Скачать книги фэнтези и фантастики
Читать книгу Псы Войны пробуждение Ареса Бир Грег
Скачать книгу
Об авторе
Аннотация на книгу «Псы войны пробуждение Ареса»:
Стоило землянам заступиться за своих покровителей, инопланетную расу гуру, как началась полномасштабная война… И враг — убийцы-антаги — уже вышел на орбиту Марса.
Майкл Венн, космодесантник, переживший несколько яростных атак, вынужден скрываться на поверхности Красной планеты. Без оружия, без пищи и воды, без малейшей надежды.
Заброшенная шахта с разветвленными ходами стала временным убежищем горстки храбрецов, со всех сторон окруженных превосходящими силами противника.
Это конец?
Но Майкл внезапно обретает в шахте знания, которые могут изменить ход войны и заставить землян взглянуть по-новому на инопланетных врагов и друзей.
Читать книгу Псы войны пробуждение Ареса
Эта книга посвящается ветеранам ВМС США, прошедшим путь от рядовых до офицеров:
лейтенанту-коммандеру в отставке Дейлу Ф. Биру;
лейтенанту-коммандеру в отставке Ричмонду Д. Гаррету;
а также всем, кто воевал вместе с ними во Второй мировой, в Корее и Вьетнаме.
Кроме того, я выражаю глубокую благодарность моим друзьям, помогавшим мне в работе над книгой, и с удовольствием привожу ниже их собственные высказывания:
Девид Кларк (Вьетнам): «Я хотел бы перечислить военных, с которых я брал пример. Это мой отец, Кен Кларк, сигнальщик ВМС, Вторая мировая; Сесил «Дьюк» Кроуэлл, водолаз ВМС, Вторая мировая; мой дедушка Эрнест Шульц, пионер авиации ВМС США, Первая мировая; и мой прапрадядя Джордж Бус, первый сержант роты D 155-го Пенсильванского пехотного полка, Потомакская армия, Гражданская война в США».
Дональд Э. Макквин (Корея, Вьетнам): «Я благодарен всем морпехам из моего прошлого, настоящего и будущего. Уверен, они не ударят в грязь лицом и еще больше прославят наш замечательный корпус. Semper Fidelis»[1].
Ден О’Брайен (Ирак): «Посвящается погибшим морякам и морпехам из батареи «Кило» 3/12: доктору Ноублу, капралу Макрею, капралу Зиндерсу, капралу Линку, а также всем павшим на полях Ирака и Афганистана. И не надо упоминать моего имени, потому что оно слишком незначительно в сравнении с их именами».
Но я не могу не упомянуть Дена, ведь он помогал мне и был рядом.
Огромное спасибо вам всем!
Грег Бир
Мне надо вернуться домой. Как сказал поэт, если ты не знаешь где ты, ты не знаешь кто ты[2]. Дома я приду в себя.
Я выхожу из космической базы «Льюис-Маккорд» и шагаю вдоль Тихоокеанского шоссе. Я вполне уверен, что нахожусь в штате Вашингтон, что на дворе двадцать первый век, и весь это звездец происходит наяву, а не в каком-нибудь дурацком кино.
Но тут тишину пронзает жалобный вой, гигантская тень накрывает тротуары, кафе и ломбарды, а через пару секунд в небе появляется ослепительный инверсионный след. Я с трудом поворачиваюсь на ноющих ступнях и поднимаю глаза, чтобы увидеть, как в небе над «Маккордом» черепаха-и-двойное-яйцо прочерчивает огненную кривую.
Удивительно.
Я и сам недавно вернулся на одной из таких «черепах» после восьмимесячного космического путешествия. Четыре туда, три обратно — итого семь счастливейших месяцев тайм-аута, которые я провел в узком и темном отсеке, с головы до ног обмазанный космолином. Все ради трех недель на Марсе — трех дерьмовых, изнурительных, сводящих с ума недель.
Кружится голова. Я останавливаюсь и смотрю вниз, чтобы прийти в себя. Проморгавшись, иду дальше. С моим организмом творится полный звездец. Последствия космолина.
С некоторых пор на Земле мы заменяем все матерные слова на «звездец» — это приказ гуру и часть цены, уплаченной за свободу. Зато на Красной Планете можно гнуть трехэтажным сколько влезет — ангелы отредактируют слова и удалят всю матерщину.
ВППОЗ.
