– Кончается твое время, – задетый его молчанием, пробурчал немец, – поешь хоть нормально напоследок.
– Мне подачки с вашего стола не нужны, – хмуро ответил Скиф.
Гантрам тяжело задышал, но тут голос подал Завулон:
– Не будь таким букой, Андрюша. Ты мой гость, как и все присутствующие.
– Они здесь по своей воле.
– Неправда. Все, кто сюда сегодня пришел, – пришли по моей воле. И ты тоже.
– Не в твоей воле заставить меня жрать с ними из одного корыта.
По ложе пронесся возмущенный гул голосов.
– Полно, Андрей, – шеф Дневного Дозора улыбнулся кончиками губ, – тебе не удастся испортить нам настроение. Сегодня – наша вечеринка. И даже ты, сердитый и недовольный, – часть развлечения.
– Вот именно. Я здесь пленник, а не гость.
Сидя в ложе, Скиф видел все шоу от начала до конца. Оно и в самом деле было впечатляющим. Как и положено во время Вальпургиевой ночи, кружили над головами голые ведьмы с растрепанными волосами, словно слетевшие с иллюстраций к «Мастеру и Маргарите»; они смеялись и пели, взмывая в ночное небо на метлах. Люди на трибунах не знали, что ведьмы самые настоящие, и аплодировали в изумлении. Полыхали на футбольном поле огромные костры, оглушительно гремела тяжелая музыка, повсюду лилось рекой вино, и мрачное гофмановское веселье набирало обороты. О, воистину это было шоу европейского класса. Скиф видел гостей в карнавальных костюмах демонов, вурдалаков и зомби; в стоялом воздухе плыли ароматы курительных трав – и ухмыляющиеся бармены в проходах между секторами без счета лили в бокалы нечто, консистенцией и цветом неотличимое от крови (или томатного сока). В довершение картины низко над стадионом раскрылся меланхоличный водянистый глаз луны, и к нему взлетали, хлопая крыльями, стаи чернокрылых созданий – они походили на птиц, но никто из зрителей не поручился бы за то, что это птицы.
Скиф ожидал развлечений жестоких и бесчеловечных – но ошибся. Шоу состояло из долгих красивых номеров, комбинации всех доступных человеку массовых зрелищ – от песен и танцев до цирковых фокусов и даже короткого фильма о трагической любви молодого вампира и студентки медучилища. Фильм продемонстрировали на электронных табло; зрители приняли его весьма хорошо. Ведущими шоу были два клоуна – веселый тощий Тим и грустный толстяк Том, они много шутили, острили по поводу Правительства и Государственной Думы, погоды и отношений между полами. Больше всего зрителям понравился момент, когда Тим хлопнул в ладоши – и с неба, из-под набрякшего века луны, на головы собравшимся посыпались самые настоящие деньги: зеленые новенькие червонцы с изображением Красноярска.
– Хватайте, набивайте карманы, почтеннейшая публика! – завопил Тим и прошелся колесом по сцене. – Честное слово, наутро они не превратятся в резаную бумагу!
– Что ты наделал, Тим? – заплакал Том. – Это же был мой детский благотворительный фонд…
Гости Завулона старательно не замечали Скифа, лишь Гантрам все время находился поблизости, и Светлый дозорный сделал вывод, что немца отрядили ему в качестве сторожа. Он встал из-за стола и подошел к панорамному окну. Ночь быстро утекала, как вино из бутылок официантов, но ведущие не торопились выпускать на сцену Бычару. Конечно, эту «изюминку» приберегли напоследок, для кульминации. Кто знает, как отреагируют люди, когда поймут, что на их глазах совершилось настоящее ритуальное убийство? Сценаристу праздника не понравится, если гости начнут разбегаться раньше времени.
– Любуешься представлением? – промурлыкал знакомый голос за плечом.
Алиса пришла на вечеринку в черном шелковом платье, таком открытом, что не составляло труда представить ее без платья вовсе. Высокая грудь, мягкие кошачьи движения, блеск бриллиантов – все это могло бы вскружить голову любому, но не Скифу.
– Жду Сета, – ответил Светлый маг, – он обещал мне тазик для рвоты.
– Глупо, – ведьма покачала красиво уложенной прической, – неужели тебе так трудно признать поражение? Сет оказался сильнее и хитрее тебя.
Подождем утра и тогда посмотрим чья взяла, мог бы сказать Скиф – но сказал только:
– Если он победил – то отчего его нет с нами? Почему он не празднует свою победу?
– Ты же знаешь, он не совсем обычный Иной. – Алиса вставила в длинный мундштук сигаретку, прикурила от розовой свечи. – Он гуляет сам по себе, как всегда. А вот где все твои друзья?
Она ласково улыбнулась:
– Одни твои ребята навечно ушли в Сумрак, другие в страхе разбежались. Твоего Тайного Дозора больше нет. Завтра утром ты отправишься к Гесеру и будешь вилять хвостом, как пес, чтобы он позволил тебе вылизать его сапоги и заслужить прощение, – но напрасно. – Алиса сладко зевнула, потягиваясь. – Гесер сошлет тебя куда-нибудь в тайгу, и будет прав. Там ты проведешь остаток жизни – и каждый день тебя будет жечь мысль о том, что ты стал причиной бессмысленной смерти твоих друзей.
Если до этой минуты Скиф был просто бледен, то сейчас лицо его стало серым, как хлеб. Он никогда не лез за словом в карман, и резкая отповедь уже готова была слететь с губ – но Скиф вспомнил, что перед ним женщина, и промолчал. Алиса не дождалась ответа, снисходительно усмехнулась и ушла, покачивая бедрами.
Светлый дозорный долго стоял у окна и смотрел на бушующий внизу праздник ночи. Он видел тысячи пьяных веселых людей, что собрались здесь добровольно, без всякого принуждения – и отдавали свою жизненную энергию Тьме. На трибуне D неподалеку от VIP-ложи он заметил группу подростков из «Лесной сказки» в окружении Темных магов-вожатых и понял весь замысел Завулона. Он не верил словам ведьмы о гибели Тайного Дозора – но и в обратное поверить оказалось почти невозможным. От нервной усталости Скиф едва стоял на ногах, но возвращаться за стол не хотелось. Да, он исхитрился позвонить мне утром – но не знал даже, удалось ли мне принять звонок. Смогли ли выжившие сотрудники Дозора найти Перст Энлиля в гараже? А если да – то как пробраться на оцепленный стадион? Темные задействовали здесь силы не только своего столичного Дозора; по приказу Завулона подтянулись резервы из многих регионов страны – тогда как армия Света стояла без движения вдали, не имея права вступить в дело.
Я не знал, что Скиф рядом. Я не знал, куда ушла Нелли и что она решила делать.
Ползком, превозмогая боль в разбитых ногах, я пробрался в тесную нишу между двумя трибунами и здесь затаился, надеясь, что никому из патрулирующих стадион Темных не придет в голову заглянуть сюда. Мне повезло: пространство между трибунами прикрывал жестяной козырек на случай дождя, иначе меня быстро заметили бы зрители. Я слышал их возбужденные голоса и смех так близко, словно говорили мне на ухо.
