— С Джо все в порядке?
— От него нет вестей уже несколько дней.
— Где он?
— Не знаю.
— У него проблемы?
— У Джо всегда проблемы.
— Вы его девушка?
— Я что, похожа на дурочку?
Милая улыбка смягчает резкость ее слов.
— Он пригласил меня сюда — поговорить с вами. Монета у вас?
— У меня много всяких монет.
— Но эта особенная. Очень важная. Серебряная?
— Это вы должны сказать, какая.
— Платиновая.
— Ага.
— Что на ней написано?
— Цифры.
— Верно.
Кажется, я прошел ее проверку, по крайней мере, начальную.
— Вас, наверное, волнует судьба Тил. Последнее, что я слышала — она жива. Правда, это было давно.
— Откуда вы знаете про Тил?
Она склоняет голову набок и протягивает руку.
— И все-таки, можно войти?
Я освобождаю проход, женщина шагает через порог, и я закрываю за ней дверь. Дрожь внезапно стихает. Хорошо, когда ты не один. Внезапно мне хочется поделиться с ней моей историей. Надоело держать все в себе. Кажется, я иду на поправку.
— Пахнет кофе, — говорит незнакомка.
— Я ничего не чувствую. Отходняк после космолина. Полный звездец.
— А мои розы? Слышите аромат?
— Ага.
— Ну, значит, и запах кофе скоро почувствуете.
— Спасибо на добром слове.
— Не за что.
Я направляюсь в кухню, достаю кружку и выливаю остатки кофе из графина. Незнакомка не идет за мной. Она стоит в холле и, вытянув шею, заглядывает в комнаты.
— А вы, ребята, неплохо живете.
— Спасибо. Но квартира не моя.
Я даю ей чашку.
— Одеться не хотите? — спрашивает она, стараясь не опускать взгляд ниже моего подбородка.
Я смотрю вниз. Я голый.
— Да, конечно. Извините.
— Джо не говорил вам, что я медсестра?
— Он вообще про вас не упоминал, — бросаю я через плечо, направляясь за халатом.
— Странно. Моя специальность — медпомощь в условиях вакуума и минимальной гравитации, метаболизм во время боевых действий, а также кислородные травмы: аноксия и гипоксия.
— СНЗВ? — спрашиваю я из спальни.
— Нет. Они, кстати, большие молодцы — многим ребятам помогли. Но я работала на орбите.
— До сих пор на службе?
— В отпуске на неопределенное время. Жду трибунала.
— Ух ты, повезло.
— Хм.
— Как вас зовут?
— Меня не зовут, я сама прихожу.
— Круто. Вы друг только для Джо или для Тил тоже?
— Я друг для всего Марса. Надеюсь.
Я возвращаюсь в холл, завязывая по пути пояс халата.
— Покажите мне монету, — просит она.
Я ни на секунду не выпускаю серебристый диск из рук. Сжимаю его в ладони как Голлум — «моя прелесть!» — по моим наблюдениям, это началось еще на Марсе, в штольне. Я нерешительно, даже робко разжимаю кулак и протягиваю руку.
Незнакомка хочет взять монету.
Я отдергиваю ладонь.
— Имя, звание, порядковый номер.
— Первый лейтенант Элис Харпер, медслужба корпуса морской пехоты США, ожидаю трибунала и увольнения из армии с лишением званий и привилегий.
— Ограничения по здоровью?
— Множественные раковые опухоли. Их вылечили, но космолин мне теперь противопоказан. Дорога в космос закрыта навсегда, — говорит она и, чтобы рассеять мои подозрения, добавляет: — Это мои настоящие имя и звания, придурок ты безмозглый.
Вот теперь она и правда похожа на космодесантницу.
Я снова протягиваю Элис платиновый диск. Женщина крутит его в руках — у Элис маленькие, изящные пальцы, а ногти обрезаны под корень и накрашены бесцветным лаком — переворачивает, подносит к глазам, потом отдает мне обратно.
— Хорошо сохранилась.
— Что ты имеешь в виду? Вторая монета…
— Расскажи мне обо всем, что произошло, — говорит Элис, делая шаг в комнату. — Можно присесть?
— Конечно.
Она опускается на диван.
В тот же миг у меня срабатывает какой-то внутренний блок: не хочу я ничего говорить. Не хочу чтобы они снова и снова умирали у меня на глазах. Я стою посреди комнаты как баран, пялюсь в окно и молчу.
— Поверь, я умею слушать. Если расскажешь мне все, то, возможно, я смогу объяснить значение монеты.
Надо взять себя в руки. Я ведь хочу узнать больше. Кое-что я уже понял. Немногое, но для начала достаточно. Алжирцы и форы не были первыми, кто нашел штольню и стал добывать там полезные ископаемые. За три-то с половиной миллиарда лет.
История становится все масштабнее, все запутанней. И погружаться в нее надо не торопясь, постепенно. Как в обжигающую ванну.
Мы с Тил возвращаемся в северный гараж и надеваем гермоскафы. Их подзарядили, почистили и вставили новые фильтры, так что теперь внутри почти комфортно. Не первозданная свежесть, конечно, но и не прокисший рассол. В костюм закачан шестичасовой запас кислорода, и это успокаивает. Ведь если дела обернутся плохо, нам придется уходить в спешке.
— Форы убить вас поп’таются, — шепчет мне Тил. — Они цветных нен’видят, а ваши женщины еще и к’мандовать любят.
— Цветные лучше переносят космические перелеты, — говорю я.
— Отец тоже так сказ’вал, — отвечает Тил, повернувшись ко мне спиной.
Мы направляемся к лестнице, чтобы еще раз подняться на смотровую площадку. Надеюсь, теперь, когда включился генератор, она хоть немного прогрелась. Тил останавливается у подножия лестницы.
— Форы ч’го только не имели, — говорит она.
Вся ее поза — плечи напряжены, спина сгорблена — выражает возмущение глупостью и жадностью врагов.
— Б’гатство, и еду, и металл, и энергию в’ды, пока хобо лился. Он и сейчас т’чет, там внизу, где с’хранно. Но форам т’го мало было. Т’перь с ними никто торговать не хочет, потому что они алжирцам зло прич’нили. И отцу моему.
Я оставляю ее слова без ответа. Сейчас моя задача — произвести разведку на северо-западном направлении. Мы молча карабкаемся по лестнице. В смотровой башне и правда стало теплее. Вмонтированный в стену обогреватель потрескивает, когда с него обваливается многолетняя пыль.
Тил поднимает ставню.
Мы оба замечаем, что там, где раньше находилось размытое коричневое пятно, теперь возвышается стена пыли. И это не буря. С запада на нас что-то идет, движущиеся объекты образовывают широкую тридцатикилометровую дугу, от одного угла смотрового окошка до другого.
Но что это за объекты?
Я закрываю экран шлема и включаю виртуальный безлинзовый бинокль. Прибор измеряет углы падения света по всей площади экрана и проецирует на сетчатку глаза увеличенное инфракрасное изображение, а ангел анализирует полученную картинку. Гуру-технологии в действии.
Тил достает перископ, едва касаясь пальцами холодного железа. Нет времени ждать, пока он согреется. Вероятно, перископ тоже оборудован биноклем, но я сомневаюсь, что Тил видит то же, что и я. Фалангу вражеских машин в облаке пыли, а за ними — плавно покачивающиеся в воздухе аэростаты — гигантские воздушные шары. Самый маленький — сто метров в диаметре. Ангел указывает мне на тонкую линию машин перед кромкой пыльного облака. Идут на скорости. Их очертания кажутся знакомыми, может, они не представляют угрозы…
Экран вспыхивает фиолетовым. Анализ закончен. Ангел ликует — тонкая линия впереди — не что иное, как наши машины. Их немного, двадцать-тридцать от силы, но они прилично разогнались и, скорее всего, достигнут штольни быстрее антагов.
— Пыль одна. Больше не вижу нич’го, — жалуется Тил, отстраняясь от перископа. — А ты?
Как обычно, при виде приближающегося дерьма я цокаю языком и нервно барабаню пальцами. Привычка.
— Кролики улепетывают от антагов. Скорее всего, кавалерия, — говорю я вслух.
А про себя думаю: «Но их слишком мало, а на хвосте — целая куча индейцев».
Никогда не видел такого скопления антагов.
Я пытаюсь связаться с Бойцовым Петухом, но радиоволны не пробиваются сквозь толщу металла и камня. Диджей сейчас снаружи, пытается поймать сигнал спутника. Но он по другую сторону штольни, у южных ворот, а значит, ничего не заметит.
— Иные с дальних звезд? Им вед’мо, что мы здесь? — спрашивает Тил.
— Без понятия.
Я изо всех сил прижимаюсь к плексигласовому экрану. Надеюсь, луч достигнет цели. Нашептываю ангелу послание, и тот посылает вдаль лазерный сигнал. Сменяет несколько каналов — ищет оптимальную частоту. Сообщает, что шансы невелики — слишком толстый плексиглас и слишком много пыли снаружи.
— П’лучилось? — спрашивает Тил.
— Кто его знает. Нам пора. Закрывай ставни. Не хватало еще, чтобы тепло нас выдало.
Тил исполняет мою просьбу. Мы спускаемся и идем в южный гараж.
Несмотря на протесты Койл, Бойцовому Петуху и де Груту удается заключить шаткое перемирие. Капитан хмурится — недовольна, что ее не послушались. Бойцовый Петух каким-то образом убедил форов помочь нам с обороной шахты. Пластиковые шнуры, стягивавшие запястья колонистов, валяются на полу. Мне не по себе оттого, что форы не связаны, хотя какого черта? Другого выхода все равно нет.
— Я послал лазерный луч в восточную сторону.
— Не лучшая идея, — замечает капитан.
— Но нам нужна помощь, — ошарашенно возражает полковник.
— Может, и так, — соглашается Койл, хотя вид у нее по-прежнему безрадостный.
Как-то странно она себя ведет — в который раз отмечаю я.
Казах и Тек взяли в помощники Рейфа и Андреаса и набросали в пыли карту, обозначив на ней основные туннели и входы. Рассказ о том, что я увидел в смотровой башне, приводит их в дикое волнение. Койл выбирает троих из своей команды и велит им спуститься на нижние этажи и проверить припасы. Не могла бы Тил показать дорогу? Девушка косится в мою сторону. Я киваю, и она соглашается. Доверяет мне. Но черт меня раздери, если я понимаю, что здесь творится.
Рейф совещается с форами, а де Грут обговаривает с Бойцовым Петухом и Теком последние детали. Если товарищи получили мой сигнал и мчатся к штольне на всех парах, то мы откроем северные ворота и заведем внутрь всех людей и столько машин и вооружения, сколько поместится.
Заляжем на дно — может, пронесет, и антаги проедут мимо.
Но в глубине души мы понимаем: напрасные надежды. Антаги пришли на Марс всерьез и надолго и постараются заграбастать все ресурсы, до которых смогут дотянуться.
У них есть глаза в небе.
И они знают, что мы здесь.
Тил и сестры возвращаются еще до моего ухода. Маскианка выглядит встревоженной: что-то не так, но она не решается высказать свои опасения. Может, расстроена нашим вынужденным союзом с форами?
Хорошо бы услышать эту историю из непредвзятого источника, но с другой стороны, кто знает проблемы Зеленого лагеря лучше самих маскианцев? Да и песчаную вдову никак не назовешь витающей в облаках глупышкой. Она уже хлебнула лиха. Стала предательницей поневоле. Маскианцы по сути вынудили Тил к бегству, а потом испугались потерять свою долю шахты и натравили на девушку форов.
А теперь мы на глазах у Тил любезничаем с ее врагами.
Сокрушительный удар.
Команда Койл докладывает, что генераторы в полном порядке. Тил подтверждает. Бойцовый Петух приказывает нам с Теком занять наблюдательный пост у северных ворот. Мы укроемся за каменным уступом и будем выглядывать из-за него. Приближающиеся машины должны быть видны как на ладони.
Я осматриваю транспортный шлюз. В него могут заехать только три «скелла» или две «тонки» одновременно, а значит, мы не успеем загнать в гараж все машины, даже если там хватит места.
Проходим в малый шлюз. Он предназначен для людей и вмещает где-то десятерых. К вечеру подморозило, довольно сильно, но терпеть можно. Я трясусь и лязгаю зубами от холода. Пустяки, бывало и хуже. Главное, чтобы вражеские спутники не засекли наш инфракрасный след и не пальнули по нам сверху.
Стена пыли на северо-востоке не приблизилась, но стала гораздо выше. Теперь машины видны даже невооруженным взглядом. Облако стремительно движется к нам. Пыль вокруг беглецов, должно быть, стоит столбом, но они и так знают, кто у них на хвосте. Меня пробивает холодный пот.
Мы с Теком соприкасаемся шлемами и начинаем болтать, чтобы убить время.
— Сколько дней между космо-фреймами? — спрашивает Тек.
Ответ известен нам обоим, но я все равно произношу его вслух:
— В среднем сорок три. Зависит от времени года.
— Сколько оборудования на транспортной платформе?
— Шестьсот тонн.
— Какая доля вооружения, транспорта, палаток?
Про фонтаны Тек не спрашивает, воды и припасов у нас сейчас хоть отбавляй.
— Сорок процентов транспорта, двадцать вооружения, — я без запинки выдаю знакомые цифры.
Вообще-то соотношение варьируется от поставки к поставке, и космодесантники никогда не знают наверняка, сколько чего сбросят. Так что мы чешем языками почем зря. Но мы очень надеемся, что на приближающихся транспортных платформах будет оружие сверхмощного поражения. Тонны отработанной материи, чтобы стереть ненавистных антагов в порошок.
— Я бы не отказался от стейка, — говорит Тек.
— Лучше не заводи эту песню, — отвечаю я, но сглатываю слюну при мысли о скворчащем на сковородке мясе.
— А какую тогда? Про красотку Данни? Горячая цыпочка!
— Капитан Койл — наша сестра. Будь она здесь, тебе бы не поздоровилось.
— Думаешь, она бы меня отшлепала?
У Тека есть понятие о достоинстве, но от этого он не перестает быть мужчиной. Правильно подколоть напарника — целое искусство. Скажешь что-то совсем безобидное, и игра перестанет быть интересной, а перегнешь палку — отвлечетесь от наблюдения и провороните врага.
— Здесь, на Марсе, можно сколько угодно нарушать протокол, — заявляет Тек. — Мысленно.
— Смотри, чтобы ангел не записал твои слова.
— Резонное замечание. Ангел, прости меня! — Тек оглядывается по сторонам. — Говорят, Койл ушла в спецназ.
— Вроде да. После Хоторна я как-то потерял ее из виду.
Мы погружаемся в раздумья. У нас с Койл разные приказы и разные цели. Спецназ — он как подводный риф. Может спасти тебя, а может и потопить.
Наши ангелы молчат. Мы никогда не знаем, что они пишут, а что нет. Впрочем, ни одна из таких дурацких бесед и ни одна сцена смерти до сих пор не попала в телевизор. Может, мы чересчур доверчивы, а может, космодесантников оберегают от скандала, потому что мы избранные и чертовски ценные. А может, у нас просто нет денег на приличный кабельный канал.
— Сколько еще до них? — спрашивает Тек.
Мы не измеряем расстояние лазером по двум причинам. Во-первых, пыль все равно поглотит и рассеет луч, а во-вторых, экран шлема может просчитать угол наклона и степень увеличения изображения подобно тому, как фотоаппарат находит фокус, и выдать довольно точный результат. Поэтому Тек уже знает ответ.
Но я все равно говорю:
— До головного отряда пять километров.
— Подкрепление. Оружие и транспорт.
Наши ангелы пытаются определить, что именно скрывается за облаком пыли.
— Четыре больших «тонки», — говорю я. — Парочка «скеллов». «Чести». Один или два «трандла».
— Ого! Интересно, а что на платформах? Оружие, с которым мы умеем обращаться, или всякая научно-фантастическая хрень, к которой непонятно, с какой стороны подойти?
Заполучить оружие категории МУП — Максимальный Урон Плюс — голубая мечта любого космодесантника. Мы часто представляем, как нам неожиданно сбрасывают это потрясающее сверхмощное оружие — сюрприз! — и загружают ангелам ознакомительный модуль. Военно-промышленный комплекс Земли развивается семимильными шагами, но с обучающими видео до сих пор затык: гуру объясняют в двух словах, каким прибором можно пользоваться, но не рассказывают, как применять его наилучшим образом.
Сейчас МУП для нас — несбыточная мечта. Говорить о нем — только душу травить.
Поэтому мы меняем тему.
— Песчаная вдова запала на тебя, Венн, — говорит Тек.
— Она загнана в угол.
Я рассказываю ему о взаимной неприязни Тил и форов.
— Хреново. Думаешь, они хотят ее прикончить?
— Спят и видят, да нельзя пока.
— Неудивительно, что Койл так старалась их разделить. А я-то думал, на Марс переселялись только безобидные очкарики.
— Куча народу мечтала свалить подальше от Земли. Богатые и бедные, ботаники и просто те, кого все достало.
— Кажется, наши гости не очень-то жалуют смуглокожих. Взять хоть меня. Такое чувство, что они просто не знают, как вести себя в моем присутствии.
— Мало кто знает, Фуджимори. И потом, за что колонистам нас любить? Антаги раздолбали лагерь форов. А те орут на каждом углу, что это наша война, а не их.
— И все-таки, ты ей нравишься. Кстати, из чего та монета, которую ты нашел в комбинезоне? Что сказал Ними?
— Платина.
— Думаешь, тут внизу платиновое месторождение?
— Может быть.
— Вот дерьмо. Мы как будто ребята из «Грязной дюжины»[22].
— Скорее уж из «Удержать замок»[23]. Или из «Героев Келли»[24].
В свободное время космодесантники играют в «стрелялки» на компьютере или смотрят фильмы про войну. Некоторые читают книжки. Тек делает и то, и другое, и третье, но в отличие от Ви-Дефа не запоминает всякую ерунду.
Тек фыркает.
— Сколько осталось?
— Три километра. Они приближаются.
— А что там за «тонками» и платформами?
— Похоже на «гусениц». А сверху аэростаты.
— Будут сбрасывать бактериальные иглы.
— Не забудь надеть шляпу.
— Ага. Большое железное сомбреро.
Тек очерчивает над головой широкий круг и делает вид, что прячется в расщелину между камнями.
Воздушная поддержка на Красной планете — непростая задача. У самолета должны быть охрененно большие крылья, а это снижает маневренность. Все, что летает в марсианском небе, обречено быть громоздким и неповоротливым — идеальная мишень. Попасть в аэростаты антагов — раз плюнуть, но они дешевые, легко заменяются и на удивление живучи: чтобы сбить такую громадину, надо отстрелить от нее — или сжечь — чуть ли не половину. Тогда они шлепаются в марсианскую пыль как выброшенные на берег медузы. У нас на вооружении нет ни аэростатов, ни бактериальных игл. Даже не знаю почему. Антаги знают о нашей биологии явно больше, чем мы об их.
Я кладу ладонь на холодный базальт. Камень дышит древностью. Может, он откроет мне какую-то глубинную истину?
Я ловлю на себе взгляд Тека.
— Проникаешься духом Красной планеты? И как, чувствуешь что-нибудь?
— Энергию.
— Чепуха.
Это как сказать. Я разглядываю платиновый диск с выгравированными по кругу цифрами. Что-то тут явно не сходится. Ни один фор не оставил бы в кармане такую ценность. Может, владелец монеты умер, не успев никому рассказать про нее? Но ведь Тил знала о ее существовании. От отца, скорее всего.
Или хозяин комбинезона присматривал за шахтой, после того как все остальные ушли.
Ага, и в какой-то момент он подумал: «Не походить ли мне голым?» — и снял комбинезон. А монета осталась в кармане.
А сам смотритель до сих пор в шахте, глубоко внизу, барахтается в зеленой пыли.
ВППОЗ.
— Три километра, — повторяет Тек.
— На сколько они оторвались от антагов? Не могу разглядеть.
Мы думаем об одном и том же. Внешние ворота слишком хлипкие. Враг разнесет их в щепки одним ударом.
— Километров на пять. У нас будет минута или две, чтобы впустить гостей.
В каменной «гавани» достаточно скал и валунов, которые могут служить прикрытием. Все, что нам нужно — найти возвышенность с зоной обстрела 360 градусов и установить там сильнопольный расщепитель — «газонокосилку». Это грозное оружие похоже на трубу с двумя соплами, торчащими с обоих концов, и двумя рукоятками, между которыми расположены кассеты с отработанной материей. Одно движение руки — и на твоих противников обрушивается смертоносный шквал.