Джо знает матерный анекдот, чертовски смешной, я вам обязательно как-нибудь перескажу. Но сейчас я очень за него волнуюсь. Мы вернулись на разных кораблях, и он так и не появился в мобилизационном центре. Мой «кугуар» остался на парковке возле космопорта «Виргиния». Можно, конечно, сесть на автобус до Сиэтла, но ведь Джо советовал не высовываться. Кроме того, мне хочется побыть одному — потихоньку размять ноги, полюбоваться голубым небом — пока я не могу смотреть вверх без приступов головокружения, но, надеюсь, они скоро пройдут — и насладиться свежим воздухом без примеси ракетной гари. Какое счастье, когда на тебе нет шлема, и можно дышать полной грудью! Впрочем, через пару километров я выбиваюсь из сил — икры ноют, каждый шаг дается с трудом. После долгих месяцев в космосе трудно заново привыкать к земному притяжению. Я распрямляю спину, сжимаю челюсти, с трудом заставляю себя оторвать взгляд от неба и смотреть только вниз.
Ясно, что не обязательно идти пешком всю дорогу до Сиэтла. Поднимаю вверх палец и наклеиваю на физиономию дурацкую улыбку, однако все машины несутся мимо. Так проходит полчаса. Я уже собираюсь попытать счастья у кафе, как вдруг за моей спиной останавливается голубой электромобиль — абсолютно бесшумно, словно кто-то пернул втихую. Ненавижу, когда вот так подкрадываются.
Я оборачиваюсь и пытаюсь унять дрожь. Стекло опускается, и я вижу за рулем пожилую женщину. Она явно уже разменяла шестой десяток, волосы выкрашены в рыжий, но корни с проседью. К горлу подступает тошнота — что если она из Мадигана, из СНЗВ? Джо ведь предупреждал: «Ради бога, после всего случившегося, держись подальше от докторов!» СНЗВ — сокращение от «Служба надзора за здоровьем военнослужащих». Но нет, водитель не из Мадигана. Женщина спрашивает, куда мне надо.
— В Сиэтл.
— Тогда залезай.
Она работает секретаршей у какого-то полковника в «Льюисе», ничем не примечательная с виду бабулька, но таинственный блеск ее серых глаз подсказывает мне, что в былые времена насмешки этой красавицы убивали мужчин наповал.
Не довезет ли она меня до «Пайк-плейс»?
— Без проблем.
Я залезаю в машину. Какое-то время мы едем молча, потом она говорит, что я похож на ее сына, павшего смертью храбрых на Титане. Интересно, откуда такие сведения? Ведь наши войска никогда не высаживались на Титан.
Вслух я говорю «примите мои соболезнования», но про себя радуюсь, что убили его, а не меня.
— Как там, на войне?
— Трудно сказать, мэм. Я только что вернулся, еще не успел прийти в себя.
Нам не рассказывают всего, только самое необходимое. Боятся, что мы начнем размышлять и отвлечемся от дела.
Титан… древний и звездец какой холодный. Интересно, что за скафандры носят на этой планете? При таких морозах все жидкости должны застывать моментально. Марс, конечно, тоже не сахар, но к нему мы почти привыкли. Задача проста — смотри в оба и не забивай голову всяким дерьмом, а думать за тебя будут генералы и гуру.
Это всего лишь часть сделки. Очень большой и важной сделки.
Чертов Титан!
Бесшумный электромобиль везет меня сначала на север к Спринг-стрит, потом на запад, к «Пайк-плейс» и Первой. Я вылезаю из машины. Бабуля тепло улыбается, и от ее глаз лучиками разбегаются морщинки. Слегка пожимает мне руку на прощанье. Мгновеньем позже она исчезает из моих мыслей. А вот и рынок, он ничуть не изменился с тех пор, как мы проходили космотренинг на КЛУ — Курсах по лидерству и управлению. Помню, как мы надирались в местных барах, а потом шли искать приключений. Рынок — обязательный пункт в маршруте. Нам нравились большие круглые часы, и огромная неоновая вывеска, и то, что здесь яблоку негде упасть из-за туристов. И конечно, знаменитая бронзовая свинья перед входом.
Какая-то девочка в розовом платьице оседлала статую и с улыбкой хлопает по ее отполированным бокам. Вот за что — за кого — мы сражаемся.
Я в штатском, но космолин придает коже специфический аромат, который стоит несколько дней, пока остатки препарата не выведутся из организма. Ни для кого не секрет, что я недавно вернулся из тайм-аута. Гражданским не положено приставать к нам с расспросами, поэтому они провожают меня молчаливыми взглядами и лыбятся как бараны: «Добро пожаловать домой, космонавтик! Расскажи, как оно там?»
Все понятно без слов.
Я останавливаюсь перед прилавком с овощами, фруктами и цветами. Торговка — миловидная женщина из Лаоса, ей помогают сыновья и дочка. Вокруг них горы перца, крупного и мелкого, острого и сладкого, желтого, зеленого и красного, россыпи сладких луковиц валла-валла, репчатого и зеленого лука, и всевозможные сорта картошки — деревенская, красная, желтая, и даже синяя, ямс и батат, зеленый и желтый стручковый горох и бобовая фасоль, лакомство для детей и взрослых. Из ящиков с репой торчат хрустящие зеленые листья, а в углу примостилась коробка со странного вида грибами. От такого буйства красок рябит в глазах, ведь на Марсе меня окружали совсем другие цвета — коричневый и розовый, темно-синий и разбавленный звездными точками черный.
Прямо передо мной высится горка из кочанов капусты — пнуть бы их хорошенько, чтобы разлетелись по прилавку, а потом вгрызться в густые зеленые листья, вдохнуть в себя их яркие, кричащие цвета. Вместо этого я покупаю пучок сельдерея и отхожу в сторону от потока туристов. Опираюсь спиной на какую-то железную дверь. Икры все еще сводит судорогой, поэтому я неловко переминаюсь с ноги на ногу, а потом и вовсе сажусь на корточки, прислонившись к прохладному рифленому железу. Жадно объедаю листья и впиваюсь зубами в грязные хрустящие стебли. Съедаю пучок до самой сердцевины. Обожаю сельдерей. Самое то для измученного тайм-аутом желудка.
Подкрепившись, я чувствую себя намного лучше. Пора прогуляться милю-другую перед сном.
Вряд ли я просплю всю ночь.
Космодесантники, как правило, живут вместе по нескольку человек во временных квартирах тире ночлежках, расположенных неподалеку от крупных космопортов. Чаще всего я останавливаюсь в Вирджиния-Бич. Я и сейчас мог бы сесть в свой «кугуар» и поехать по мосту через Чесапикский залив, наслаждаясь теплым морским бризом. Но после всего, что случилось (и учитывая советы Джо), лучше туда не соваться. По крайней мере, пока. Может, вообще никогда.
Я поднимаюсь на ноги и протискиваюсь сквозь толпу, но колени предательски дрожат — сил на еще одну прогулку явно не хватит. Ловлю такси. За рулем белый техасец средних лет. Раньше здесь таксовали по большей части ливанцы, эфиопы и сикхи, но сейчас их почти не осталось — все кто помоложе ушли на войну. Темнокожие на удивление легко переносят тайм-аут, намного лучше, чем белые техасцы. Недаром их прозвали «королями космоса». Кого только не увидишь в космодесанте — западные и восточные индийцы, выходцы из Кении, Нигерии и Сомали, мексиканцы, малазийцы и филиппинцы, ямайцы и пуэрториканцы и, конечно же, азиаты всех мастей. Фасции отстыковываются от фрейма, ты выскальзываешь из капсулы, раскрываешь парашют-«одуванчик» и приземляешься на Красную планету. Не опаснее, чем водить такси, а платят в разы лучше.
Сам я ни разу не темнокожий. Ко мне даже загар не липнет. Самый что ни на есть белый парень из Москвы, штат Айдахо, бывший сисадмин, которому до чертиков надоело просиживать штаны в душном офисе среди таких же ботаников, как он сам. Вот я и записался в космодесантники, прошел предварительный отбор, учения в казарме и в пустыне, пережил выход на орбиту и первый бросок на Марс и вернулся домой целым и невредимым, даже умом почти не тронулся. Теперь зашибаю кучу денег: надбавки за перелет и за участие в военных действиях, так называемый боевой бонус, плюс компенсации за космолин.