Все, что я мог, – наблюдать и ждать. Я видел пылающие внизу костры, и залпы фейерверков, и танцующих полуобнаженных людей на сцене посреди поля. В какой-то момент я поймал себя на том, что любуюсь происходящим. Да, это было красиво и талантливо сделано. Но мрачный ритм нарастал, и я чувствовал пелену Тьмы, накрывшую стадион. Скоро произойдет то, ради чего мы все здесь собрались. Восемьдесят тысяч зрителей, подумал я. Восемьдесят тысяч человек, не подозревающих, ради чего на самом деле сюда пришли.
Я рискнул ненадолго выглянуть из своего укрытия и поискал глазами Завулона. Перед взором колыхалось тысячеликое людское море. Редкий футбольный матч собирал здесь такую большую аудиторию. Только сейчас я начал понимать, насколько безнадежным было с самого начала наше предприятие. Если Завулон вдруг сам не решит выйти на поле, его не отыскать в этом переполненном Колизее. Он может сидеть в одной из лож, куда не всякий взгляд проникнет. Он может вообще не вмешиваться в ход отрежиссированного действа.
Осторожно я заглянул в Сумрак и едва удержался от крика. Цветной ураган из восьмидесяти тысяч аур бесновался в исполинской овальной чаше стадиона. Здесь был весь спектр красок и оттенков. Никогда в жизни я не видел ничего подобного и вряд ли увижу. Радужные потоки энергии переполняли Сумрак… и вся до капли она улетала куда-то вверх, словно затянутая мощным циклоническим вихрем. VIP-ложа была частично скрыта от меня трибунами слева, и я не увидел никого из высокопоставленных Темных. Зато чуть ниже, в каких-то ста метрах, сидели под присмотром вожатых ребята из лагеря. Я видел их необычные ауры неопределенного перламутрового цвета. Четырнадцать человек… пока еще человек. Нет, я не смог бы ни крикнуть им что-нибудь, ни подать знак Артему – не оставалось Силы, да и мое укрытие сразу было бы обнаружено.
Пять секунд в Сумраке – больше я не выдержал; весь в ледяном поту вынырнул я в физический мир и без сил упал на пол. Сознание уплывало. Снова, как недавно, на втором слое, меня накрыло опустошение и безразличие к происходящему. Даже дыхание давалось мне с трудом…
И вот, когда небо на востоке начало светлеть, подошло время кульминации. Глухо застучали барабаны, потоки электрического света устремились к сцене, и вдруг все звуки смолкли. Немедленно вожатые встали за спинами подростков из «Лесной сказки».
Стал слышен веселый и пьяный гомон трибун, но тут же стих и он – утомленные долгой программой люди замолкали, готовились к новому зрелищу.
Осипший за ночь клоун Тим вышел вперед, вскинул руки и воскликнул:
– Дамы и господа, позвольте вам представить необычного человека. Скажу больше – самого жалкого и глупого из всех людей, что нам удалось найти для вашего развлечения. Восемнадцать лет на белом свете он отравляет жизнь своей матери, своей девушке и немногочисленным приятелям. И сегодня – на ваших глазах – всем страданиям будет положен конец. Поприветствуем Бычару!
Одинокая труба в оркестре провыла несколько тактов бравурного марша и осеклась; трибуны заинтересованно поаплодировали. Я поднял голову и увидел приготовленную на заклание жертву. Тощий длинноволосый парнишка в засаленной майке без рукавов шагнул, словно сомнамбула, в круг света на сцене. Он напоминал наркомана или запойного пьяницу.
Камера выхватила лицо, и режиссер дал его крупным планом на табло. Наружность Бычары никак нельзя было назвать привлекательной: лоб покрывала россыпь угрей, на щеках проросла редкая щетина, сломанный и криво сросшийся нос говорил о вздорном характере.
Мокрые губы его при виде трибун сложились в презрительную гримасу.
– Полюбуйтесь на этого красавца, – расхохотался Тим, – да он же не мылся года три!
– От него, – жалобно протянул Том, – грязными штанишками пахнет.
Ответом был дружный насмешливый гул трибун.
Парень вздрогнул и выкрикнул что-то нечленораздельное, выставив вверх средний палец. Гул усилился.
Только сейчас я обратил внимание на человека, который стоял в тени за спиной Бычары. Высокий жилистый мужчина в кожаной куртке с длинным тесаком, картинно закинутым на плечо. Лицо его было полускрыто алой матерчатой маской, как на средневековом римском карнавале. В прорезях маски нервно поблескивали круглые рыбьи глаза.
– Дамы и господа, – с улыбкой произнес клоун Тим, раскланиваясь, – Бычара просит передать, что желает вам всем тяжело заболеть – и умереть в муках.
Стадион взорвался криками.
Зачем они накручивают людей? – устало подумал я. Все и так уже полны отвращения и злобы к несчастному дурачку. Но где же Нелли? Удалось ей найти Завулона? Достаточно подобраться к нему на расстояние в несколько сотен метров, чтобы он находился в поле ее зрения…
– Вы спросите, дамы и господа, зачем мы привели пред ваши очи этого жалкого урода и рассказали его невыдуманную историю? Узнайте же: сейчас вас ждет действительно необычное зрелище.
Я видел сидящих на трибуне D ребят из лагеря. Интересно: некоторые из них уже догадывались о том, что вскоре произойдет. Их лица окаменели, руки были прижаты к груди. Одна из девочек пыталась закрыть лицо ладонями, но ближайшая вожатая силой заставила ее опустить руки.
А вот и меры безопасности: в тени сцены расположились два десятка Темных с заряженными жезлами. Они хорошо укрылись, я только теперь заметил их неясные силуэты. Тим подошел к жертве и протянул микрофон.
– Признайся, Бычара, почему ты решил уйти от нас в мир иной. Давай, скажи.
Лицо парня сморщилось в мокрый блинчик.
– Вы обещали мне… обещали, что она увидит и поймет…
В это самое время Том весело скакал у несчастного влюбленного за спиной, наставляя ему «рожки» и дергая за майку.
– Мы исполним все, что обещали, дружочек. – Тим провел ладонью по голове Бычары, словно успокаивая ребенка, и тут же с брезгливой гримасой вытер руку о платок. – Ну же, скажи, как зовут ее – женщину твоей мечты?
– Ее зовут Спичка, – заплетающимся языком сообщил парнишка, – Спичуля моя…
По притихшим было трибунам покатилась новая волна ропота. Где-то еще посмеивались, но постепенно общее иронично-брезгливое состояние сменялось непониманием и испугом. Все шло по сценарию: отвращение, гнев и вот теперь – страх. Да, вожатым можно уже сейчас погружать ребят из «Лесной сказки» в Сумрак. И нам их не остановить. Если только в последний момент не вмешается Завулон… вернее, Нелли в его теле.
– Мы исполним твою заветную мечту, Бычара! – воскликнул Тим. – Сегодня ты станешь свободен. А теперь – сюрприз! Мы пригласили к нам в гости твою даму сердца. Сегодня она наконец поймет, как была не права, когда отказала тебе. Почтеннейшая публика, встречайте на нашей сцене Спичку!
Грянула музыка. Вспыхнули новые прожекторы – и в их свете на сцену, щурясь, вышла невысокая девчушка с ярко-зелеными волосами, в джинсах и легкой курточке, увешанной булавками. На ее детском личике было написано недоумение, словно бедняжку только что подняли с постели. Заметив Бычару, она попятилась.
– Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, – атаковал ее плакса Том, – легендарная Спичуля, расскажите, пожалуйста, нашим зрителям, как вы познакомились с Бычарой?
– Ну, мы тусили на Стене… я сперва не обратила на него внимания. Там много таких пацанов.
– Когда же он впервые признался вам в своих чувствах?
– Когда? Да сразу же и признался. В первый же вечер.
– В первый же час, – буркнул Бычара.
– Я думала, он прикалывается.
Тим обежал Спичку кругом и сунул микрофон ей в лицо:
– Милая моя, поведайте же, как обращался с вами этот мерзавец? Он избивал вас? Оскорблял?
– Да как вам сказать, – потерянно сказала девушка, – он бывает груб…
– Признайтесь, он изнасиловал вас? – Клоун сделал кисло-сладкое лицо. – Не стесняйтесь, рассказывайте все, все! Мы ждем подробностей.
На трибунах начался гвалт.
– Подонок, расстреливать таких надо! – кричали одни.
– Сама виновата! Если видела, что он негодяй, зачем спала с ним! – возражали другие.
Тим и Том мелко кивали, поглядывая вокруг. Наконец Тим поднял руки, призывая к тишине.
– Спичка, ты дура, – пьяно пробормотал Бычара, – но я тебя все равно люблю.
– Вот видите, он опять, – в отчаянии пролепетала девушка, – опять со своими признаниями. Я ему сто раз говорила – ты мне не интересен!
– Дамы и господа, – Тим выбежал вперед, – в этой паре жестокость и насилие победили любовь. Но у нашего сегодняшнего героя осталась одна – последняя – возможность доказать роковую глубину своих чувств. После короткого перерыва мы продолжим!
На сцену вышли два молодых вампира, они с натугой катили перед собой круглую деревянную чушку. Когда они уложили ее плашмя в центре – вышла самая настоящая колода для колки дров. Тревожная музыка заиграла громче. Большинство зрителей затаили дыхание, беспокойно ожидая какого-то нового интересного фокуса. Лишь некоторые отворачивались, предчувствуя страшное.
Где же Нелли?..
Я видел, как палач взял Бычару за плечо своей огромной жилистой лапой и подвел к деревянной колоде. Парень в последний раз показал средний палец трибунам, послал воздушный поцелуй Спичке и опустился на колени.
– Итак, почтеннейшая публика, дамы и господа! – надрываясь, заголосил Тим. – Наше шоу подходит к своему финалу! Ради любви молодой человек расстается с самым дорогим – со своей головой! Все, что вы видели сегодня ночью, было только эффектными фокусами, но наш последний номер – это невыдуманная, реальная жизнь!
– Реальнее, чем то дерьмо, которым забиты ваши тупые головы, – мрачно добавил Том.
Глухо загремели барабаны. Люди вскакивали с мест, некоторые закрывали лица руками (но продолжали смотреть сквозь пальцы).
Рискуя попасться на глаза, я высунул голову из своего укрытия. Неужели это все? Я видел, как Спичка в ужасе закричала что-то, но ей уже отключили микрофон, и Том толстым боком оттирал ее в темноту. Публика даже не заметила этого – все взгляды были прикованы к центру сцены, где стояла колода.
– Начинаем отсчет! Пять, четыре…
Вожатые взяли за плечи четырнадцать ребят – будущих Иных, и медленно погружались вместе с ними в Сумрак.
– Три!..
Тут я наконец увидел Завулона. Он появился из глубины VIP-ложи и подошел к панорамному окну, сложив на груди руки – словно Наполеон, ожидающий депутацию москвичей с ключами. Глаза его горели холодным огнем.
– Два!..
Рядом с Завулоном толпой застыли Темные в вечерних платьях и фраках, и тут же – плечом к плечу с шефом Дневного Дозора – стоял неподвижный, бледный Скиф. Что происходит? – мелькнуло у меня. Что он там делает? От напряжения и боли стало темнеть в глазах, и я снова скатился в свое тесное укрытие.
– Один!..
Нелли не удалось… она не справилась… что же ты хотел от хрупкой девушки? У нее только пятый уровень с натяжкой…
Что ж… по крайней мере мы попытались.
– Руби!..
Восемьдесят тысяч глоток дружно выдохнули – словно приливная волна накатила на берег. Восемьдесят тысяч человек сейчас быстро трезвели, начинали понимать, что на сцене происходит что-то вовсе не шуточное. В горячечном бреду мне грезилось – я вижу, как взлетел и опустился тесак палача, как фонтаном брызнула кровь несчастного парня…
А потом я услышал хриплый незнакомый голос:
– Нет.
И снова ахнули десятки тысяч глоток: волна откатилась обратно в море, оставляя на берегу испуганных, дрожащих от холода и страха людей.
У нас получилось. Еще не знаю как – но получилось…
Силы совершенно покинули меня – я погрузился в ватное полузабытье, куда долетали лишь отголоски взволнованных восклицаний да всхлипы женщин. Зрение подводило меня… мне казалось, я вижу в непроглядной тьме знакомые светлые волосы и плывущую в Сумраке ауру Нелли, я протягивал к ней руки и пытался докричаться до нее своим сиплым шепотом – но только глубже погружался в бездонную ледяную пучину, где боль и тревога наконец оставили меня.
Скиф был свидетелем того, что произошло потом. Он и рассказал мне все – позже, в больнице.
Когда палач отбросил в сторону нож, взял у ведущего микрофон и отказался рубить панку голову, все до единого гости в VIP-ложе «Лужников» разом загомонили, пытаясь перекричать друг друга, – но Завулон лишь сухо щелкнул пальцами, и в ложе воцарилась тишина.
Тишина установилась и над всем стадионом.
Палач стянул с лица средневековую маску и обвел трибуны взглядом своих странных рыбьих глаз.
– Нет, – повторил он, и теперь голос его звучал глубоко и спокойно, – я не убью этого человека, как бы ни был он жалок и отвратителен. Пусть даже он сам просит об этом. Никто из нас не вправе отнимать жизнь у невиновного.
– Кто, – прошептал Завулон, – кто нашел этого идиота?
Гантрам поднял перед собой трясущиеся руки, закрываясь от его взгляда:
– Я вас уверяю… это серийный убийца… ему обещаны огромные деньги! Все отрепетировано много раз…
Скиф, который уже все понял, незаметно отступал в толпу, пряча улыбку. Он был единственным в этой сцене, кто смог связать похищение Перста Энлиля прошлой зимой и внезапное моральное перерождение серийного убийцы в критический момент.
– Вспомните, что вы люди, а не ведьмы и упыри, – проговорила Нелли в теле палача, высоко поднимая голову, – этот человек один из вас. Он полюбил, и любовь еще может принести ему счастье, которого он не знал никогда. Любовь не должна нести гибель, иначе это не любовь. Пусть же он идет своей дорогой, а я пойду своей!
Мужчина повернулся, больше не обращая внимания на рыдающего на колоде парнишку, и размеренным шагом удалился со стадиона прочь. Никто не попытался его задержать.
Тим и Том переглянулись в недоумении. Этого не было в сценарии, и клоуны-ведущие замешкались, не зная, что делать дальше. Они были Темными магами невысокого ранга – и не решались предпринять что-либо без команды.
Тем временем шелест на трибунах нарастал и скоро превратился в недовольный, недоуменный гомон многих тысяч голосов. Где-то плакала испуганная девушка. Разочарованные зрители собирали свои вещи, отыскивая взглядом выходы из секторов.
Тогда глава Дневного Дозора Москвы подошел к панорамному окну ложи, поднял руки к небу и воскликнул:
– Слушайте меня!
Его голос был наполнен такой мощью и мрачной энергетикой, что все, даже Бычара, замерли и подняли головы вверх, к ускользающей больной луне.
– Мои друзья и гости. Я собрал вас здесь; я приготовил для вас этот замечательный праздник. Выслушайте же мою волю: эта ночь, это шоу должны закончиться так, как предначертано. Юноша на сцене должен стать свободным от своей боли.
Восемьдесят тысяч человек погрузились в молчание. Гости в VIP-ложе перестали дышать, и никто не обратил внимания на Скифа, который отступал все дальше от приставленного к нему Гантрама.
– Нужен доброволец, друзья мои, – продолжал Завулон, – наш палач оказался малодушной тряпкой. Кто заменит его? Кто поможет юноше доказать свою любовь и упокоиться?
Скиф недоумевал, отчего предводитель Темных не даст команду кому-нибудь из своих профессиональных головорезов сделать то, что не сделал палач. Но скоро понял: Гесер этого так не оставил бы. Никто из Темных не может убить Бычару и обрушить пирамиду костяшек домино из последствий. Светлые в лучшем случае получат право на симметричные действия, что уже было бы для Темных катастрофой. В худшем – Инквизиция применила бы к Завулону личные санкции. Конечно, он мог отправить на сцену какого-нибудь завалящего кровососа, но зрители восприняли бы такое убийство только как продолжение страшноватого шоу. Человека на плахе должен был казнить только человек – обезглавить, как в жестокие времена средневековья. Добровольно и без магического внушения. Даже если не принимать во внимание неизбежные проблемы с Инквизицией и Гесером, смерть Бычары от рук Темных не принесла бы ни нужного эффекта, ни удовлетворения режиссеру этого мрачного спектакля.
– Один доброволец. Всего один! Все, что надо сделать, – простое движение рукой. Я даю слово: у добровольца не будет никаких проблем с законом. Он станет обеспеченным человеком до конца своих дней.
Голос Завулона обладал такой силой и мягкой убедительностью, что многие из зрителей заколебались. Но все они еще помнили слова палача, отказавшегося убивать. Поэтому восемьдесят тысяч мужчин и женщин молчали. Слышалось только дыхание, биение сердец да шорох многих переступающих на месте ног.
Хмель улетучивался.
Сложили в чехлы свои инструменты музыканты в оркестровой яме. Сняли маски вурдалаков и ведьм участники карнавального шествия. В приватных ложах смущенно одевались участники оргий. Никто не расходился – все хотели увидеть, когда и как будет опущен занавес.
– Неужели среди вас не найдется ни одного смелого и умного человека? – Голос Завулона впервые дрогнул. – Ни одного? Чего вы боитесь, друзья? Вы веселились всю ночь и получали наслаждение от праздника Тьмы. Для торжества гармонии осталось сделать последний шаг, поставить точку. Я даю клятву – доброволец будет не только богатым, но и свободным от угрызений совести. Мне это под силу. Ну же?..
После этих слов казалось – сейчас кто-нибудь да откликнется. Люди поворачивались друг к другу; они искали его, этого добровольца. Может быть, кто-то из вас, из них – кто-то другой, но не я? Восемьдесят тысяч душ – сто шестьдесят тысяч рук. Восемьдесят тысяч жителей города, в котором ежедневно совершается столько убийств. Где же хоть один смельчак, способный быстро взмахнуть ножом и до конца жизни наслаждаться богатством?
Бычара сидел, покачиваясь, на краю импровизированной плахи, иногда выкрикивая что-то неразборчивое. После нескольких дней запоя он стал равнодушным ко всему.
А на трибуне D Темные маги тратили огромное количество Силы, чтобы подпитывать ею ничего не понимающих, впервые попавших в Сумрак новичков.
– Вот, значит, как, мои друзья и гости, – понизил голос Завулон, и теперь в нем появились раздраженные нотки, – делать нечего: придется нам оставаться здесь, пока не найдется доброволец.
Громкий вздох пронесся по трибунам, и тут же тысячи голосов закричали взволнованно, тысячи голов повернулись в сторону сектора А, где находились VIP-ложи: по широкой лестнице быстро спускалась одинокая фигура.
– Вызвался кто-то… нашелся один… кто это? Кто? Дайте бинокль!
Лишь когда он оказался на сцене, обитатели VIP-ложи поняли – это Скиф. Светлый дозорный вырвал из руки клоуна Тима микрофон, склонился над Бычарой и приобнял его за плечо.
На трибуны пала тишина.
– Никто тебя не убьет, – разнесся над стадионом усталый голос Скифа, – все, баста!
Завулон повернул каменное лицо к Гантраму:
– Не ты ли должен был лично его сторожить?
Немец хотел что-то ответить, но не смог. Он был похож на трясущуюся, плохо выбритую квашню.
– Она полюбит тебя, твоя Спичка, – сказал Скиф, и весь стадион услышал его слова. – Для этого даже не придется умирать. Нужно сделать нечто куда более трудное – стать человеком.
– Ты веришь в это? – дрожа, всхлипнул Бычара. – Знаешь, я ведь как хлебный мякиш.
– Будет очень тяжело. Но я тебе помогу. Идем.
Несчастный панк кивнул.
Скиф взял его за руку, словно ребенка, затем нашел за сценой полумертвую от ужаса Спичку и в тишине вывел обоих со стадиона.
Никто из Темных не решился заступить им дорогу.
Когда рабочие закончили копать яму, небо над кладбищем затянули облака, и пошел мелкий дождь. Рассевшиеся на деревьях вороны долго хрипло переругивались, затем сорвались и стаей улетели куда-то к свинцовому горизонту – туда, где гудела за лесом автомобильная трасса. Ветер задумчиво играл грязными пластмассовыми цветами на могилах. Бригадир перекрестился, шепотом выругался на землекопов; те проворно поставили гроб на веревки и без долгих церемоний опустили на дно ямы, где плескалась жирная глиняная каша.
Проводить Книжника в последний путь собрались всего пять человек. Какие-то очень дальние родственники и соседи. Глупо было надеяться, что Нелли придет на похороны, но я, конечно же, надеялся – и она, конечно же, не пришла. Где бы ни была сейчас Нелли – она была далеко отсюда.
На меня косились. Подошел смутно знакомый человек с красным лицом и брежневскими бровями (сосед дядя Кеша, вспомнил я):
– Мужчина… у вас не найдется рублей двадцать? На помин души усопшего…
Он пытливо всматривался в мое лицо, словно пытался вспомнить, где меня видел. Я протянул ему несколько купюр.
– Благодарствую.
И дядя Кеша торопливо отошел в сторонку, как будто боялся, что я передумаю и потребую вернуть деньги.
Я постоял еще немного, глядя, как ржавая земля летит с лопат в яму. Влажные рассыпчатые комья с грохотом покрывали маленький, словно бы детский гроб; горка грунта быстро перемещалась в яму, навсегда скрывая то, что осталось от некогда могучего Иного. Меня не покидало ощущение, что вместе с Книжником я хороню и свою прошлую жизнь.
Прихрамывая, опираясь на палку, я неспешно пошел к выходу с кладбища, где меня ждало такси.
Сколько похорон было за эти дни… Погибших товарищей предавали земле в закрытых гробах, без лишнего шума. Все почести вполголоса, оглядываясь. Как жили сотрудники нашего маленького Дозора, так и умирали – тайно. Где-то на глубоких слоях Сумрака, куда уходят Иные после смерти, им не одиноко сейчас.
Нелли все-таки разыскала меня в то утро в нише под трибунами «Лужников». Не представляю, как ей удалось скрыться от Темных патрулей и где девушка взяла силы, чтобы вынести меня подземными ходами со стадиона и потом еще довезти до института Склифосовского (там на следующий день меня и нашел Скиф).
После этого Нелли исчезла. Вместе с Перстом Энлиля.
Скандал был грандиозный. Я едва оправился от полного энергетического опустошения, переломанные ноги только начали срастаться – но ко мне в больничную палату уже зачастили эмиссары от Большого Дозора. Мою память вскрыли и исследовали по минутам воспоминания о первомайской ночи. Дозорные подолгу расспрашивали меня о том, куда могла скрыться Нелли, да в каких я был с ней отношениях, да почему я доверил волшебнице пятого уровня такой ценный артефакт. Я отвечал коротко и не совсем вежливо – и эмиссары вскоре удалились; но все дни после этого я чувствовал деликатное, скрытое наблюдение. Гесер понял, что мы с Нелли больше чем просто соратники; он надеялся, что девушка попытается связаться со мной. Скиф также сообщил мне по секрету, что ориентировка на нашу блондинку разослана по всем отделениям Дозора у нас в стране и даже за рубежом. Как только она попытается продать эту величайшую ценность или выменять на что-то (использовать ее по назначению она больше не могла), девушку схватят.
Но я и в самом деле ничем не мог помочь следствию. Исчезновение Герды стало для меня таким же печальным сюрпризом, как и для других. Я не мог поверить в то, что корысть задушила в ней все прочие жизненные мотивы, но другого объяснения просто не находилось.
Потом были похороны. Тяжелее всего пришлось на прощании с Женькой. Ее тело нашли в реке через несколько дней после Вальпургиевой ночи и опознали только по татуировке на плече: ангел, поражающий мечом дракона. У Женьки было множество друзей среди Иных и людей. Ее любили. Многие винили в ее смерти вашего покорного слугу, и Скифу так и не удалось до конца убедить меня, что они не правы. Стоя в плачущей толпе у ее закрытого гроба, я ловил на себе много тяжелых взглядов, но продержался до конца – пока деревянный ящик, обитый белым шелком, не опустили в яму и не забросали землей. И лишь потом ушел, поддерживаемый под руку Скифом. Объяснять кому-либо из Женькиных друзей, что произошло на самом деле, я не хотел, да и не имел права. Пусть от нашего Тайного Дозора почти ничего не осталось – мы по-прежнему хранили в секрете наши дела.
Меня перевезли из «Склифа» в больницу при Большом Дозоре на «Соколе», но вскоре отправили домой. Скиф ежедневно навещал меня. Он сидел недолго в кресле у изголовья, сухо пересказывал последние новости и затем возвращался к своим делам. В Большом Дозоре были в целом довольны результатом наших усилий. Но кровавые события тридцатого апреля и последующее исчезновение нашей сотрудницы с ценным артефактом сильно испортили картину. Тайного Дозора больше не было, и решение о судьбе этого проекта Гесер тоже пока не принимал – по крайней мере до окончания следствия. Скиф стал еще более мрачным и немногословным, чем до Вальпургиевой ночи.
Добавило негатива и сообщение о том, что Дориан остался жив. Предположительно, он как-то сумел освободить от пут единственную уцелевшую руку и добраться до лежавшего неподалеку тела Олега. В его кармане Темный маг нашел заряженный амулет и с его помощью смог выбраться из подвала. К счастью, Дориан не успел предупредить Дневной Дозор, что на шабаш сумели проникнуть двое врагов.
Все эти новости я выслушивал равнодушно, без эмоций. Внутри что-то перегорело после той ночи. Кладбищенский холод многих прощаний выстудил душу до самых глубин. Мною овладела апатия. Я мог часами сидеть у окна, глядя на ускользающую прочь жизнь. Вечерами я заставлял себя выходить на улицу и разрабатывать заживающие ноги. Спасибо нашим целителям – через несколько дней я уже мог ходить, опираясь на палку, но боль еще часто возвращалась. Я съездил к родителям на Коломенскую и не без труда убедил их, что с ногами все в порядке, просто разболелись суставы.
После визита к ним я вспомнил о Книжнике. Не могла же Нелли оставить дядю без всякого попечения? Я отправился в соседний дом и обнаружил выходящую из него похоронную процессию.
Следующую ночь я провел без сна, глядя на пляшущие на потолке тени. Я заставлял себя не думать о Нелли, но ее образ сразу же вставал перед моими глазами, как только я смыкал веки. Силы постепенно возвращались ко мне, и я время от времени мягко соскальзывал в Сумрак, прислушиваясь к его прохладной булькающей пустоте. Мне казалось – я слышу где-то далеко ее голос, приглушенный огромным расстоянием, словно шепот березовых листьев за окном. Но сразу же укорял себя за наивность. Нелли – умная женщина. Она знает, что сильные маги, приставленные Гесером, будут наблюдать за мной и сцапают ее сразу же, как только она попытается войти со мной в контакт, будь она даже на другом конце света.
Едва рассвело, я оделся, вызвал такси и снова поехал на Коломенскую. Поднявшись на этаж, где находилась квартира Нелли, я обнаружил деловитую суету. Магическая защита Книжника, конечно же, исчезла. Дверь в квартиру была открыта нараспашку, и коридор заливал электрический свет. Я увидел снующих грузчиков с коробками и мебелью в руках, а в прихожей моей подруги покачивалась с пятки на мысок кряжистая фигура дяди Кеши. Он рассматривал какой-то список, кивая своим мыслям.
– Что здесь происходит? – спросил я. – На каком основании?
– Вам-то что до этого, молодой человек? – спокойно ответил Иннокентий, не отрываясь от своих бумаг.
– Здесь жили мои друзья…
– И мои.
– Но Нелли может еще вернуться сюда!
Он покачал головой, пристально посмотрел на меня. Внезапно я понял: дядя Кеша неуловимо изменился. От него больше не пахло за версту паленой водкой. Жесткая поросль на сизых щеках была аккуратно подстрижена, да и сами щеки стали как будто светлее, чище. Дырявый свитер времен строительства БАМа сменил вполне приличный вельветовый пиджачок.
– Нелли сюда не вернется, – сказал он невозмутимо, – никогда.
Я протиснулся в квартиру мимо двух грузчиков, уносящих на лестницу шкаф, и дрожащей рукой взял алкоголика за отворот пиджака:
– Немедленно отдайте мне ключи от этой квартиры. И верните назад все вещи!
В глазах Иннокентия полыхнуло, но он сдержал себя.
– Раз уж вы были другом Нелли, к тому же сильно покалечились, я прощаю вам эту наглость. Вот, прочтите.
Я взял из его рук лист бумаги и без сил опустился на стул. Палка моя со стуком покатилась по паркету.
Это было завещание.
Книжник отписал квартиру и все домашнее имущество Гудкову Иннокентию Константиновичу, 1940 года рождения, паспортные данные такие-то, адрес Москва, улица Коломенская, дом пять, квартира…
– Не может быть, – прошептал я, – это незаконно. Он же не выходил из комы.
– Вот подпись нотариуса. А это – подпись Нелли Кравцовой. Она действовала от имени парализованного дяди. И квартиру, и все ценное имущество она когда-то приобрела на его имя.
Я бросил взгляд в комнату, где на обоях красовалось изумительное рукописное изображение горы Фудзи. Мне казалось, я еще слышу эхо нежного голоса Нелли, поющей песню Егора Летова под тихий перебор гитарных струн. Все это было так давно – и как будто вчера. На полу в картонной коробке лежали аккуратно уложенные книги.
Им же цены нет! Неужели все получит какой-то алкаш?!
– Нет, – сказал я, неловко вставая на ноги, – нет, нет, нет, я вам не позволю. Должно пройти время, могут появиться другие наследники, оспорить завещание.
– Никто не появится, – Иннокентий смотрел на меня с непонятной печалью, – я уже продал обе квартиры и уезжаю. Завтра меня не будет в городе.
Внезапно меня посетила мысль – настолько странная, что я почувствовал головокружение. Я редко видел раньше дядю Кешу, но все же сумел запомнить его… и сейчас, в беседе с этим человеком, одно ощущение не отпускало меня…
Это был не дядя Кеша. Не похож он на дядю Кешу. Ни по манерам, ни по речи. Даже вчера на кладбище, когда он выпрашивал у меня деньги, это была просто игра на публику. Он подходил убедиться, что узнал меня. Кого же этот человек тебе напомнил…
Книжник? Книжник в образе своего соседа? Но как такое возможно?
Меня зашатало. Я схватился за стену, чтобы не упасть. Мой собеседник поддержал меня под локоть и протянул палочку.
– Это скоро пройдет, Матвей, – сказал он бесцветным голосом, – у вас молодое и крепкое тело.
– Где… где она? – сиплым шепотом спросил я.
– Не знаю. Клянусь вам, не имею понятия. Мы догадывались, что ее будут искать, поэтому решили – лучше мне не знать.
Грузчики протопали мимо нас в комнату, подхватили письменный стол Нелли и, пыхтя, поволокли его на лестницу. Пока они не ушли, мы сохраняли молчание.
– Скажите… она что-нибудь просила передать мне?
Книжник только покачал головой.
Вот как. Значит, Нелли обо мне даже не вспомнила…
– Не терзайтесь, – мягко сказал Книжник, – думаю, она просто не успела. У нас было очень мало времени.
– И теперь вы…
– Теперь я уезжаю. Не спрашивайте куда. Я и так рассказал вам слишком много. А моя девочка теперь свободна, как солнечный луч, – она столько лет мечтала об этом.
Мой взгляд упал на подоконник. Там лежала серебряная цепочка с янтарным амулетом.
Я вышел из подъезда, и в этот момент хлынул проливной дождь. В дерево над рекой ударила молния – и в ее ослепительном, залившем небо сиянии я наконец понял все.
Капли катились по моему лицу, а я громко хохотал, стоя посреди улицы, – и редкие прохожие обегали меня стороной, с опаской выглядывая из-под зонтиков.
Книжник! Этот древний старик, этот полутруп – он с самого начала играл обоими Дозорами, терпеливо продвигаясь к своей цели. Как получить новое тело, если старое безнадежно испорчено? Если ты прикован к постели, и единственная твоя связь с миром – племянница, слабенькая Иная с талантом целительницы? Правильно, направить ее в Ночной Дозор, где она скоро сделается своей, где благодаря уникальным знаниям будет допущена к тайным операциям. Рассказать через нее Светлым о Персте Энлиля и начать долгую многоходовую комбинацию, в которой оба Дозора будут сражаться за артефакт – не зная, что в конце концов он неминуемо окажется в руках Нелли.
Где взять новое тело? О, подойдет любое более-менее целое, даже соседский алкоголик сгодится – ведь после того, как Книжник займет его, такой опытный маг, как он, сможет сделать его молодым и здоровым. Да и родственники бывшего владельца этого туловища не станут сильно докучать.
Но только Книжник никогда и никому не сможет отдать артефакт. Если кто-то отберет его силой – дядя Нелли навсегда уйдет в Сумрак. В прежнее тело больше нет пути. Значит, и его племянница вряд ли когда-нибудь вернется в Москву. Она не станет подвергать риску достигнутое таким трудом.
Подожди, подожди, сказал я себе, чувствуя, как горят щеки, значит, и ты сам был только частью этого плана? Значит, умная девчонка использовала тебя, потому что в этой комбинации ей понадобился вор?
Я стряхнул с лица капли воды, отшвырнул надоевшую палку – и, весь мокрый, заковылял по асфальтовой дорожке вдоль домов куда глаза глядят.
Почему бы и нет. Она опытная женщина, только на вид молоденькая, как первокурсница. Между вами столько лет разницы, зачем ты ей? Нелли умело притворялась, вот и все. «Случайно» познакомилась с тобой в магазине, затем пролоббировала твою кандидатуру в Дозор и, наконец, умыкнула артефакт, когда мы закончили наше дело в «Лужниках». Не зря теперь следователи трясут именно тебя.
Никто и никогда не найдет Нелли – потому что она не попытается продать или обменять Перст Энлиля. Она сразу отдала его дяде и бежала далеко-далеко.
Наверное, я должен был чувствовать разочарование и грусть. Но восхищение было сильней.
Мою историю на этом можно было бы и закончить.
Но у нее есть продолжение.
Два месяца спустя после того грозового майского утра я стоял в аэропорту Шереметьево и смотрел на взлетающие самолеты. Посадку на мой рейс уже объявили, но не начали – и пассажиры выстроились в очередь к воротам, сжимая в руках посадочные талоны, мобильные телефоны, ручную кладь, маленьких детей и пакеты из дьюти-фри. Не люблю такие моменты. Не понимаю, зачем нужно толкаться в очереди, если посадка еще не началась, а места все равно расписаны при регистрации?
Я вышел из терминала и с наслаждением вдыхал прохладный воздух. В лазурной бездне над аэродромом распушили шерстку легкие белые облачка, пригревало солнце, и полет обещал пройти прекрасно.
– Уезжаешь? – спросил за спиной знакомый голос.
Скиф подошел незаметно, словно соткался прямо из воздуха. Впрочем, разве ему это не под силу?
– Уезжаю, – просто ответил я.
На нем были все тот же поношенный черный плащ и мешковатый свитер. И странное дело – как только Скиф появился, солнце скрылось за невесть откуда взявшееся лохматое облако. Не хватало еще дождя…
– Возвращайся, Кот. Попутешествуешь и приезжай в Москву.
В его единственном сером глазу я впервые увидел теплую искру.
– Хочешь начать все сначала? – спросил я.
– Продолжить. Гантрам получил отставку и вернулся в Мюнхен, трое его дозорных погибли. Сет скрывается – мы заявили на его действия протест, и в этот раз Кролевский меня поддержал. Но все это не значит, что Тайный Дозор больше не нужен.
– И что дальше?
– Продолжится проект или нет – ты сам знаешь, кому решать. Но мое слово не последнее. Остались ты, я и Герда, трое не самых слабых бойцов. Наберем новичков.
Остались, слово-то какое… Тут больше подходит «исхитрились выжить». Я покачал головой:
– Ты мстишь Темным за погибшую любовь. Гесер играет с Завулоном в старую, как мир, игру. Но у меня к Дневному Дозору нет счетов.
– Зато у них к тебе есть. И жизнь – твоя, моя, всех этих людей, – он взмахнул рукой, – лишь маленький комочек света и тепла в море холода и тьмы. Если ее не оберегать, холод и тьма однажды окажутся сильнее, и свет погаснет.
От взлетной полосы легко оторвался белый пассажирский Ту-204, взмыл над лесом, лег на крыло, выруливая на курс. Мы проводили его взглядами.
– Но Герда, – вспомнил я, – если она вернется – ее ждет наказание. Такие поступки Гесер не забывает.
– Вот что, Кот, – он взял меня за плечо, – я не спрашиваю, куда ты летишь. Но если вдруг ты случайно – случайно – где-нибудь встретишь Герду, передай – я не держу на нее зла.
– Скиф… она украла Перст не для себя. Она сделала доброе дело.
Шеф прищурил глаз:
– Ты что-то знаешь об этом?
– Только догадываюсь, – спохватился я, – но если мои догадки верны – ни Ночной, ни Дневной Дозоры никогда больше не увидят Перст Энлиля.
Скиф кивнул:
– Тем лучше. Он свою функцию выполнил. Скажем древнему богу «прощай».
– Надеюсь, в Большом Дозоре тоже поймут это.
– Надейся. Кстати, поздравляю: у тебя уверенный третий уровень.
– В самом деле? Спасибо.
Когда же я его заработал? Наверное, прорвавшись на второй слой Сумрака. Но если бы Скиф не сказал – я бы долго еще не думал над этим. Голова была все эти дни занята другими вещами.
– Послушай, – вспомнил я, – что стало с теми ребятами из лагеря? Ведь ради них, по большому счету, весь этот цирк затевался.
– Они стали Иными, конечно. Половина Темными, половина Светлыми. Поровну.
– А тот мальчишка, Артем? Светлый?
– У тебя были сомнения? – Скиф усмехнулся. – Наш, конечно. Думаю, в этом есть и твоя заслуга.
Он помолчал, словно собираясь с мыслями:
– Я, собственно, вот что хотел тебе рассказать. Знаешь, я нашел ту девочку-прорицательницу, Яну. Пришлось усыпить ее мамашу, чтобы поговорить с ней.
От неожиданности я выронил посадочный талон и долго не мог поднять его с асфальта: пальцы не слушались.
– Видишь ли, – продолжал Скиф, – после вашей истории с Рысью я решил распутать некоторые ниточки. Женя действительно применила к тебе приворот. Очень искусно и осторожно, даже я тогда ничего не заподозрил. Я предположил, что и Яночку Рысь могла подговорить на это представление – дабы отпугнуть тебя от соперницы.
– И что же? Что она тебе сказала?
Сердце мое колотилось, словно после стометровки. До этой минуты я не осознавал, как это предсказание угнетало меня. К выходу из терминала подогнали новенький автобус, и пассажиры нестройной толпой потянулись к его дверям – но я даже не думал последовать их примеру.
– Я хочу, чтобы ты знал, Кот: прорицательница не лгала. Она действительно заглянула в ваше с Гердой будущее и потеряла сознание от страха. Если вы с ней будете вместе – однажды вас ждет нечто ужасное. Предположу – не только вас.
– Что именно она увидела? – устало спросил я.
– Ты слишком многого хочешь от маленькой девочки. Она и так в обмороки падает от одного предчувствия. Защитная реакция психики.
Я коротко пожал плечами:
– Предчувствие может и не сбыться. Если бояться таких вещей – вообще не стоит жить на свете.
– Другой реакции я не ожидал, – на губах Скифа появилась легкая улыбка, – но мое дело тебя предупредить.
– Спасибо, Андрей.
Я достал из сумки амулет Нелли, снял с шеи свой – и протянул их уже бывшему шефу. Мы пожали друг другу руки.
– Ты вернешься, – сказал он.
– Не вернусь, – ответил я.
– Хочешь поспорить?
* * *
Самолет оторвался от взлетной полосы, набрал высоту и заложил круг над аэродромом. Я смотрел в иллюминатор на огромный город внизу и думал о склонности руководителей Дозоров к хитрости и манипуляциям. Сколько раз за последние месяцы меня обманывали? Трогательно прекрасная школа жизни для молодого Иного. А зачем этот разговор в Шереметьево? Скиф, как и его учитель, Великий Гесер, никогда не делает ничего без задней мысли.
Мы поднялись над облаками, и яркий белый шар солнца вплыл в мой иллюминатор.
Нет, сегодня Скиф сообщил тебе все в лоб: Дориан на свободе. Если ты встретишь Нелли, вам самим не справиться с угрозой. И только одноглазый московский Иной с исцарапанным лицом может дать вам шанс. Если вы вернетесь к нему под крылышко.
Я тяжело вздохнул, глядя вниз на белые спины облаков.
Не слишком ли много «если»? Кому как – а мне слишком не по нраву быть крапленой картой в руке невидимого игрока.
Через час самолет сел в аэропорту Пулково, Санкт-Петербург. Здесь я сделал пересадку и к вечеру долетел до Мадрида. Не покидая зону транзитных пассажиров, сел на самолет до Нью-Йорка и неплохо выспался, пока летели над океаном.
Недостатка в деньгах я не испытывал. После выхода из больницы я вставил карточку в банкомат, вызвал на экран баланс и не поверил своим глазам. Как бы ни был Гесер расстроен из-за пропажи артефакта, неблагодарным или скупым его никто не назвал бы. Я мог несколько лет жить безбедно.
В Нью-Йорке я купил билет наугад и оказался в Сантьяго. Потом были Сидней, Шанхай, Дубаи, Каир… Я ни разу не покинул транзитные зоны аэропортов, не проходил регистрацию для Иных и предъявлял документы только при покупке билетов. В каждом городе я доставал из сумки новый паспорт на новое имя и расплачивался только наличными. Да, я хорошо подготовился к этому путешествию. Несколько дней я перемещался по миру, и отследить меня от Шереметьево до конечной точки смог бы только тот, кто летал вместе со мной, поэтому перед каждым новым рейсом я на всякий случай запоминал всех пассажиров.
Несколько дней в таком темпе вымотали меня. Когда я наконец оказался в аэропорту Симферополя, я готов был упасть на колени и поцеловать землю.
Я никуда не спешил. Доехал на такси до центра города и купил карту Крыма, чтобы не заблудиться. Спокойно перекусил в кафе, слушая пение птиц в кронах тополей на бульваре. У меня была с собой только легкая сумка, и я решил прогуляться до автовокзала пешком. Но когда я выходил из кафе, заметил притормозившего у перекрестка мотоциклиста на «Kawasaki» – совсем таком же, как тот, что я потерял в январе, убегая от агентов Гантрама.
– Постой, друг, – я заступил дорогу мотоциклисту, – сколько стоит твоя машина?
– С ума сошел? Я не собираюсь ее продавать!
Однако через несколько минут он остался стоять на тротуаре, ошалело разглядывая увесистую пачку купюр, а я уже ехал на его мотоцикле вдаль по улице. Кожаную куртку и шлем я взял бонусом.
Я выехал из Симферополя и полетел по старенькому залатанному шоссе на юго-запад – туда, где ждало меня море. До этой минуты я видел его лишь в иллюминатор самолета, в разрывах облаков далеко внизу.
В Бахчисарае я остановился у рынка, купил два килограмма сочных зеленых яблок и пристроил в багажную сумку мотоцикла. Потом нашел на карте Качу и отправился туда. Солнце лениво скользило вниз по апельсиново-рыжему, бездонному небу; раскрашивало горбатые спины гор в мягкие золотистые тона. Я снял шлем и наслаждался теплым ветром в лицо.
Когда я добрался до Качи, слева загорелась яркая полоска моря. Я притормозил у въезда в поселок и некоторое время собирался с духом. Отчего-то сердце мое билось так, что я долго сидел на обочине, успокаивая его бег дыхательными упражнениями.
Что с тобой? Ты не испугался броситься под удар чудовища, закрывая собой девушку; не струсил в подземельях перед превосходящими силами Темных; ты догнал Дориана на втором слое Сумрака и справился с ним – что же тебя испугало сейчас?
Ты боишься не найти Нелли здесь. Все, что у тебя есть, – случайно оброненные ею слова в ту ночь в поезде «Арзамас – Москва». Ты и вспомнил-то их чудом после всех передряг. Если Нелли нет в этом тихом поселке – идти тебе больше некуда.
Я запрыгнул в седло мотоцикла и медленно поехал по главной улице, разглядывая дома и заборы.
Старинное двухэтажное здание с зеленой черепичной крышей обнаружилось в самом конце – там, где улицу пересекала проселочная дорожка, убегающая к морю. Внешний вид дома свидетельствовал о долгом запустении: облупившаяся краска фасада, покосившийся штакетник забора, выпавшие куски черепицы на крыше. Но были и хорошие знаки – новые чистенькие окна с занавесками, присыпанная гравием подъездная дорожка. Здесь жили, и жили с недавних пор!
Я припарковал мотоцикл на обочине и, сделав глубокий вдох, нажал на кнопку звонка у ворот. Сейчас зазвучат за забором ее легкие шаги… мелькнут светлые волосы…
Но дом оставался тих. Никто не спешил мне навстречу.
Я еще раз нажал на кнопку и долго держал палец на ней, слушая, как в доме заливается трель звонка.
Пушистый белый котенок проскользнул между досок забора, доверчиво потерся о мою ногу, выпрашивая еду. Дом оставался тихим и безжизненным.
– Значит, это ты здесь обитаешь? – Я присел, провел ладонью по шерстке кота, и он немедленно принялся урчать. – Где твои хозяева, признавайся…
Из калитки напротив вышла старушка в цветастой косынке и легком платье. Лузгая семечки, она с дружелюбным интересом наблюдала за мной.
– Здравствуйте, – сказал я, – не подскажете, здесь люди живут?
– Живут, – прошамкала старушка, собирая шелуху в ладошку, – а вам что, комнату снять? Так лучше у меня, дешевле возьму…
– Простите, – нетерпеливо перебил я, – а кто тут живет? Девушка молодая, блондинка? Возможно, с дядей вдвоем?
– У, нет – таких тут не видали, – моя собеседница покачала головой. – Приезжая из Ленинграда проживает. Сняла на все лето. Но какая ж она молодая – почти пенсионерка, как я. Мария Владимировна звать. Интеллигентная женщина, в школе учителем работает. Да вы не ломитесь понапрасну – она, наверное, купаться пошла. Море-то теплое, а солнце к вечеру не так жжется…
Я почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног. Наверное, я сильно побледнел, потому что бабуля перестала грызть семечки и всплеснула руками:
– Что с тобой, внучек? Голова закружилась?
– Нет… ничего не закружилось…
– Может, тебе молочка козьего холодного дать?
– Спасибо, не хочется…
Наверное, можно было садиться на мотоцикл и ехать назад… До Москвы не так уж далеко, доберусь за сутки по прямой через Харьков. Или остаться здесь и ждать Нелли? Выкупить этот дом – денег хватит… Наивно. Сколько лет пройдет, прежде чем она вспомнит о своей мечте с зеленой черепичной крышей?
Да и вспомнит ли? У нее теперь бесконечное количество времени. Вечной печалью мы платим за вечную юность.
Я понуро зашагал по проселочной дорожке вниз. Вскоре она пошла под уклон, я обогнул колючие заросли можжевельника – и внезапно передо мною стеной встало море.
Я стоял на краю отвесного обрыва, и где-то внизу сонно вздыхал прибой, а на песке копошились крошечные загорелые фигурки – но, ошеломленный новой для меня стихией, я не замечал деталей. Море распахнулось мне навстречу от горизонта до горизонта, необъятное, дышащее соленым ветром, прозрачно-серое, в миллионах золотых, рыжих и алых вечерних бликов. Над ржавыми утесами из песчаника плакали чайки. Солнце намеревалось нырнуть за окоем и сияло мне прямо в лицо – но свет его был ласковым и не обжигал глаз. Накатило сожаление – за двадцать пять лет своей жизни я впервые видел такую красоту и мощь. Волны накатывались на пляж, взметая белые комья пены, и с тихим шорохом откатывались назад.
Сбросив куртку, я уселся на плоский камень и долго смотрел на горящую живую стену золота. Спокойное опустошение пришло на смену разочарованию. Что ж, настало время поставить точку. В этой истории каждый добился того, к чему стремился. Скиф остановил рвущегося к доминированию Завулона. Книжник получил новое тело и теперь не спеша займется местью. Нелли помогла ему в этом, сплетя интригу столь тонкую, что позавидовали бы многие опытные и сильные маги. А я получил лишь множественные переломы и деньги – которые мне не на что тратить.
Я ни в чем никого не винил. Будет новый день и радуга над пеплом. Если бы я вдруг вернулся назад, в тот морозный январский вечер на Ходынке, – я снова сказал бы Скифу «да».
Скоро я войду в теплое море, и оно смоет с меня груз этих долгих холодных московских месяцев.
По тропинке снизу поднималась стройная загорелая фигурка в шортиках и майке. Длинные светлые волосы, влажные после купания, шоколадная кожа тонких рук и ног, полотенце на плече. Что-то в неторопливой грациозной походке показалось мне знакомым… нет, просто показалось… или…
Я прикрыл глаза ладонью, но сложно было что-то разглядеть против яркого закатного солнца. Только изящный силуэт. Не может быть…
Конечно, не может, сказал я себе. Ведь Нелли не могла скрыть от соседки свой истинный облик с помощью магии? Не могла подзагореть и назваться Марией Владимировной из Питера, не так ли?
Девушка на тропинке заметила меня. Мгновение она стояла на месте, словно не верила глазам, – затем выронила полотенце и побежала навстречу.
Май – ноябрь 2016 Москва – Севастополь В романе использованы произведения рок-групп «Гражданская оборона», «Черный Лукич», «Наутилус Помпилиус», «Сплин»
Егор Летов, «Гражданская оборона» – «Мы уйдем из зоопарка».
Егор Летов, «Гражданская оборона» – «Пуля виноватого найдет».
Илья Кормильцев, «Наутилус Помпилиус» – «Нежный вампир».
Егор Летов, «Гражданская оборона» – «Забота у нас такая».
Упражнения карате.
«It won’t be long», «Let’s twist again», «Good golly miss Molly» – названия популярных песен 1950-х и 1960-х годов.
«Испорченный мальчишка» (ит.).
Александр Васильев, «Сплин» – «Выхода нет».
Мой дружочек (нем.).
Лучше поздно, чем никогда (нем.).
Вадим Кузьмин, «Черный Лукич» – «Мы идем в тишине».
Егор Летов, «Гражданская оборона» – «Оптимизм».
Егор Летов, «Гражданская оборона» – «Новый день».
Проваливай, дрянь! (нем.)