пруда. Тихо, стараясь не оставить мутного следа, я вошел в воду и бесшумно погрузился на дно.
Ближе к утру в небе появилась луна. Я увидел ее сквозь черную толщу воды и начал осторожно подниматься на поверхность. После нескольких часов под водой выходить на берег нужно медленно – иначе от перепада давления может разорвать барабанные перепонки.
Я ушел бы и раньше – но боялся не найти дорогу в абсолютной темноте. Кроме того, я надеялся, что к рассвету основная часть охотников на меня уже утомились и отправились спать.
Мокрый, как выдра, я тенью прокрался вокруг стадиона и вышел к спальным корпусам.
– Матвей, – прошептала ночь.