Космолин многократно замедляет все клеточные процессы, и некоторые ученые полагают, что он сокращает жизнь не меньше, чем солнечные вспышки или гамма-излучение. Военные врачи, напротив, считают тайм-аут совершенно безвредным, но можно ли им верить? Незадолго до моего последнего вылета вокруг Мадигана разгорелся скандал — сразу нескольких докторов обвинили в халатности. Военные врачи уверены, что все космодесантники спят и видят, как бы откосить от службы. Лишний повод избегать СНЗВ. Мы пашем в разы больше, чем они, и все равно слывем нытиками. В Мадигане нас ненавидят. Пусть-ка поработают с наземными войсками. Для сравнения.
— Сколько бросков? — спрашивает таксист.
— Больше чем надо.
С тех пор, как я поступил на службу, прошло уже шесть лет.
Таксист разглядывает меня в зеркало. Ему не обязательно следить за дорогой, машину ведет автопилот.
— Ты когда-нибудь задавался вопросом — зачем? Ради кого стараетесь? Они ведь даже не люди.
Тут, на Земле, многие считают нашу войну ошибкой. Наверное, мой таксист как раз из таких.
— Спрашивал себя об этом? — не унимается он.
— Много раз.
Водитель раздраженно отворачивается.
Такси привозит меня в Беллтаун и останавливается возле небоскреба под названием «Первая космическая башня». Я расплачиваюсь наличными, даю щедрые чаевые, но придурок-таксист все равно косится на меня с неприязнью. Я забываю о нем, как только выхожу из машины.
Сажусь в панорамный лифт — из стеклянной кабины открывается великолепный вид на город — и поднимаюсь на свой этаж. Захожу в круглый холл с альковами по периметру — в это время дня все они пустуют. Ввожу шифр, и кодовый замок открывается со щелчком. Квартира приветствует меня веселым перезвоном. Ретро-стиль, классический Сиэтл, без всяких новомодных гуру-штучек. Так обставляли дома еще до моего рождения.
«Заляг на дно. Не высовывайся».
Господи, ну разве я гожусь в шпионы?
Квартира в точности такая, как я ее запомнил — уютная и прохладная, серые обои, ковер и мебель им в тон, нержавеющая сталь перемежается вставками из дерева и белой эмали. Диван, стол и стулья из пятидесятых. Прошлогодняя елка все еще стоит, хотя вода высохла, а иголки осыпались. Пол при этом идеально чистый, спасибо «Румбе», люблю его, хоть он и устарел. Пылесос выползает из щели под лестницей и тычется мне в ноги, словно веселый серый трилобит.
По привычке я дважды обхожу все комнаты и убеждаюсь, что кроме меня в квартире никого нет.
Придвигаю кресло с подголовником к панорамному окну и любуюсь видом на залив Пьюджет-Саунд. Мне по-прежнему нельзя смотреть в небо — кружится голова, — поэтому я перевожу взгляд вниз, к веренице снующих туда-сюда паромов и к уходящей за горизонт цепочке танкеров и грузовых судов. Приятно знать, что транспортные компании вроде «Маерска» все еще перевозят товары в разноцветных железных контейнерах. Каждый контейнер примерно в семь раз меньше космо-фрейма. И каждый, без сомнения, доверху напичкан хитроумными гуру-изобретениями. Наша экономика плотно сидит на этом наркотике.
Вот за что — за кого — мы воюем на самом деле.
АПД. Абсолютно правдивое дерьмо. Так, по крайней мере, нам говорят.
Их настоящее имя — если они не врут — столь непривычно для человеческого уха, что ни один землянин не сможет его повторить, поэтому мы зовем их гуру. Они обнаружили свое присутствие тринадцать лет назад, когда их корабль-разведчик приземлился в сердце йеменской пустыни. Место было выбрано не случайно — гуру боялись, что люди найдут их базу и сотрут ее с лица Земли.
Первыми их увидели бедуины. Кочевники, пасшие верблюдов, подумали, что наткнулись на джиннов, и лишь много позже гуру решились предстать перед остальным человечеством.
Говорят, они взломали телекоммуникационные и спутниковые сети, открыли анонимные торговые счета
и подняли кучу денег на фондовой бирже, а потом опубликовали в Интернете несколько загадочных статей, взбудораживших пытливые умы. Гуру завоевали своих первых сторонников, сочинив легенду о таинственном мозговом тресте, который хочет основать филиалы в мегаполисах по всему свету и посылает волонтеров в разные страны.
