– Стража! – по-прежнему испуганно горланил король.
– Неужели ты не понял, что благодаря ей ты был самым богатым человеком на всей известной земле? – Императрица задумчиво стала теребить перстенек на своей руке. – Вот честно скажу, завидую я тебе.
Король замолчал, видя тщетность своих криков, Вальери заливалась слезами и кровью, из запрокинутой головы слышен был приглушенный стон.
– А ты все это с такой легкостью и непринужденностью засунул между ног той шлюхе, за пару золотых. – Император невесело рассмеялся. – Просто диву даюсь иной раз, снова и снова рассматривая человеческие судьбы.
– Чего ты хочешь? – Король зло сощурил глаза, с презрением цедя слова.
– Её. – Тонкий красивый пальчик указал в направлении молодой королевы. – Только не так, как ты, дурилка, подумал. Не так, ибо я уже целую вечность мечтаю о том, что ты имел, но так бездарно просрал.
Император вытянул руку, и вокруг его кисти образовалось легкое марево прозрачного ореола слегка голубоватого света.
– Брось, – мягко произнесла черноволосая змея, и рука короля сама разжалась, выпуская на пол острую грань заточенной стали.
– Отпусти, – вновь поступила команда императрицы, и рука мужчины выпустила сжимаемые судорожно волосы своей супруги.
– Хм. – Плотоядная улыбка расползлась по лицу вековечного императора. – А теперь иди ко мне мой, кролик, и тихо мне, чтоб ни единого звука.
Ох, сколько ужаса и неприкрытой паники было во взгляде медленно шагающего короля в объятия страшной и мудрой змеи. Дикий ужас, отчаяние и немая ярость безысходности от бессилия, от невозможности сказать нет этой улыбающейся женщине.
– Ты не переживай, – тихим и ласковым шепотом нежно пропела черноволосая мужчине на ушко. – Я позабочусь о ней, в отличие от тебя, я стану для нее хорошим мужем.
Тишина и боль.
Вальери лежала на полу, не в силах пошевелиться. Черный шелковый халат, изукрашенный причудливыми драконами Мао, был распахнут, открывая ее залитую кровью пышно-розовую грудь, потоками уже подсыхающей корки достигая округлого лобка и обрываясь где-то еще ниже.
Было больно и пусто на душе. Было тоскливо и обидно, но до ужаса, до дрожи в коленях и мурашек по спине приятно, когда высокий мужчина, так похожий на ее прежнюю любовь, нежно баюкал ее голову на своих коленях, что-то тихо напевая, нашептывая ей на ушко.
Такое знакомое тело.
Такая уже привычная боль.
Это мой муж, подумала она, рассматривая причудливую вязь непонятного узора и символов на тусклом серебре загадочного перстня на его руке.
– Что теперь будет? – Она поднялась с пола, становясь перед ним на колени, чтобы заглянуть в мудрые и глубокие родные-чужие глаза.
– Я обещал тебе смысл. – Рука с перстнем заботливо поправила прядь ее волос. – Ты снова будешь жить.
– А я смогу? – Она повела плечами, отчего халат соскользнул змеиной кожей вниз по спине, полностью обнажая ее.
– Я помогу. – Его губы нежно прихватили мочку уха, обдав шею жаром дыхания.
– Мне страшно. – Её руки привычно помогли ему через голову стянуть рубашку. – Это все неправильно.
Пальцы с нежностью побежали по могучей груди, губы с наслаждением покрывали поцелуями покатые трудовые мышцы плеч.
– Не бойся жить, малыш. – Мощь его тела заключила ее в объятья, поднимая высоко-высоко, когда он встал с пола вместе с ней на руках, а она с силой обхватила его торс ногами до сладкой дрожи в бедрах. – Ты достойна этого… он – нет… но ты – да!
– Не бойся, – сказал он ей.
