– Вот что, уважаемый… кхм… Вы вот говорите, может, сгодится для чего… Может, и сгодится. Вы… кхм… Обождите до вечера, отдохните в городе-то… кхм… с дороги. Только вытащите великана своего обратно на берег. То ведь раки съедят!
Оболиус открыл рот, чтобы что-то сказать, но под строгим взглядом учителя сейчас же замолчал. Толлеус же рассуждал не долго: вроде, к нему после присвоения статуса «чародей» стали со всем уважением, про плот у пирса даже не заикаются. И даже намекнули, что с монстром что-то может получиться. К тому же город большой – давно пора прикупить что-то по мелочи, чего в деревнях не бывает. Да и время уже сильно за полдень, чтобы надеяться до вечера доплыть до приличного поселения. Кивнув, искусник опять потащил тушу из воды.
– Как ваш город-то называется? – спросил бывший настройщик между делом.
– Саматон, – рассеянно отозвался старик-смотритель, наблюдая, как чудовище появляется из воды.
– А тварь-то эта?
– Как правильно, я даже не скажу, – развел руками дедок. – Здесь-то их все… кхм… живоглотами зовут. Потому что даже у той мелочи, что наши рыбаки бьют, пасть такая, что собака целиком помещается… кхм…
Как Оболиусу ни хотелось тоже погулять в городе, он был оставлен на хозяйстве. Старик перед уходом еще и дело поручил – очистить палубу в загоне мохнаток. Обычно на стоянке стадо сводили на берег, где оно всю ночь тихо-мирно паслось, и чистка заключалась в том, что Толлеус немного притапливал нос плота, а подросток смахивал дощечкой на длинной палке всю грязь, что оставалась после животных. Из-за этой грязи вдобавок сами мохнатки часто пачкались, чего во время пешего путешествия не случалось.
Сейчас также не получится – надо как-то ухитриться вымыть палубу прямо с животными на ней. Как – пока что Оболиус представлял смутно. В загоне и места не так, чтобы много, и зайдешь, так повалят – парень уже не раз сталкивался с этой их мерзкой привычкой. Требовалось подумать. Причем времени на это было не так, чтобы много – старик должен раздобыть корм и вернуться.
В отличие от Толлеуса, Оболиусу больше нравилось путешествовать по дорогам, чем по реке. Работы для него из-за регулярной чистки животных не сказать, что стало сильно меньше, зато общение с людьми вовсе сошло на нет. Другой раз хотелось поиграть со сверстниками, пошалить. И еще девчонки… К «любви всей жизни» Сабрине из родного Олитона он к своему немалому удивлению охладел еще в Широтоне. Там были другие девочки, еще лучше. Но и они остались в прошлом, и сердце страдало от пустоты. В общем, Оболиус маялся от одиночества. Старый искусник – не та компания, когда хочется поговорить. Того хуже – на реке Толлеус переключился с Искусства на обучение грамоте. Он хотел, чтобы юный олитонец сам изучал книги, а не тратил по минуте на слово, водя пальцем по иллюзорной странице. Эта наука давалось Оболиусу с трудом, поэтому учиться читать ему не нравилось.
А еще парню совсем не нравилось, что его собственного заглота обступили зеваки, а на него самого – удачливого рыболова, внимания не общарают и даже не подозревают о его существовании.
В общем, вид кольца зрителей на берегу, бульканье проснувшихся химер и задание искусника сподвигли его на авантюру. Парень, регулярно вселяясь в тела своих мохнатых подопечных, научился одному трюку. Если раньше он полностью брал управление на себя и заставлял животное бездумно выполнять свою волю, то сейчас мог, полностью не перехватывая управление, отдать какую-то команду. При этом определенная свобода выбора у химеры сохранялась. Например, прикажи он ей рыть землю, полностью подавив волю, начтет рыть без раздумий, даже если стоит не на земле, а на брусчатке. В случае же мягкой просьбы химера тоже с энтузиазмом начнет копать, но как бы по собственному желанию, и место выберет, где ей больше нравится. При этом у второго способа была еще одна интересная особенность – мохнатка не бросала выполнять задание, лишь только Оболиус «отпускал» ее, потому что искренне считала это своим желанием. Да, она могла чем-то отвлечься, но, обычно, через какое-то время, а не сразу.