Потом гуру провернули еще одну онлайн-махинацию и подцепили на крючок вторую группу избранных — военных, офицеров разведки и политиков — всячески намекая, что национальная безопасность дала трещину, и над миром висит чудовищная угроза. Последнее, впрочем, оказалось чистой правдой.
Угрозой были сами гуру.
Сначала земляне верили, что имеют дело с эксцентричным и богатым отшельником, не жалеющим денег на свои причуды, но постепенно те, кто посмышленей, докопались до правды. К тому времени гуру уже подкинули нам несколько драгоценных пасхальных яиц с сюрпризом внутри. Разбрасывая намеки тут и там, гуру подвели людей к целому ряду блестящих математических и научных открытий. Одним из них стало квантовое чередование, позволившее увеличить пропускную способность компьютерных сетей в миллионы раз.
Только после этого гуру раскрыли правду о себе, и то не сами, а через специально обученных посредников. Разумеется, они пришли с миром и хотят нам добра. Гуру осторожничали, выдавали информацию малыми дозами. Боялись, что спешка перечеркнет все их планы.
Со временем мировым лидерам тактично дали понять, что правила игры поменялись. Простые граждане узнали об этом еще позже, после нескольких месяцев тщательной подготовки. Как выяснилось, гуру не только обладали безошибочным политическим чутьем, но и великолепно разбирались в нашей психологии. Они знали, что действовать надо постепенно.
Спустя шесть месяцев гуру окончательно вышли из тени. Один за другим они покидали Хадрамаут и перебирались в столицы, экономические центры и научно-исследовательские институты, превращаясь в заложников и бесценных советчиков одновременно.
Пришельцы объяснили, что они прибыли крохотной группой, потому что межзвездные путешествия невероятно сложны технически и затратны даже при высочайшем уровне развития техники. Так, по крайней мере, утверждают наши ученые. Мы не знаем, сколько пришельцев было на Земле изначально, но, если верить правительству, сейчас их не больше тридцати. Примечательно, что гуру ни капли не нуждаются в обществе себе подобных, но с людьми контактируют постоянно. Не со всеми, разумеется, а с несколькими десятками избранных. С чьей-то легкой руки этих эмиссаров прозвали Эскортом.
Гуру долго не решались сделать очередное признание, и вы скоро поймете почему. От этого признания за километр разило собачьим дерьмом.
Когда человечество потихоньку привыкло к новому миропорядку, а гуру окончательно убедились в нашей лояльности, выяснилось, что они — не единственные разумные существа во мраке световых лет. У гуру есть смертельные враги, которые преследуют их, гонят от солнца к солнцу, от планеты к планете. Гуру измотаны этой борьбой, слабы, почти беззащитны.
Подарив землянам новые технологии, они ожидают ответной услуги. Мы должны помочь им отбиться от неприятеля, который уже вторгся в Солнечную систему и пытается основать там военную базу. Не на Земле, конечно.
На Марсе.
Кто-то из ученых придумал врагам имя — антагонисты. Антаги. Кличка прижилась. Антаги — крайне злобные существа, и это все, что нам о них известно.
Итак, пришло время платить по счетам, и космодесантники, как водится, оказались на передовой. Ничего нового.
Закат окрашивает дымку над Сиэтлом в нежно-желтые тона. Ночь падает на город, и сквозь пелену слез я вижу, как корабельные огни кружатся в причудливом танце. Мое тело по-прежнему источает противную склизкую жижу. Космонавтам запрещено принимать таблетки в первые дни после тайм-аута, потому что их печень и так перегружена, удаляя из организма остатки космолина. Он каплями выступает на коже и придает дыханию ни с чем не сравнимый аромат дешевого джина и застарелого пота. Девушки на гражданке брезгливо морщат носы, и только внушительная пачка денег может примирить их с этой вонью.
В квартире тишина. Кроме меня здесь ни души. Космодесантник редко остается наедине с самим собой. Если ты не в тайм-ауте, в ухе постоянно жужжит чей-нибудь голос — либо напарник, либо ангел. Одиночество мне по душе. К тому же, оно продлится всего несколько часов. Скоро вернется Джо и расскажет, чем все закончилось. Откроет мне секреты — про маскианцев и про штольню, про кремниевую отраву и алмазную башню.
Про Тил.
И про форов, алчных, сварливых людишек, которые в одночасье лишились практически всего. И поделом — сами заслужили. Но даже такие негодяи, как они, не заслуживают нас.
Я сворачиваюсь в кресле калачиком и натягиваю одеяло повыше. Я чертовски устал, но голова гудит от мыслей. Скоро я заново переживу все это дерьмо.
Прошлое встает перед глазами.
Законы физики смертельно опасны, но биология гораздо кровожадней.
Мы находимся в воздушном цилиндре в самом центре космо-фрейма, только что проснулись после тайм-аута. Каждый получает дозу энерготоника, а вращающаяся щетка смахивает с нас остатки космолина. Похоже на автомойку в невесомости.
В этот раз с орбиты должны быть сброшены шесть фреймов. В четырех из них находятся фасции — вращающиеся цилиндры, в каждый из которых, точно пули в барабан револьвера, вставлены три капсулы. Мы окрестили эту конструкцию «грилем». В каждой капсуле — отряд космодесантников, в общей сложности — двести сорок человек. В пятый и шестой фреймы загружены транспортные платформы, тяжелое вооружение, машины и фонтаны. Какое именно оборудование нам сбросят, неизвестно. Увидим, когда приземлимся.
Очистившись от космолина, мы натягиваем гермоскафы, проверяем их, цепляем к поясу пистолеты и получаем кассеты с отработанной материей. Надеваем парашюты-«одуванчики» и расходимся по своим капсулам. Быстро, уверенно, без раздумий.
В капсуле темно и тесно. Давит на психику. Наши ангелы включают расслабляющую музыку, но от нее лишь хуже.
Меня бьет дрожь.
Почему так долго?
Внезапно отовсюду — со всех сторон! — раздается вой, шипение, визг. Меня припечатывает к одной стенке, к другой, швыряет о потолок, кидает на пол. Слава богу, оторвались!
Фасции, вращаясь, отделяются от фрейма, в цилиндрах запускаются тормозные установки. Когда скорость падения снизится, начнется отстыковка капсул.
Я ничего не вижу, но мой ангел проецирует на экран шлема цветную диаграмму. Яркая, радостная картинка. Все по плану.
Бросок начался.
Я не чувствую, как мы входим в атмосферу, хотя должен бы. Непорядок. Внезапно меня оглушает звериный рык — ага, началось-таки. И тут, как раз когда шум становится непереносимым, капсулы раскрываются, мы с тридцатью товарищами выскальзываем наружу и отчаянно цепляемся за аэрощиты.
Щиты встают дыбом. Мы в верхних слоях атмосферы.
Над Марсом.
Красная планета заполняет собой все небо.
Мы вдесятером прилипаем к щиту и на несколько минут зависаем в свободном падении, а потом скатываемся вниз.
Ослепляющая вспышка и палящий жар. Ткань моего гермоскафа хлюпает под порывами ветра, потом прилипает к коже, теплая и приятная.
Парашют раскрывается, выпуская в атмосферу миллион тонких, почти невидимых паутинок. Мы прозвали его «одуванчиком». Нити сплетаются в круглый шар диаметром около пятидесяти метров. Мой «одуванчик» дергается в разреженном марсианском воздухе, потом приклеивается к другим таким же нитяным шарам, внутри которых словно в коконе бултыхаются другие космодесантники.
Снаружи кокон объят пламенем, мы похожи на насекомых, барахтающихся в горящей сахарной вате. Восхитительное зрелище — словно над Марсом всходит алое огненное солнце. Я дышу как скаковая лошадь после забега. Экран запотел, мне почти ничего не видно, но и так понятно, что у нас проблемы. Большой огненный шар распался на части слишком рано, сквозь багровую дымку я вижу только двух товарищей, остальных унесло прочь. Можно лишь гадать, куда они приземлятся.
А огонь все ближе, все ярче. Трясет так, что меня едва не выворачивает наизнанку. Скорость падения замедляется с четырех километров в секунду до одного, затем до километра в минуту. «Одуванчики» догорают, а мгновеньем позже наши рюкзаки отрываются и уносятся прочь, оставляя за собой унылые клубы дыма.
Сгибаем колени. Удар о поверхность. Не очень-то мягкая посадка!
Встаю на ноги. А мне повезло. После неудачных бросков выживших, как правило, не бывает. Озираюсь. Вокруг, сколько хватает глаз, простирается равнина.
Ну, здравствуй, Марс.
Красная планета.
Непосредственной угрозы не обнаружено.