И она перестала. Просто успокоилась, просто вздохнула полной грудью, просто отпустила всю ту черную мглу боли и отчаяния, что засела в груди, дабы здесь и сейчас стать счастливой, жадно припадая губами к его устам и телу. Он был другим, это был совершенно другой человек, и, как ты ни всматривайся в знакомые черты лица, это чувствовалось в каждом его движении. Там, где раньше была резкость, царила мягкость и нежность, он знал, что делает, не отключая разум в лихорадке сжигающей страсти. Это было ново, но этот мужчина двигался не для себя, он двигался для нее, так как это требовало ее тело, именно так, как этого хотелось ей. И это было так прекрасно, что за повтором она уже потянулась сама, уже без смущения и робости, уже без мыслей сливаясь с ним, жадно беря то, чего была лишена столько лет, с криком ощущая его высоту жаром незатухающего пожара своей глубины.
Прочь мысли, прочь страхи, долой обиды! Хватит верить, бояться и ждать. Хватит уже гореть и жить ради пустых людей, здесь и сейчас она будет делать это ради себя и своего будущего! Еще! Требовала она, и еще, и снова, и вновь, она поднимала его на бой со своей ненасытностью и внутренней пустотой, которая наполнялась горячей терпкой влагой, что уже смочила не только их тела, но и скомканные в страсти простыни.
Мягкая страсть чередовалась диким пожаром, затухала в нежных объятиях и поцелуях, дабы вновь вспыхнуть с новой силой, вырываясь сладострастными криками из жадных ртов.
Экс-королева Финора Вальери де Кервье, старая уставшая женщина, лежала, не в силах пошевелиться, в своей постели, обложенная со всех сторон подушками, разметав в стороны седые пряди волос, сквозь слезы бередя в душе клубок воспоминаний.
Как же все это было давно, как же все это и теперь близко. Через года и десятилетия, через условности бренного мира она всю жизнь несла в себе непомерное уважение к тому… кто был с ней в ту ночь. К тому, кто не дал спрыгнуть тогда с парапета башни, кто смог взять её, смог подарить ей новую и очень долгую жизнь, наполненную смыслами побед. Побед над собой, над судьбой и беспросветной тупостью серых безликих тварей, что научились в жизни предавать, истекать желчью и ядом, но даже в малой степени были не способны испытывать благодарность пусть даже не за свою, а за чужую любовь.
К исходу той сладострастной ночи она без тени сомнений и без малейшего внутреннего упрека, твердо стоя на ногах, взяла в руки тяжелый золотой подсвечник…
Сухие плечи старушки подались вверх и вниз, согласно ее мысленному вопросу, можно ли было поступить иначе? Кто его знает? Возможно, были другие пути развития. К примеру, можно было побитой собакой уползти в конуру столицы и, дождавшись там развода, с постной мордой «преспокойно» доживать оставшиеся деньки в родовом замке. Это даже смешно, но скорей всего, через года король бы соизволил сменить свою продажно-покупную дырку новой королевы на старые добрые телеса бывшей супруги. Кто его знает, как бы время все расставило по полочкам? Об этом даже строить догадки неблагодарная затея.
Но вот в чем она была четко уверена, что повторись все вновь, она бы не променяла ни секундочки той ночи даже на самые радужные перспективы будущих картин.
Она была величественна в своих делах, она была масштабна и непрекословно возвышенна, когда с гордостью носила единолично корону, так как ее грех, ее камень, взятый кровью на душу, был не тяжкой ношей, а поводом для своей гордости. Поводом для того, чтобы с презрением в будущем относиться к людской мелочности, поводом для того, чтобы не прощать измен, казнокрадства, предательства и другого беззакония. Вальери даже через века в летописях останется как самый сильный правитель Финора, под чьей властью и покровительством были приняты самые важные и основополагающие законы всей государственности. Она поистине была великой королевой, она была достойной матерью и не менее достойной бабушкой для своих внуков. Она вытащила все на своем горбу, как говорят в народе. Хлебнула горя, но не сломалась ни перед какими трудностями, так как был смысл идти вперед, не опуская руки…
Был…
М-да.
Она глубоко вздохнула, тяжело закашлявшись.
Похоже, пора на покой. Слезы больше не бежали по лицу. Больше, пожалуй, и не нужно, свое она уже отплакала. Смысл ушел, пора и ей…
– Привет, ба. – Она даже не заметила, как в комнату вошел Паскаль, садясь на краешек кровати и беря ее за руку. – Как ты себя чувствуешь?
– А как, по-твоему, может чувствовать себя старая кляча, которой уже давно пора на колбасу? – Старушка ласково провела ладонью по лицу принца. – Ты давай мне тут… Без соплей чтобы, внучек. Держись, оно, конечно, несладко тебе придется, но я верю, ты справишься.
– Спасибо, ба. – Он поцеловал ее руку. – Я очень-очень постараюсь тебя не разочаровать.
– Уж постарайся, сделай милость. – Рассмеялась она и, уже успокоившись, лихо подмигнула ему. – Давай не тяни, чего еще напоследок от меня понадобилось?
– Ульрих Рингмарский. – Принц немного потупился, растерявшись под ее умным взглядом.
– Хороший был мальчик. – Насмешливо вскинула она бровь.
– Говорят, в твоей власти вернуть его к миру живых, – Паскаль улыбнулся.
– А что, надо? – Она задумчиво пожевала губы.
– Да, было бы неплохо. – Кивнул будущий король.
– Что бы вы без меня делали? – Старушка вновь рассмеялась. – Эх вы, молодежь, все бы вам разбазаривать да ломать. Запомни, внучек, на будущее, все, что кажется не нужным, прячь, не выбрасывай, время такая штука, что никогда не знаешь, что тебе в будущем может пригодиться.
* * *
Стрелял наугад… ну как наугад, на зуммер Мака, ибо он четко и без кривотолков выдал мне приближение одной весьма занятной и небезызвестной мне фигуры к месту моего невольного проживания.
Молча встал, молча надел на предплечье защитный нарукавник, чтобы тетива не сожгла руку, вытащил стрелу из колчана, и, растянув до дрожи в руках плечи лука, без тени сомнений спустил стальной клюв стрелы, что с гулом оперения улетела через кусты в сторону тропинки, ведущей от ворот моей красивой камеры содержания.
– Это, кажется, ваше, молодой человек? – Буквально через полминутки на тропе показалась статная фигура одноглазого эльфа, сжимающего в руке мой гостинец. – Что-то вы, сударь, смотрю, не очень радушный хозяин.
– Ты принес мне черную метку, Слепой Пью? – произнес я, поджав губы и не без интереса рассматривая изменившегося эльфа.
– Не знаю, о чем вы, господин барон… – Он поднялся по ступенькам и, не спрашивая разрешения, вальяжно развалился в одном из моих кресел, попутно водрузив на стол между нами глиняный кувшин, похоже с вином. – Но гостинец у меня к вам однозначно припасен.
– Ваше великодушие не знает границ. – Ухмыльнулся я, сграбастав кувшинчик и без ложной скромности, прямо с горлышка, выкинув в сад пробку, сделал пару глотков.
– Господин барон! – Покачал он осуждающе головой, следя за моими действиями. – Это же Ди Патонаре Аль Ватемира! Ему уже семьдесят лет, где ваши манеры? Хоть бы для приличия в кружки разлили!
– В кружки белки насрали, – ответил я, отсалютовав своему собеседнику кувшинчиком, еще раз приложившись к вину. – И к слову, да. Действительно чувствуется, что этому уксусу уже семьдесят лет, ничего, что ли, приличней не нашлось?
– М-да. – Леофоль скрестил на груди руки, задумчиво, словно птица, боком рассматривая меня. – На пользу вам ваша смерть явно не пошла.
– Вы тоже, я смотрю, не так давно пытались на тот свет попасть? – Усмехнулся я, кивая на его увечья и отставляя в сторону вино.
Наступила некая не совсем понятная пауза, где каждый пытался осмыслить, а главное верно и с максимальной выгодой для себя продолжить дальнейший разговор. Мне было понятно, что я нужен ему, а ему было очевидно, что без условий для себя любимого я и пальцем не пошевелю в его сторону.
– Там, наверху, – он для наглядности ткнул пальцем в потолок, – все очень поменялось, мой дорогой друг, с того момента, как вы последний раз появлялись в мире живых.
– Могу представить. – Усмехнулся я.
– Боюсь, не можете. – Покачал он головой. – Но, однако же, как вы уже догадались, от вас понадобится в очередной раз ряд услуг обществу.
– И что общество предлагает мне взамен за мои труды тяжкие? – Меня, если честно, взяла дрожь от волнения.
– Естественно, определенную свободу, – улыбнулся он. – Весьма определенную.
– От чьего имени вы здесь находитесь, господин Леофоль? – Я попытался взять себя в руки и собраться с мыслями.
– От имени принца Паскаля. – Он стал серьезен. – И от других весьма заинтересованных персон, которые тоже приложили руку к вашему возможному будущему, соответственно ожидая от вас взаимности.
– Какова степень свободы, о которой вы говорите? – Я встал, принявшись расхаживать перед ним, заложив руки за спину.
– Новая жизнь, по новым правилам. – Он слегка поморщился, так как, похоже, одним глазом неудобно следить за моими метаниями. – Вам дадут титул, вам дадут новое имя, по выполнению ряда поставленных соглашений вы вправе вновь распоряжаться своей жизнью, с условием невозврата к старой и сохранения полной конфиденциальности о своем прошлом.
– Барон Рингмар умер, и это не обсуждается? – Я покачал головой.
– Да, сударь. – Он пожал плечами.
– На свои прежние активы я не вправе рассчитывать? – Мне с каждой минутой становилось все грустней и грустней.
– Нет, – хмыкнул он. – Полноправным владетелем вашего прошлого теперь является баронесса Когдейр, впрочем, если вы сохранили с ней добрые отношения, возможно, она выделит вам в будущем какой-то капитал для становления.
– О каком титуле идет речь? – Я все же остановился, замерев прямо перед ним.
– Принц, в своем благодушии, дарует вам баронство. – Он медленно поднялся с кресла, встав напротив и задумчиво всматриваясь в мое лицо. – Пустой кусок земли где-то далеко на юге, честно говоря, пустая формальность для соблюдения протокола земельного титула.
– Восхитительно. – Я поджал губы. – Ну что ж, это, пожалуй, больше, чем у меня по факту сейчас есть, давайте теперь перейдем к оплате?
– Митсвел Первый мертв, – эльф говорил спокойно, с некоей долей интереса к моей реакции. – Принц еще не коронован, а Финор раздирает гражданская война.
– Занятно. – Признаюсь, я и вправду не смог спрогнозировать этого. – Де Кервье нет уже парочку месяцев, что с ней?
– Она жива. – Эльф слегка склонил голову. – Но весьма слаба и, боюсь, она уже не игрок на большой арене.
– Что в огне войны? – Я подошел к столику, разгребая бумаги и раскатывая на нем карту королевства.
– Горит восток и запад. – Эльф весьма фривольно перечеркнул карту пополам пальцем.
– Значит, корона держится на южном направлении и что-то еще живо на севере? – Я задумчиво побарабанил пальцами по столу.
– Это что-то должно жить и дальше, и как можно дольше. – Эльф ткнул пальцем в графство Мирт. – Ты хорошо тут поработал, графство держится благодаря тебе, невзирая ни на что. Но, увы, это, как ни крути, вопрос времени, и каждая минута этого противостояния на вес золота.
– Корона оттягивает частично свои лучшие и самые боеспособные части с юга? – Я задумчиво изучал карту. – Если уже начали переброску, минимум с учетом расстояния вам нужно будет от трех и более месяцев на все про все.
– Да. – Эльф тоже смотрел на карту. – Военные аналитики прогнозируют сбор армейского кулака для наступательной операции не ранее чем через три с половиной месяца, а до тех пор Финор огрызается, и, не приведите боги, потерять север, который сейчас распыляет силы смутой, частично оттягивая удар на себя.
Мы замолчали, давая друг другу время для осмысления уже сказанного и готовясь к дальнейшему диалогу.
– Но даже не это главное? – Я, наконец, оторвался от карты, устремляя на него прямой взгляд. – Я так понимаю, дела мирские-людские одно, но пришел именно ты, следовательно, есть еще один немаловажный аспект.
– Есть, – кивнул он, встречая мой взгляд. – Император выступает на стороне Финора, ты показал ему дорогу, по которой следует двигаться, но он должен уйти с мировой арены.
– Почему? – Мне стало неуютно под его взглядом. – Он не святой, но вполне работоспособный правитель.
– Незаменимых не бывает, а он задержался и так сверх меры на этом свете. – Эльф поджал губы. – Всему приходит когда-нибудь конец, теперь пришло его время.
– В чем же моя роль? – Я вновь уселся в кресло. – Даже возникни у меня желание, эта сущность не мой уровень. Я знаю, что говорю, мне не под силу с ним тягаться.
– Тебе и не придется. – Эльф последовал моему примеру, тоже садясь в кресло напротив меня. – По непонятным причинам Гальверхейм питает к тебе слабость. Не знаю доподлинно, что за отношения между вами, но могу предположить, он не удержится, придет к тебе в гости, и когда это произойдет, мои люди будут рядом.
– На живца, стало быть, рыбку ловите? – усмехнулся я. – Понятно.
– Ты принимаешь условия игры? – Леофоль Лаурикан слегка подался вперед.
– Вот только давайте без пафоса. – Я скривил губы. – А то еще спровоцируете во мне ненароком мысль, что у меня есть выбор.
– Выбор есть всегда. – Эльф поднялся, отвешивая мне легкий поклон. – Главное правильно расставить приоритеты.
– А как же… – Я не стал его провожать, лишь взглядом тяжело уперевшись в удаляющуюся спину. – Уж будь уверен, я все расставлю по своим местам.
* * *
Удар солдата принять на щит и удар в обратную сторону, но не в кирасу корпуса противника нанести, а сверху вниз в локтевой сустав, врубаясь в мясо и кость, отсекая напрочь руку атакующего. Блок у груди мечом кривой сабли противника и ребром щита с оттягом, да так, что стрелка, защищающая переносицу на шлеме бойца, завернулась набок, вместе с половиной лица превратившегося в кровавое месиво.
Гарич Ол’Рок был зол и работал грубо, так как устал смертельно. Все рыцарские этикеты он послал к демонам еще полтора месяца назад, наравне с простыми бойцами становясь в строй своего отряда, потому что его коня практически в первой же сече подрезали по сухожилию, отчего старого боевого товарища пришлось вечером пустить в котел на мясо.
– Все вроде, мой капитан. – От усталости Гарич не сразу понял, что стоит уже пару минут без движения в боевой стойке, так как более противников не предполагалось, а подошедший сержант его группы не спешит подходить ближе, так как в этом боевом отупении тело может не распознать визуальные сигналы свой-чужой.
Ол’Рок оглядел поле боя.
Хреново.
Нет, то, что разбили дружину барона Постпарела, это, конечно, хорошо, одним ублюдком, кормящим рыцарских мятежников, меньше, но вот то, что осталось при этом от его людей… Вот это уже удручало.
– Указания, ваш благородь? – Сержант зубами стал распутывать ремни на своей руке со щитом.
– Работаем. – Гарич так же с трудом избавился от намертво притянутого щита.
И пошла работа. Есть такое дело на войне, раненых добивать. Мерзко, паскудно и не благородно, но кому-то ведь надо закончить начатое? Упор ногой в грудь, полное отрешение от слез и стонов, двумя руками в гарду и подождать, пока уйдет агония, чтобы перейти к следующему. Гадко, ох гадко, особенно противно, когда умывающиеся слезами здоровенные мужики пытались уползать на одних руках, волоча по земле порубленные ноги, и черт бы с ними, с этими скулящими собаками барона Постпарела, но своих же парней приходилось дорезать, вчерашних товарищей, возможно, тех, кто еще пару дней назад выручал тебя, прикрывая своим щитом.
Не та нынче война, когда можно тащить до лекарей на своем горбу раненого товарища. Совсем не та. Ол’Рок работал в глубоком тылу противника, подрубая его каналы поставок и снабжения, здесь, на краю графства Мирт, помощи ждать было неоткуда, а приказ короны выполнять нужно было. Все, кто не способен встать и идти самостоятельно, больше не встанут. Ныть и размазывать сопли с кровью по лицу, нужно было раньше, до того, как сюда идти.
Все взрослые люди и знали, на что подписывались, из его личных людей с ним только три сержанта, остальные все наемники, кто бывшие регуляры, а кто вольные бойцы с южных окраин. Все знали, на что шли, все получили аванс звонкой монетой, в надежде получить также полный расчет по завершении.
– Что у нас, Крош? – Гарич тщательно протер чьим-то срезанным рукавом лезвие своего меча, прежде чем вогнать его в ножны.
– Пятьдесят семь осталось. – Старый сержант извлек из-за пазухи маленькую серебряную фляжку, сделал глоток и протянул ее капитану. – Правда, разжились лошадьми у разгромленной дружины, плюс пяток арбалетов сняли с них, ну и болтов пополнили.
– Уже дело. – Капитан тоже приложился к фляжке, слегка поморщившись от ядреного пойла, от одного глотка обожгло пищевод, но меж тем заставляя кровь быстрей бежать по венам и проясняя мысли в голове. – Давай команду, нам еще час ходу до родового замка.
Но наемники есть наемники, для них мародерка дело святое, пока все карманы не вычистили, пока все пальцы с кольцами не срезали, да сапоги себе новые по размеру не подобрали, в путь не тронулись.
Гарич, как и сержанты, шел пешком, на трофейных лошадей все же посадили тех, кто был пусть и немного, но подрезан. Пусть зарастает мясо, пока есть свободная минутка, уж слишком быстро тает его сотня на таких вот пустячных битвах среди забытых просторов и дорог севера. Сколько уже? Наверно, за второй десяток перешли. Сначала выбивали обозные караваны с продовольствием, словно разбойники, ставя засады. Но результат по донесениям с фронта практически нулевой, слишком много их ползло по дорогам и тропам, а вот выжигать мятежные гнезда это было уже дело.
Угареты на востоке, Таннеши с запада, пара родовых рыцарских имений, и вот, наконец, Постпарел, чья дружина билась люто, да еще и успела месяцем ранее разбить такую же диверсионную группу, как у Гарича, чем несказанно насолила войскам короны.
Дорогу осилили споро, день застыл в зените, постепенно заваливаясь солнцем набок в сторону вечера, когда дорога разошлась разнотравным полем и им открылся вид на небольшую деревеньку, в центре которой виднелись каменные стены маленького замка баронской семьи.
– Крош, – Гарич окликнул сержанта. – Предупреди всех, сначала замок занимаем, потом деревню грабить.
– Понятно. – Старый сержант буднично кивнул, уже дальше по инстанции разнося указания.
В замке, за хлипкими воротами, что рухнули в считаные минуты под топорами солдат, их встретили два оставшихся старика стражника, тут же слегшие с арбалетными болтами в грудинах. Ну и высокая худая женщина в красивом голубом платье, отороченном огненным лисьим мехом и золотой нитью, что судорожно сжимала в своих хрупких руках ладошки двух детишек, маленькой девочки лет восьми, может семи, и взлохмаченного пацаненка, ближе к десяти-одиннадцати годкам.
– Баронесса Постпарел? – Гарич махнул ладонью старшему из наемников и кивнул своим сержантам, чтобы перекрыли проход внутрь имения наемным солдатам, что нехотя стали разбредаться по деревне, вытаскивая из домов перепуганных крестьян и потроша их нехитрый скарб. Здесь наймитам делать было нечего.
– С кем имею честь говорить? – Женщина кивнула на вопрос и ответила слегка дрожащим голосом.
– Сэр Гарич Ол’Рок. – Капитан учтиво отвесил поклон.
– Мой муж, он… – Она не смогла вытолкнуть последнее слово.
– Он мертв. – Гарич тяжело вздохнул, запрокинув голову к белеющим редким облакам, вяло бегущим по небосводу. – Пару часов назад я со своим отрядом сошелся с ним в бою, живых там больше нет.
Она кивнула. По щекам побежали ручейки слез, но звука рыданий не было, она душила в себе звук. Повисла тяжелая пауза. Маленькая девочка залилась слезами, глядя на мать, а паренек стоял, непонимающе переводя взгляд с рыдающих женщин на капитана.
– Вы… – Женщина с трудом смогла совладать со своим голосом. – Сэр Ол’Рок… вы окажете нам последнее милосердие?
– Без сомнения, баронесса. – Гарич опустился на одно колено, склонив голову. – Мое вам слово, все будет по чести, я лично спущу вас в усыпальницу. Не один солдат и простолюдин не осквернит вас и ваших детей грязью прикосновения.
– Благодарю. – Она кивнула. – Прошу вас, поднимемся в покои наверх.
Гарич встал, тяжело печатая шаг следом за ведущей за собой детей женщиной.
Прекрасной женщиной.
М-да. Ол’Рок проникся уважением к ней. Это была уже шестая семья по счету, шестой род, для которого он стал карателем, и, увы, лишь первая среди равных, кто смогла удержаться, чтобы не упасть в ноги убийце, забыв о чести и не принявшись лизать его сапоги.
– Вы подождете? – Она остановила его в коридоре своим вопросом.
– Конечно. – Гарич услужливо наклонил голову.
– Благодарю. – Она выбрала три раздельные комнаты, в одну отвела рыдающую девочку, пробыв там какое-то время и успокаивая ее, после чего отвела и перепуганного паренька в отдельные покои. – Мы готовы.
Она не оглядываясь зашла в комнату, выбранную для себя, а Гарич, выждав для приличия пяток ударов сердца, зажмурившись, потянул из-за пояса свой фамильный мизерикорд, стальной трехгранный клюв тусклой и холодной стали.
Пора.
Он скользнул к первой двери, мягко отворяя ее и входя внутрь, где на изысканной детской кроватке среди игрушек, лежала зажмурившись маленькая девочка, с трудом сглатывая слезы.
Негоже медлить.
Его тяжелая ладонь прикрыла ей рот, после чего сталь клинка вошла на всю длину в грудь девочки, пробив ее навылет и вспоров перину за спиной. Хороший удар, почти мгновенная смерть.
Тишина.
Пошатываясь, словно хмельной, он вновь вышел в коридор, смахивая преступную и предательскую влагу слез с глаз.
Тяжело.
Очень тяжело было внутри.
Просто погано до одури.
Сделав судорожный глоток воздуха, он вновь покачнулся, проскочив детскую дверь и войдя в супружеские покои, где на широкой кровати лежала женщина, невидящими глазами уставившись в потолок.
Шаг. Кроткий взмах, и вновь прочь в коридор, схватиться за каменную стену двумя руками, дабы устоять на слабых ногах.
Дышать, главное дышать, проталкивать тяжелые глыбы каменного воздуха, через ад горлового спазма горечи. Женщины, дети, совсем еще крохи, и всех, согласно кодексу чести, нельзя отдать на поругание черни. