— Связь отказала! — хрипит он. — Чуть не подох!
— Мы тоже рады тебя видеть, — приветствует его Казах.
— Кто это «мы»? — Мишлен обводит нас налитыми кровью глазами. Видит, что вокруг него только старшие по званию, но ничуть не смущается. Тек передает ему тюбик с борщом и пару сосисок, потом, неохотно, флягу с водой. Эта палатка не рассчитана на шестерых, а другой у нас нет, но что поделать?
Красные глаза Мишлена останавливаются на Теке.
— Хвала небесам, я в раю! Сам сержант Фуджимори прислуживает мне. А где непорочные девы? — шепчет он, едва разлепляя лиловые губы.
Ему, видно, совсем плохо, но он быстро приходит в себя. Мишлен подносит к глазам тюбик с борщом.
— Что это за дерьмо? Похоже на кимчи[7], только жидкое, — и он с оглушительным звуком пускает газы.
— А снаружи не мог пропердеться? — брезгливо спрашивает Тек.
У Мишлена нет сил извиняться. Он бормочет наши имена и звания и впадает в дремоту, точнее, ненадолго теряет сознание. Через двадцать минут он испуганно вскакивает. Садится на пол. Его бьет дрожь, глаза выпучены.
К этому моменту никто уже не спит.
— Чертовы капсулы, наверное, открылись слишком рано, — говорит Мишлен.
Он перекатывается на живот и спрашивает, успели ли мы получить тактические установки.
— Нет, — отвечает Диджей.
И тогда наш скромный капрал застенчиво улыбается и признается, что у него, кажется, кое-что есть.
Выясняется, что Мишлен единственный, кому удалось засечь лазерный сигнал спутника, прежде чем зарево превратило небо в выжженную пустыню. Он делится информацией с нашими ангелами, те анализируют ее, попутно удаляя обрывки записей с прошлых бросков.
— Картина, как ни крути, неполная, — резюмирует Тек.
— Ни один из фонтанов не подает сигнал, — объявляет Диджей. — Может, получили повреждения во время броска, а может, уничтожены. Так или иначе, все молчат.
Есть о чем призадуматься.
— Запаса воздуха в палатке хватит только на восемь часов.
Мы злобно косимся на Диджея. Зачем озвучивать то, что и так всем известно? Нам нужны хорошие новости, а если их нет, то лучше помалкивать.
Диджей опускает голову, словно защищаясь от наших безмолвных нападок, и в его глазах появляется сонное выражение.
Тек продолжает разбирать тактические установки, полученные от Мишлена.
— Отличные новости! — объявляет он. — У роты европейцев, которые приземлились до нас, — Тек имеет в виду тех ребят, чьи сосиски и борщ наполняют наши желудки приятной тяжестью, — случился какой-то форсмажор, и они не воспользовались палатками. Шесть или семь штук должны лежать где-то поблизости…
Наши ангелы заканчивают передачу данных. Тек объявляет, что палатки разбросаны в радиусе десяти километров от пьедестала, на котором мы находимся. Если мы не хотим задохнуться, нам предстоит долгая прогулка.
Редкий космодесантник не ударяется в панику, когда заканчивается кислород. Неважно, насколько тщательно нас отбирают и тренируют, человек остается человеком, и когда в легких начинается пожар, то клаустрофобия берет свое, и мы откидываем экраны шлемов. Предпочитаем умереть быстро, а не корчиться в агонии лишние несколько минут. Такой вот парадокс.
— Пока отдыхаем, — командует Тек, и мы затихаем примерно на полчаса.
Я лежу в полудреме. Моя голова гудит словно растревоженный улей. Сигнализация звенит в третий раз, и в палатку протискивается Ними — штаб-сержант Неемия Бенчли из второго боевого расчета, круглолицый серфер с копной рыжеватых волос и татуировками в виде азиатских узоров, покрывающих его шею и руки. Ними сообщает, что небо на востоке уже светлеет, а по дороге он не встретил ни одной живой души. Ними и сам не понимает, как ему удалось продержаться так долго, а мы не пристаем с расспросами. Может, мы все уже на том свете. На Красной планете эта мысль приходит в голову так часто, что превращается в навязчивую идею.
Мы допиваем оставшуюся воду и с наслаждением отливаем в приемники регенераторов. В нос бьет резкий запах мочи. Вполне терпимый, когда принюхаешься. Наша палатка воняет как сортир в русском борделе. Впрочем, не надо плохо о русских. Они спасли нам жизнь этой ночью.
Холодный механический голос, раздающийся из динамиков, говорит что-то по-русски. Казах переводит. Нас предупреждают, что запасы воздуха подходят к концу.
Снаружи уже светает.
Пора в путь.
К утру сильно похолодало.
Мы надеваем шлемы и опускаем экраны. Один за другим изумленно приподнимаем брови — никто из ангелов не подает голос. Лазерная связь отсутствует — очевидно, в небе над Марсом просто не осталось наших спутников, поэтому у ангелов нет новостей — ни хороших, ни плохих. Никаких. Им нечего сказать, и они молчат.
Мы по очереди протискиваемся наружу и совещаемся, что делать с бесполезной теперь палаткой. Решаем бросить ее как есть. Зарывать палатку в землю бессмысленно — ортштейн слишком твердый, а сжечь ее мы не сможем, ведь для горения нужен кислород. К тому же палатка пролежала тут целый месяц, и если бы кому-то было до нее дело, ее бы уже десять раз обнаружили. Похоже, всем плевать.
Потерянный, мать его, патруль.
— Мы по другую сторону от сражения, — предполагает Ними.
— Так и есть, — соглашается Диджей. — Скажи нам что-нибудь клевое, мастер-сержант Венн. Обнадежь нас.
— Было б чем, — хмыкаю я. — Мы остались без командира, все что мы можем — слоняться по округе в поисках воздуха, еды и питья. Хотя лично я пока не голодный.
Я наблюдаю за реакцией Мишлена, затем перевожу взгляд на Ви-Дефа. Сквозь экран лица толком не разглядеть, но могу поспорить, он расплылся в своей обычной идиотской ухмылке.
Мы снова и снова обшариваем глазами небо. Космо-фреймы и другие орбитальные объекты превосходно видны из любой точки Марса, особенно в предрассветных или закатных сумерках, когда углы и контрастность оптимальные. Но этим утром на небе нет ничего кроме алмазной россыпи звезд. В воздухе ни пылинки — на потепление можно не надеяться.
Я смотрю на запад, потому что у меня чешется левая рука, а это как раз западное направление. Коричневое пятно по-прежнему маячит к северу от нас. Слишком далеко, чтобы добраться до него, но нужна же нам хоть какая-то цель.
Я касаюсь шлема Тека.
— Ты у нас глазастый, посмотри-ка, что там?
— Песчаный дьявол.
— Со вчерашнего дня?
— Если не он, тогда что? — спрашивает Диджей.
— Красотка на «фиате». Везет нам холодного пивка, — дурачится Казах.
— Да все что угодно: обломки сбитого фрейма, «спящий» фонтан… Мало ли вариантов.
— Муравьишки, — убежденно говорит Ви-Деф, подразумевая антагов — антов.
Солдаты всегда дают врагу кучу прозвищ. Ребятам вроде Ви-Дефа за радость придумать кому-то кличку.
— Очень может быть, — соглашается Казах, — но почему они до сих пор не заявились сюда и не раскатали нас под орех? Лень, наверное, топать в такую даль ради того, чтоб нас прикончить…
— Выясним, — Тек обрубает его на полуслове.
Тек привык, что все его слушаются — скажет, как отрежет. Ними и Мишлен идут первыми, мы следом. Я оглядываюсь на палатку. Вчера — бесценное сокровище, сегодня — груда хлама. Тонны ненужного барахла по всей планете изо дня в день покрываются марсианской пылью. Когда-нибудь его отроют и продадут с аукциона. А уж мы позаботимся, чтобы это был «Сотбис», а не антаговский интернет-сайт. Ха-ха.
Настроение хуже некуда. Предел мечтаний — найти еще одну палатку. Глупо надеяться на лучшее, еще глупее — верить, что скоро нас подберет космо-фрейм.
Вероятно, воздух и вода закончатся прежде, чем мы дойдем до бурого пятна на горизонте. Но может быть, на эту равнину регулярно сбрасывают припасы для свежеприбывших десантников, тогда мы сможем по цепочке перебираться от одной палатки к другой. Таинственный путь пилигримов, дарующий несколько дней жизни, — уже слишком щедро для нас, и мы не смеем молить бога о большем.
Встречать рассвет на Марсе — удовольствие сомнительное, и я охотно променял бы его на горячий душ, если бы, конечно, нашелся безумный мечтатель, согласившийся на эту сделку.
Несколько десятков лет назад группа таких идеалистов прилетела на Марс и начала обустраивать Красную планету: строить «хомячьи лабиринты», рыть цепочки «кроличьих нор». Отныне Марс — их дом и принадлежит только им, заявили они. Их прозвали маскианцами — в честь легендарного изобретателя и инвестора Илона Маска. Я знаю о нем немного, читал только, что Маск — убежденный вегетарианец, создал систему электронных платежей, проектировал машины и космические корабли и десятилетиями боролся за космическое лидерство с компаниями «Blue Origin» Джефри Безоса и «Virgin» Ричарда Брэнсона. Хотя мечта о колонизации Красной планеты воплощалась в жизнь совместными усилиями, история сохранила только имя Маска. На протяжении двадцати лет колонизаторы пересекали космическое пространство и высаживались на Марс, а потом миграция резко прекратилась — процветающие поселения не могли вместить всех желающих, а в остальных свирепствовал голод, приводивший порой к ужасным последствиям — как некогда в Джеймстауне[8].
Несколько сотен смельчаков все же выжило. Поначалу земляне восхищались отважными пионерами и почитали их как героев, но колонии не приносили прибыли и требовали постоянных вложений…
Землянам надоело выбрасывать деньги на ветер, и поток инвестиций иссяк.
А потом к нам прибыли гуру, и оказалось, что Марс — растревоженное гнездо, которое надо зачистить, прежде чем злые личинки превратятся в смертоносных ос. Колонисты стали обузой, и начальство рассудило, что мы не сможем защитить их, когда битва за Красную планету начнется всерьез. Я ни разу в жизни не видел маскианца, даже издали. Может, на Марсе и осталось несколько тысяч переселенцев, но мы уже много лет не имеем с ними никаких дел. Антаги, насколько известно, тоже.
Каждый колонист заплатил от десяти до ста миллионов долларов за право почувствовать себя первопроходцем. Наш профессор стратегии на КЛУ сравнил их с тем чудаком, который в тридцатых годах двадцатого века решил сбежать от мирской суеты на Соломоновы острова, бросил все и обосновался на Гуадалканале.
Мы продолжаем свой марш-бросок. Хотя режим радиомолчания отменен, мы лишь изредка перекидываемся парой слов. На небе пусто — если бы нам хотели скинуть дополнительные припасы, давно бы уже скинули.
Равнина покрыта слоем пыли, и кое-где ее пересекают извилистые борозды — следы песчаного дьявола, но внизу — твердый ортштейн, поэтому ноги не увязают и шагать легко. Кроме того, мы весим в четыре раза меньше, чем на Земле — запросто могли бы скакать как Джон Картер или прыгать на два метра вверх точно астронавты на Луне, но нам запрещено. Мы и сами не горим желанием: вокруг до хрена камней, не успеешь оглянуться, как вывихнешь лодыжку.
В научных кругах до сих пор спорят, как и почему Красная планета приняла свой нынешний вид. Некоторые участки Марса — настоящий ребус для геолога. Пересохшие русла рек и многочисленные следы озер и даже океанов говорят о том, что когда-то Марс был полноводной планетой, но сейчас от этого богатства остались лишь воспоминания. А как объяснить разительные отличия между холмистым югом и низинным севером? Плюс равнина Эллада — крупнейший метеоритный кратер во всей Солнечной системе, окруженный вперемешку слоями почвы, образовавшимися как до, так и после удара… Есть над чем поломать голову.
Это, конечно, дело ученых, но и у меня есть своя теория. Думаю, все эти камни когда-то лежали в кармане у мальчишки-великана. Сотни и тысячи лет он шлепал по округе в своих грязных кроссовках, подбирал приглянувшиеся булыжники и совал себе в комбинезон. Карман провисал, растягивался и в конце концов порвался, и с тех пор куда бы ни пошел мальчик-великан, за ним везде тянется извилистый каменный след. Вот откуда на Марсе столько булыжников и валунов.
Мы с надеждой смотрим на горизонт — не появится ли хоть малюсенькое облако пыли, но небо глухо к нашим мольбам. Марсианская пыль накапливает тепло, температура повышается, и батарейки «живут» дольше. Поток солнечных лучей, разумеется, падает, но мы все равно не раскладываем солнечные батареи, а наши гермоскафы плохо аккумулируют фотоэлектрическую энергию.
Диджей — настоящий профи по обнаружению русских палаток — замечает вдали еще одну. Мы знали примерно, где ее искать, но он вскарабкался на пьедестал и объявил, что палатка лежит на дне старого рва. Однако ее цвет сигнализирует об опасности.
— Бактериальные иглы, — говорит Диджей.
Палатка доверху набита этим смертоносным дерьмом.
Кислорода осталось на два часа.
Я первым из нашего отряда стал сержантом, поэтому считаюсь старшим по званию, но пока не отдаю приказы — без свежих разведданных в этом нет никакого смысла. Впрочем, даже если я начну строить из себя главного и говорить: «Так, ребятки, слушай мою команду», никто и глазом не моргнет. Решения здесь принимает Тек.
Я не возражаю.
Нашей ротой командует подполковник Гарри Руст по прозвищу Бойцовый Петух. Я не в восторге от Руста — он такой буквоед, что даже в сортир сходить не может, не сверившись с уставом, но я его уважаю. Будь полковник сейчас здесь, он не стал бы нас обнадеживать. Но нам и не надо, чтобы с нами сюсюкали. Нам нужен сильный и уверенный командир, который вытащит нас из дерьма.
Поводов для радости не прибавляется. Прежде чем мы находим еще одну палатку, Тек замечает в нескольких сотнях метров от нас какие-то обломки. Подходим ближе. Тут и там валяются обугленные остатки космо-фрейма. Осколки покрупнее оставили в земле глубокие воронки, более мелкие пропахали в ортштейне длинные борозды.
Мы сгрудились в кучу и осматриваем место крушения. Фрейм сбили до того, как от него отделились капсулы и фасции. Кругом тела мертвых космодесантников. Разбитая транспортная платформа. Джипы «скелл» торчат из искореженных капсул, словно кости наполовину рожденного младенца. Все непригодно для нас, даже опасно. Казах велит держаться подальше от всего, что напоминает реактор.
Мы осторожно осматриваем обломки, ищем кислородные генераторы, канистры с водой, рюкзаки — все, что поможет продержаться еще пару часов. Никто не произносит ни слова. Трупы мы не обыскиваем. Падение с огромной высоты превратило их в кошмарное месиво — обрывки ткани, размозженные шлемы, примерзшая к земле кровь. Они, наверное, еще не успели прийти в себя после тайм-аута, неспешно отряхивались от космолина, одевались, натягивали рюкзаки с парашютами. Готовились к броску. Фрейм был сбит лазером либо болтом класса земля-воздух. Или воздух-воздух, точно не скажу. То самое зарево, которое видели Мишлен и Ви-Деф. Вспышка, уничтожившая все наши фреймы и орбитальные спутники, а может — судя по тому, что мы не нашли ни одного, — и все фонтаны.
Бегло обыскиваем внутренности фрейма в надежде найти какой-нибудь ценный груз. Ничего. Лишь обломки и тела. Надо уходить.
Воздуха хватит на полчаса — до коричневого пятна мы не дотянем. Остается только двигаться в том направлении, где предположительно лежит палатка. Казах предлагает расширить зону поиска, мы делимся на три группы и веером расходимся в разные стороны.
— И все-таки, что это за столб пыли там, на горизонте? — Тек в десяти метрах от меня, обходит пьедестал по кругу.
— Кто бы это ни был, он здорово подставляется. Видать, голова у него совсем не варит, — замечает Диджей.
— Может, ему насрать, заметят его или нет, — возражает Ви-Деф.
Скорее всего он прав, но мне даже думать об этом не хочется. Если кто-то силен и самоуверен настолько, что не считает нужным маскироваться, он наверняка не на нашей стороне. Сегодня мы вчистую проигрываем антагам.
— А может, это секретный лагерь маскианцев? — предполагает Ними, приближаясь ко мне.
— Заткнись и держи дистанцию.
Мы снова рассредоточиваемся. Кислорода хватит примерно на пятнадцать минут. Скоро ангелы начнут предупреждать о грозящей нам гибели. Их голоса — последнее, что мы услышим перед смертью. Может, поэтому их и прозвали ангелами?
«Веселей, солдат, тебе все равно умирать, так почему не сегодня?» — Они этого, конечно, не скажут. А жаль. Было бы круто.
Пришло время описать гермоскафы. Пусть сейчас они разряжены, а нехватка воды и кислорода может стоить нам жизни, они все равно остаются важнейшей деталью нашего обмундирования. Стандартный гермоскаф класса «Марс» представляет собой эластичный бесшовный комбинезон из мономолекулярного углеродного койлфлекса. Чтобы гермоскаф не раздражал кожу, его покрывают изнутри двойным слоем биогеля. В зависимости от ситуации жидкость циркулирует внутри костюма или расщепляется для получения кислорода. Когда мы находимся на Марсе, гермоскаф впитывает все кожные выделения, по крохотным микротрубкам вода идет в накопитель, расположенный в районе бедра. Вот почему у космодесантников такой толстозадый профиль. Частички масла, соли и омертвевшей кожи скапливаются в специальном фильтре, который очищается раз в несколько дней.
Шлем и ангел обрабатывают видеоданные и тактические установки. В ткань гермоскафа встроены сенсоры, оценивающие физическое состояние бойца. Ангел отсылает эту информацию небесным пташкам, а спутники, в свою очередь, докладывают о нашем самочувствии командованию.
Гермоскафы выполняют множество функций, разве что не ходят самостоятельно и не дерутся вместо нас. И заметьте, никогда не жалуются. Их не без оснований сравнивают с дистикомбами, описанными в «Дюне», но у Фрэнка Герберта костюмы только фильтровали и перерабатывали воду, а у наших столько разных умений, что рехнуться можно.
Каждый космодесантник одновременно любит и люто ненавидит свой гермоскаф. Ты вроде мечтаешь от него избавиться, но без него чувствуешь себя голым — словно лишился верного товарища. Кроме того, на Земле тебе досаждают пот, моча и другие выделения организма, а на Марсе ты о них просто забываешь. Некоторым ветеранам приходится заново учиться контролировать свой мочевой пузырь по возвращении домой. Если бы костюмы нас еще и сексуально удовлетворяли, можно было бы из них вообще не вылезать.
Точняк.
Но сейчас гермоскафы почти разряжены, кислород на исходе, а вода протухла. Из преданных друзей они превращаются в гигантские банки с прокисшим рассолом.
А мы камнем идем ко дну.
Предполагается, что во время спуска либо сразу после него мы должны получить обновленные тактические установки и карты, на которых обозначены места скопления антагов или другие важные для нас объекты — в зависимости от стоящих перед отрядом задач.
При идеальном раскладе в паре минут ходьбы нас должен ждать фонтан или, на худой конец, несколько палаток. Транспортные платформы тоже должны находиться неподалеку от зоны броска — обычно их спускают на парашютах-невидимках, — но эти громадины — превосходные мишени и часто уничтожаются врагом еще в воздухе.
Космодесантники приучены обходиться малым. Но когда нет почти ничего…
Наше основное оружие, как я уже упоминал, похоже на пистолет 45-го калибра с толстым стволом. Называется «Илла» — не знаю, с какого перепугу, стреляет-то оно не пчелами. Заряжается пулями или болтами. Болт имеет точность попадания девяносто девять процентов и стирает с лица Земли все живое в радиусе полукилометра. За тридцать секунд до начала боя нужно зарядить кассету с отработанной материей. Одной кассеты хватает примерно на шестьдесят болтов. Перед каждым броском в отряде назначается оружейник, который должен собирать после боя использованные кассеты. Отработанная материя — нереально токсичное дерьмо, а нам надо заботиться об экологии. Хотя, если по правде, на Марсе уже целые горы этого ядовитого хлама — в пылу битвы кассеты подбирать некогда, и если оружейника убивают, они так и остаются лежать на земле. Сейчас наш оружейник — Ви-Деф.
Само собой, кинетические патроны приспособлены для безвоздушной среды — порох сам вырабатывает необходимый для горения кислород. Но марсианский холод сказывается на дальнобойности. На Красной планете приходится учиться стрелять заново — сопротивление воздуха почти отсутствует, сила тяготения слабее земной, предметы падают медленнее. Лазерами и слабопольными расщепителями мы тоже пользуемся, но реже — они боятся марсианской пыли и могут отказать в любой момент.
Космодесантников обучают сражаться в любых условиях. Цель тренировок на Земле — дать тебе шанс выжить в первом настоящем бою, а потом научишься воевать как надо. Симуляторы и месячный курс стрельбы на земных полигонах не дают практически ничего, поэтому новички прилетают к нам полными неумехами. По-настоящему опыта набираешься только на Красной планете.
Мы знаем об антагах совсем мало. Если верить гуру, их враги родом не из Солнечной системы, а из иной, далекой галактики. Антаги прилетели на огромном космическом корабле неизвестной конструкции, но явно очень мощном, ведь межзвездное путешествие — это вам не шутки. Человеческому мозгу трудно осознать, как велико расстояние между звездами. Вообразите огромное уходящее вдаль пространство и умножайте его в триллионы раз, пока не почувствуете себя жалкой и ничтожной букашкой. Пронизывающий холод и пустота световых лет.
Мы так и не нашли этот громадный космический корабль, не знаем, где его прячут, и можем лишь гадать, каким образом враги высаживаются на Марс. Или на другие планеты. Пока, впрочем, у антагов только одна военная база — в Красной пустыне.
Но та бабулька сказала…
Титан!
Твою ж мать.
Наверное, у меня галлюцинации.
В небе рядом с Фобосом проплывают огни. Может, это наши фреймы, а может, вражеские «кузнечики» — герметичные капсулы, доверху набитые транспортом, оружием и бойцами.
Тек поднимает руку. Мишлен повторяет его жест и орет, что засек сигнал спутника. Тонкая голубая линия бьет в песок в двух шагах от Ви-Дефа. Мимо! Еще одна попытка. Со второго раза луч попадает в Ви-Дефа, потом перебирается к Теку.
— Лазерный сигнал! — Тек кричит изо всей силы, его голос слышно за пять метров.
Нас нашли.
Голубой луч касается меня. Мой ангел сразу оживает и радостно сообщает, где мы находимся, где расположены припасы и оружие и как до них быстрее всего добраться. Мы втроем единственные, кто получил сигнал, поэтому следующие несколько секунд наши ангелы активно обмениваются информацией. Мы тем временем болтаем как ученики в ожидании школьного автобуса.
— Что-то приближается, — говорит Тек.
Он только что на скорую руку просмотрел все данные и отметил самые важные. К моему удивлению, это не координаты палатки или транспортной платформы.
Это предупреждение.
— Какая-то громадина летит прямо на нас, — Тек так сосредоточен, что у него глаза чуть не вылезают из орбит.
Мишлен вытягивает шею и щурится на небо. Потом закрывает голову руками и припадает к земле. Инстинкт самосохранения. Мы потрясенно смотрим на него.
— Что именно? — спрашивает Ви-Деф. — Вражеский десант? Большой Моджо?
Большой Моджо — легендарный корабль антагов, если верить слухам, его видели только один раз, четыре года назад. Говорят, Большой Моджо настолько огромен, что в него помещается целый батальон антагов. Но огни не настолько яркие, и, если верить спутникам, угроза исходит не от них. Что бы ни приближалось к нам, оно громадных размеров. Ангелы докладывают, что объектов несколько, от девяти до двенадцати. Может, больше. Мы получаем эту ценную информацию за несколько минут до того, как задохнемся. Весьма своевременно.
Диджей вычленяет главные цифры:
— Самый большой весит около ста миллионов тонн. Другие поменьше, пять-шесть миллионов.
— Боже, — хрипит Ними.
Его воздух на исходе. Как и мой.
— На хрена нам это знать? — кричит Мишлен, приподнимая голову.
— Мы в пятистах километрах от предполагаемого места удара, — говорю я. — Двигаясь со скоростью сорок километров в секунду, они будут здесь через… Думаю, совсем скоро… Но откуда они? Из-за пределов марсианской орбиты? С солнечной орбиты? Из облака Оорта?
Какого черта здесь творится? Почему антаги не сбрасывают скорость? Или они хотят чиркнуть по верхнему слою атмосферы и зайти на второй круг?
— Твою мать! Че делать-то? — орет Мишлен.
— Сколько у нас времени? — спрашивает Ними.
— Не знаю.
Светящиеся объекты уже видны невооруженным глазом. Летят с западной стороны — громадные, ослепительно яркие, один в форме полумесяца. Несутся нам навстречу с чудовищной скоростью.
Мы уже собираемся рухнуть на колени. Пара секунд — и светящиеся глыбы просвистят мимо либо расплющат нас в блин. И тут Ви-Деф, который все это время изучал спутниковые данные, издает торжествующий вопль:
— Три русские палатки! На паллете, в ста метрах от нас!
Мы бежим туда, куда показывает Ви-Деф. Без вопросов и обсуждений. Воздуха осталось минут на десять.
Я оборачиваюсь, спотыкаюсь и чуть не лечу вверх тормашками, но умудряюсь сохранить равновесие — хорошо, что на Марсе сила тяжести меньше, чем на Земле.
Огни вот-вот настигнут нас. Я успеваю сосчитать их: чудовищных размеров полумесяц, темный, дрожащий и мерцающий, с виду больше, чем Фобос, но я не уверен, ведь спутник Марса я видел лишь издали, а этот лунный серп — пугающе близко. Девять или десять глыб поменьше перекатываются рядом точно стайка игривых тюленей на волнах.
Тек и Казах находят паллету, Ви-Деф и Мишлен разрезают пластиковые стяжки, мы сгрудились рядом. Проверяем защитные полосы — чисто! Срываем пломбы. Две палатки выскакивают из коробок, чуть не сбивая меня и Мишлена с ног, распрямляются и начинают наполняться воздухом. Восхитительное зрелище. В третьей нет кислорода — только фляги с водой. С паршивой овцы хоть шерсти клок.
У нас в запасе не больше четырех минут. Если хотя бы одна из палаток не надуется за это время…