Вот и сейчас он надумал воспользоваться этим новым умением. По одному вселяясь в животных, он внушал каждому желание двигаться за товарищем. В итоге выстроил цепочку, которую незримо возглавил. Мохнатки гуськом подошли к толпе зевак и уверенно полезли сквозь нее к туше. Тут был опасный момент – если бы кто-нибудь пихнул какую-нибудь химеру в цепочке, та могла передумать следовать за товаркой. Поэтому Оболиус, сидя на плоту, постарался самым первым в колонне животным, которое контролировал полностью, растолкать людей, агрессивно при этом булькая. Зеваки расступились, а стадо замкнулось в кольцо вокруг туши, продолжая при этом иди. Дело в том, что первой химере юный чародей тоже дал установку, как и прочим – следовать за товаркой. Он даже не поленился опять вселиться в некоторых мохнаток, чтобы они тоже стали булькать. Нужно сказать, мохнатки были стадными животными и молчунами не были, так что такая «просьба» поводыря была ими воспринята благосклонно.
Зрелище получилось странное, непонятное, оттого пугающее. Люди попятились, какая-то женщина испуганно вскрикнула. Парень же торопливо принялся работать с нитями, привязывая их к носу плота и пирсу, силясь притопить переднюю часть палубы.
Толлеус делал это иначе – он вытаскивал часть сфер с воздухом, обеспечивающих плавучесть. Оболиусу это было сложнее, он пошел своим путем. И добился своего.
Постоянно косясь на берег, проверяя, не начали ли разбегаться его подопечные, он, сбросив башмаки и закатав штаны, ринулся на палубу со своим скребком. Торопливость его и подвела – в какой-то момент подскользнулся и рухнул навзничь. Глубина была едва по щиколотку, но все равно одежду намочил.
Настроение сейчас же упало – смены нет, сам сушить не умеет, костер не развести… Требовалось поскорее вернуть животных в загон, чтобы ждать возвращение искусника хотя бы в том каменном здании, а не на улице – к вечеру в мокром под открытым небом зябко.
Палубу он домыл быстро. Может, не так качественно, обычно, но приемлемо. Вернул мохнаток на место без происшествий – тут повезло. Животным на мокрой палубе не понравилось, стали ругаться на своем булькающем языке, но парень сейчас был не в том настроении, чтобы сочувствовать им и успокаивать.
Подчиняясь непреодолимому желанию сделать окружающим какую-нибудь гадость, Оболиус нитями подергал голову и челюсть заглота, шуганув зевак, а сам отправил в здание на разведку чародейское Око.
К сожалению, сеновала там не оказалось, что в общем-то и не удивительно, но темный угол под лестницей рядом со входом нашелся. Туда-то Рыжик и направился.
Ветра тут не было, так что сидеть в мокром было вполне терпимо. От нечего делать парень стал развлекаться с Оком. Во-первых, нужно было приглядывать за плотом, во-вторых, нужно же чем-то занять себя!
Конструкт быстро облетел всю прилегающую территорию, заглянул даже во все комнаты приютившего его дома. В самой большой и богатой обнаружился давешний старик-смотритель, который что-то объяснял, размахивая руками, скособоченному мужику с золотыми кольцами на мясистых пальцах. Подслушать, о чем они говорят, было бы интересно, но, увы, Око звук не передавало.
На улице зацокали капыта, и заинтересованный Оболиус через конструкт увидел, как к дому со стороны города подъехала нарядная коляска, запряженная парой белых лошадей. В ней сидели мужчина с модной среди аристократов тонкой тростью и мальчик лет четырнадцати, непоседливо вертящийся на мягком диванчике, будто из него гвоздь торчит. Да еще кучер в нарядной красной рубахе – парень лет двадцати, о котором кроме этой рубахи и сказать-то было нечего – никакой.
Не один только ученик искусника заметил прибывших – из большой комнаты появился Скособоченный и, выйдя на улицу, рассыпался в приветствиях так, что даже Оболиус услышал. А потом встречающий и приехавший господин прошли обратно в дом, а мальчишка остался на улице. Впрочем, в коляске ему не сиделось, поэтому он выбрался из нее и стал бродить по двору, стараясь сунуть нос в каждый сарай, но при этом не запачкаться.
От аристократов Рыжик всегда старался держаться подальше, но это все-таки был сверстник. По опыту ученик искусника знал, что юные аристократы вполне могут быть нормальными ребятами, которым домашнее строгое воспитание поперек горла и только отвернись – убегут играть с дворовыми мальчишками. Дружить с такими было выгодно – у них водились денежки на сладости, или же торговцы на рынке, узнавая именитых детей, давали свой товар под их честное слово, который, естественно, доставался всем. Ростом Оболиус был побольше, и, возможно, старше, что также было немаловажно. Внешность, конечно, тоже играла роль при знакомстве, и ученик искусника не обольщался на свой счет – тут ему похвастать нечем. Есть ребята, которые одной лишь крепкой фигурой и пронзительным взглядом заставляли любого чувствовать себя неуверенно и отповедей даже от самых заносчивых детей богатеев никогда не получали. Что ж, по крайней мере, Оболиус был уверен, что его не побьют, даже если познакомиться не получится. Это раньше приходилось полагаться лишь на свои не самые внушительные кулаки, а сейчас даже вооруженный мечом взрослый мужчина ему не страшен, если один… В общем, можно было попробовать заговорить, тем более что неудовлетворенное желание рассказать хоть кому-нибудь, как он ловил гигантского живоглота, никуда не делось.
Когда Рыжик окликнул мальчишку, тот, обернувшись, недовольно вздренул нос, но все-таки ответил.
Нифис, как Оболиус и сам догадался, оказался сыном того господина, что прошел в дом. А приехали они как раз чтобы посмотреть на гигантского живоглота, слухи о котором поползли по городу. Сын же остался в коляске, потому что скучные разговоры ему были не интересны, зато он надеялся где-нибудь в сарае, или куда там оттащили тушу, увидеть чудовище.
О такой удаче юный олитонец даже не мечтал. Хвастаться перед взрослыми всегда получалось как-то не очень. Даже когда есть, чем, все равно они смотрят на тебя не с благоговением или восхищением, а так, будто произошла какая-то нелепая ошибка и они силятся понять, как такое могло случится. Или еще хуже – стоят чуть отстранившись, с эдакой недоверчивой улыбочкой. Так смотрят на гигантскую блоху. И во взгляде их читается: «Ого, какая здоровая! Ну надо же! Ты только посмотри!» Но все равно ведь речь о блохе, и ровней себе они ее не считают. Обидно.
В общем, Оболиуса было не остановить – уж он постарался припомнить такие подробности рыбалки, которых даже не было. И, конечно же, потащил показывать свой трофей.
После последней выходки ученика искусника зеваки опять осмелели и подорались совсем близко. Правда, их уже было не столько – грузчики и судовые команды уже давно насмотрелись и вернулись к своим делам, но все вновьприбывшие первым делом шли посмотерть на поверженного монстра.
Рыжик лихо подергал за нити, клацнув зубастой челюстью живоглота, и люди опять с криком прыснули во все стороны. Нифис не видел, что там произошло, но собрался поддаться общему настроению – Оболиус еле удержал его за руку и практически насильно потащил дальше. Там, сияя, точно начищенная монета, он поставил одну ногу на морду животного и по-королевски посмотрел на сына аристократа. Тот эффектности позы не оценил – все его внимание было сосредоточено на живоглоте.
Нифис размер живоглота оценил по достоинству – убедился, что слухи не врут. И поведал, что на самом деле они не только посмотреть приехали, а отец собирается купить тушу, чтобы сделать чучело и отвезти в Широтон – в любом городе можно показывать такие диковинки за деньги, но в столице есть один человек, который по всей стране скупает такое и выставляет у себя в поместье. Как раз насчет цены отец и пошел сговариваться.
Легок на помине, из дома показался аристократ с тросточкой, в сопровождении Кособокого. Увидев Нефиса, отец нахмурился и, дернув щекой, резко приказал перестать шляться в одиночку в таких местах, а подойти и встать рядом.
По Оболиусу, который, если честно, вид имел довольно затрапезный, он мазнул до боли знакомым взглядом – когда люди наступают в коровью лепешку, эмоции те же.
После чего аристократ и вовсе повернулся к «продавцу» и, видимо, продолжая начатый разговор, бросил:
– Экземпляр хорош, беру! – А потом с брезгливостью в голосе добавил:
– И уберите этого (взмах тростью в сторону Рыжика), а то дождетесь, что беспризорники растащат все зубы на талисманы!
Слушая все это, Оболиус не просто злился, а тихо сатанел. Лицо его покрылось красными пятнами, кулаки и челюсти сжались. В голове звенело и насмерть бились две мысли. Одна – бесформенно-кровожадная, вторая – переплетеная страхом ненависть к властьимущим. Наверное, он так бы и не вышел из ступора, если бы Кособокий, привыкший распоряжаться у себя на пристани, не решил выполнить желание клиента. Вразвалочку подойдя к замершему возле речного чудовища Оболиусу, он отвесил мальчишке оплеуху и скомандовал:
– Проваливай отсюда!
Это стало для ученика искусника последней каплей. Его прорвало. А может, сыграло роль то, что теперь главным объектом для ненависти стал не аристократ, а пусть взрослый, пусть не бедный и уважаемый в городе, но простой человек. Только что олитонец мялся, не зная, что делать. А тут все само-собой получилось: пасть монстра в очередной раз распахнулась, только что созданная искусная нить дернула Кособокого прямо туда. В обычной обстановке парень вряд ли смог так просто сдернуть немаленького мужчину, но сейчас он, наверное, и лошадь бы подтащил. А потом челюсть захлопнулась, прикусив человека.
Оболиус специально не пытался «укусить» посильнее – просто закрыл живоглоту рот, но веса челюсти хватило, чтобы зубы впились в плоть и выступила кровь. А ученик искусника, уже кричал, брызгая слюной и трясясь от ярости, в бледное и круглое, как луна, лицо хозяина пристани:
– Ты!!! Ты решил продать моего живоглота? Украсть. Моего. Живоглота. И. Продать?
– Твой? Старик же хотел его куда-нибудь пристроить! – икая, зачастил прикушенный. – Мне сказали, вообще хотел выбросить на корм ракам…
Запал у Рыжика стал проходить – эмоции стали уступать место разуму, появился страх. Еще никогда он не разговаривал так не то, что со взрослыми, а даже с детьми. И на самом деле Толлеус, когда вытаскивал из под-воды трофей, выразился достаточно туманно. Вот ушлый хозяин пристани и решил ловить момент. Отдал бы вернувшемуся старику часть денег, и спроса никакого. Вроде, получается, зря взъярился. Хотя нет, не зря – нечего было руки распускать! Никому больше такое не позволено! Как там говорил учитель: «Наказание должно быть!» Вот оно – наказание. И понятное, так что все правильно.
Оболиус потянул за нить, в который раз за сегодня поднимая челюсть, и повернулся к аристократу. Тот замер в боевой стойке, выхватив из ножен короткий узкий меч с красивой гардой – не боевое оружие, но все же.
– Не бойтесь, ллэр, мертвые живоглоты без разрешения не кусают! – покровительственным тоном, будто разговаривал не с отцом Нефиса, а с ним самим, заявил ученик искусника и в душе расплылся в счастливой улыбке: он перед целой толпой народа заявил себя ровней этому аристократу, сказав «ллэр» вместо «господин», при этом макнул носом в лужу, как щенка, и тот это проглотил, не поморщившись! Нет, не чародеи, искусники и аристократы правят миром, а искусники и чародеи! Вот так!
Домлахта
Наконец-то отпала необходимость считать последние медяки – после Саматона в сундучке зазвенело серебро, причем в достаточных количествах, чтобы больше не экономить на ночлеге, провизии и фураже и не заморачиваться с поисками случайных заработков. Впрочем, оставлять мохнаток на ночной выпас на лугах было удобно. Если кормить их чем-то более питательным, чем трава, то животные быстро наедались, остаток ночи нагло дрыхли и днем просыпались значительно раньше намеченной остановки, когда плот еще находился на перегоне.
В Саматоне путники обновили свой гардероб, который за время странствий изрядно износился, а также закупили многие необходимые в путешествии вещи, с отсутствием которых приходилось долгое время мириться.
Богачом Толлеус не стал – в Оробос он въехал со значительно большей суммой. Но все равно будущее стало выглядеть гораздо оптимистичнее.
По примерным подсчетам, до восточной границы Империи оставалось не так далеко. Расстояние за спиной осталось большое – это чувствовалось по языку местных жителей. Появился непривычный акцент, иная манера строить предложения. Вроде, все понятно, но любой сразу понимает – чужеземец.
Самое печальное, что Сон-река стала ощутимо забирать южнее, и если не отказываться от идеи не уходить далеко от Кордоса, пора было опять пересаживаться в повозку, как бы этого не хотелось.
Сухопутный путь хорош только одним – мана не будет тратиться столь быстро, и удастся, наконец, восстановить белизну манокристалла. Пока что из-за ежедневных расходов прирост шел еле-еле.
Город со странным названием Домлахта. Именно здесь путники расстались со своим плотом и тем комфортом, который он подарил. Чуть больше двух недель назад они покинули Мотон, и сколько раз за это время Толлеус корил себя последними словами и вторая ипостась вторила ему, что еще в Вельне, да что там – в Широтоне не надумал путешествовать по воде. Столько пришлось протрястись по пыльным дорогам из-за этого.
Как бы то ни было, дальше предстояло опять пересаживаться в повозку и брести по чуть-чуть, покупая провиант не только себе, но и животным. До вечера было еще далеко, но дальше плыть не имело смысла. Дело в том, что сразу за городом Сон-река резко забирала на юг, где в итоге сливалась с Солнцеликой. Туда Толлеусу не надо.
Все-таки что за название такое: «Домлахта»? Слово, судя по звучанию, явно неоробосское. Тут все чаще называли города так, чтобы окончание было «тон» – какая-то прихоть первого императора. Встречались искючения, но редко.
Старик спросил у скучающих стражников, откуда пошло название и что оно означает.
– Очень старый город, – пожал плечами один, переглянувшись со своими товарищами. – Название с прежних времен осталось.
По старой привычке путешественники не стали заводить стадо внутрь городских стен – все мохнатки по выработанной от самой Вельны традиции остались под искусным куполом дожидаться хозяев снаружи. Даже корм уже был заблаговременно куплен у крестьян по дороге: целая куча мелкой до неприличия репы, пригодной разве что для скота, возвышалась рядом с загоном. Оболиус уже дважды проклял ее. Первый раз – когда грузил на новенькую повозку, второй – когда выгружал возле загона. Правда, Толлеус не переживал об этом: для того оболтус и нужен, чтобы помогать по хозяйству вот с такой работой.
Старик с помощником налегке отправились в город за горячей пищей и новостями.
Рыночная площадь, несмотря на позднее время, еще была полна народу, хотя многие торговцы уже паковали тюки с товаром. Толлеус опытным взглядом выхватил из толпы чародейский лоток, задумался: стоит ли подходить? На таких можно увидеть разве что мелочь для простолюдинов, но она старика больше не интересовала. Если же вдруг что-то окажется посерьезнее, то оно будет стоить денег. Пока рассуждал, ноги сами подошли. Чародеев не было видно несколько недель. Нелепо звучит, но вроде как даже соскучился – непривычно без них.
– Что предложите, уважаемая? – вежливо спросил искусник. Это была женщина-чародейка – крепкая дама лет сорока с не по-женски скуластым лицом, но в остальном довольно милая.
– Смотря кто вы и где, – загадочно ответила та и тут же пояснила: – Торговцу нужно одно, стражнику другое. Вижу, вы не местный. Если проездом и дальше пойдете по реке, предложу вот этот амулет, если у вас молодая жена, – женщина стрельнула шальным взглядом, – возьмите вот этот, не пожалеете! Вот от завистников, этот на удачу в делах…
– А что такое может понадобиться на реке? – простодушно спросил Толлеус, вспомнив почему-то гигантского живоглота и заинтересовавшись, какое средство чародейка сможет предложить против него. – Или этот от морской болезни? – с запозданием вспомнил он.
– Я чародейка, а всякими снадобьями от поноса и прочей дрянью промышляют ведьмы да колдуньи, – резковато ответила женщина, но тут же сменила тон и снова улыбнулась:
– Этот амулет от комаров. Поверьте – в прибрежных городах он вам понадобится! Или будете плакать и мазаться дрянью (она выделила это слово, явно намекая на ведьм и колдуний).
– А почему плакать? – влез Оболиус, который бесцеремонно рассматривал амулеты на лотке.
– А потому что дрянь имеет обыкновение дурно пахнуть, – назидательно объяснила чародейка, наклонившись к нему.
– А как эта штука работает? – прикинулся простачком старик.
– Очень просто. Ею не нужно мазаться, она не выдыхается и работает не только против комаров, а против всего гнуса, что алчет вашей крови!
Старик исподтишка уже давно рассматривал амулет – браслет с искоркой-конструктом. Знакомая ситуация – никаких накопителей, конструкт питается из ауры владельца. Но пока что ему не попадались амулеты, которые убивали кого бы то ни было. Пусть даже такую мелочь, как комары. К тому же было непонятно, как один конструкт справится с целыми полчищами. В общем, несмотря на то, что вопрос комаров стал неактуален, игрушка старика заинтересовала.
Платить пришлось серебром, но взял. Не та сумма, которая делает погоду.
На прощание женщина пояснила, что браслет надолго бросать нельзя – нужно хотя бы раз в месяц брать его в руки. Впрочем, старик и это уже понял сам – опыт!
Пошли дальше, обходя площадь по кругу. Толлеус задумался на тему отношения чародеев к искусникам. За время, проведенное в Оробосе, он достаточно пообщался с этой братией и сделал интересные выводы. Во-первых, не все чародеи относятся негативно. Да, бывало и откровенно враждебное отношение, но оно характерно для «стариков», которые воевали, пускай и не для всех. Хотя был случай и прямо противоположного отношения со стороны бывшего фронтовика-чародея, который всю войну провел на передовой и не раз на своей шкуре испытал удары боевых искусников. Чародеи помоложе или те, кто в войне не участвовал, относились часто настороженно, но кулаки и челюсти не сжимали – с ними вполне можно было разговаривать. И была еще одна чародейская братия – те, которые никогда с искусниками не встречались и поэтому зачастую вообще не понимали, кто перед ними. Да, они видели ауру необычного человека, но тут, в Оробосе, старик насмотрелся на всякие ауры. Чародеи, колдуны, ведьмы… Еще можно вспомнить Железных Братьев и жрецов – у всех у них были необычные ауры, отличные друг от друга. Были и другие, кого старик сам не мог идентифицировать. Похоже, для таких неопытных чародеев он тоже попадал в категорию странных, но не опасных. Вот как сейчас с торговкой. Это было очень удобно.
Оболиус явно собирался куда-то слинять, но ему было велено быть рядом на случай покупок, так что помощник рыжей тенью следовал сзади, лишь бросая по сторонам печальные взгляды. Странная конструкция в самом центре площади привлекла внимание старика. Протолкавшись поближе, он с удивлением уставился на человеческий череп на высоком – по пояс, каменном постаменте. В выбеленных дождями, ветром и солнцем костях не было бы ничего необычного, если бы не размер. Череп был очень большой – диаметром с руку взрослого мужчины. Заподозрив подвох, Толлеус посмотрел истинным зрением, но ничего примечательного за одним исключением не разглядел. Ясно было лишь то, что вещь подлинная, а совсем не иллюзия, как он сперва подумал. В целом композиция выглядела донельзя странно: постамент из почерневших от времени заросших мхом камней, не менее старый, но отлично сохранившийся череп.
Тщательно изучив его, бывший настройщик отметил чрезмерную толщину стенок и некоторые особенности вроде слишком мощных надбровных дуг и слегка выступающей челюсти. Так что бывший хозяин при жизни отличался от обычных людей не только выдающимися размерами, но и внешностью.
В искусном зрении старик под слоем грязи на постаменте разглядел некоторую неоднородность. Когда он хорошенько потер в этом месте, счистив мох и песок, его взору открылась высеченная в камне надпись. Годы практически стерли ее, так что разобрать можно было лишь верхние два слова, которые были написаны нарочито крупно. Язык был старый, поэтому с пониманием возникли трудности. Второе слово означало что-то вроде «великий» или «героический», а что означает первое слово «лахт», у Толлеуса вообще не было вариантов.
– Учитель, мне кажется, или он светится? – выступил из-за его спины Оболиус, тыча пальцем на постамент.
– Как светится? – не понял искусник, с подозрением глядя на череп.
– Ну, не как фонарь светится… – замялся помощник. – А как ваш Паук, когда его сделали неломаемым!
Старик снова посмотрел, наклонившись к самому камню, и действительно разглядел повышенное излучение Искусства от костей.
– Как будто укрепление материала, – в задумчивости пробормотал он. – Но кому понадобилось делать это?
– Возможно, тем, кто хотел сохранить эту реликвию для потомков, – прошелестел сбоку чей-то голос.
Толлеус скосил глаза и увидел рядом высокого человека в серой мантии, который также рассматривал удивительный памятник. Незнакомец в свою очередь повернулся к старику, и тот сейчас же распознал даймона – третий глаз, пускай всегда закрытый, бывает только у представителей этого народа! Причем, что интересно, гость с побережья немного практиковал Чародейство. Или, что более вероятно, он практиковал Искусство – его разновидность, отличающуюся ярко выраженным красным оттенком плетений.
– Простите? – осторожно спросил големщик. Определить статус незнакомца по его одежде не представлялось возможным, поэтому сперва требовалось определиться, как себя вести с ним.
Мое имя Мерива из рода Одонас, веду свой караван в Боротон, – тут же представился даймон. Толлеус секунду помялся, раздумывая, стоит ли представляться своим настоящим именем. С одной стороны, он в бегах, и глупо выдавать себя. Но с другой, при желании выследить его большого труда не составит. Да, он старался не афишировать свои перемещения, но также прекрасно понимал, что если захотят – найдут. Так что вся надежда лишь на то, что не ищут. По большому счету, власти уже узнали от него все, что им надо. Основная цель – не он, а Ник. Посадить за хищение государственного имущества? – посадят, если старик попадется под руку. Но исключительно ради этого устраивать облаву во враждебном государстве вряд ли будут.
Почесав в затылке, големщик рассудил так: Все равно ауру искусника не скрыть от людей, умеющих видеть, если не озаботиться этим заранее. А раз искусник, то родом из соседней державы – тут других вариантов практически нет.
– Толлеус из Кордоса, также, как и вы, двигаюсь в Боротон, – в конце концов, честно назвался старик. Насчет города, возможно, слегка приврал: планировал сперва добраться до этого крупного восточного форпоста чародейской империи и уже там решить, куда и как двигаться дальше.
– Из Кордоса… – эхом отозвался Мерива, кивая своим мыслям, и бывший настройщик понял, что поступил правильно.
– Путешествуете? – тут же продолжил расспросы даймон.
– Не совсем. Перегоняю свое стадо на восток.
– Занимаетесь животноводством? – изумился любопытный купец. Старик легким кивком подтвердил догадку собеседника и в напряжении замер. Было совершенно понятно, что Мериве что-то он него нужно, иначе бы он не стал приставать с такими подробными расспросами. Это вызывало беспокойство. Но, возможно, все опасения напрасны, потому что болтливый даймон не пытался выведать какие-то секреты, ведя обычный, ни к чему не обязывающий разговор.
Удивительно, но купец ни слова не сказал о минувшем Турнире. Толлеус уже привык, что это – любимая тема всех болтунов в Оробосе, даже среди людей, бесконечно далеких от чародейства. Несмотря на то, что с момента выступления минуло три месяца, тема актуальности не теряла. Особенно здесь, вдали от столицы – новости сюда добрались немногим раньше самого искусника.
Зато кости на постаменте обсудили достаточно подробно. Старик знал лишь сказки о великанах, однако Мерива искренне верил, что люди ростом выше обычного человека в три-четыре раза существовали в прошлом, а может даже, до сих пор живут где-то на юге. В доказательство своей гипотезы он приводил этот череп, развалины какого-то южного города с высоченными ступенями, а также гигантский доспех, выставленный в главном зале императорского дворца в Широтоне.
Даймон предложил отобедать вместе, а точнее даже испросил разрешения угостить кордосца. Толлеус согласился, заинтригованный, так как знал, что среди купцов этой расы принято вести дела за столом. Всю дорогу до гостиницы, в которой остановился торговец, искусники прошли рядом, непринужденно беседуя на отвлеченные темы. Старик не спрашивал «в лоб», что же от него хочет его трехглазый собеседник, а тот нарочно не спешил затрагивать интересующего его тему. Оболиус послушно плелся следом, не очень понимая, о чем речь, но старательно прислушиваясь.
Оказавшись в полутемном зале с рядами столов в пятнах и кислым винным запахом, старик поморщился.
– Что поделать? – в ответ на его жест всплеснул руками Мерива, – трактир неказист, зато конюшня просто великолепна и главное – дешева. Нашему брату, – он подмигнул Толлеусу, – самое то. А вы где остановились?
– За городом, – честно признался старик. – Так еще дешевле.
– Стадо в полях оставили? – вытаращил глаза даймон и тут же схватился за голову: – Чую, добром не кончится…
– Да ничего страшного, – уверенно возразил старик, – животные под искусным куполом, никуда не денутся.
Мерива ничего не ответил, но во взгляде его сейчас же появилось уважение к человеку, способному накрыть весь свой караван защитным пузырем, да к тому же еще отлучиться по делам.
– А где же тогда ваш… – начал было он, но прикусил язык.
К столу подошла дородная тетка в засаленном фартуке и спросила, что господа желают. Искусник заказал копченый окорок с хлебом: большего забегаловка все равно предложить не могла. Если уж торговец хотел расположить к себе потенциального клиента и настроить его на добродушный лад, ему стоило выбрать другое заведение.
Даймон покосился на Оболиуса, который сел на краешек лавки, и, тепло улыбнувшись, предложил тоже что-нибудь заказать. А потом, когда повариха ушла, принялся расспрашивать Толлеуса об ученике, кто он и откуда. Старик даже удивиться не успел, отчего такое внимание к скромной персоне рыжего прохвоста, как торговец, наконец, сам озвучил свою цель: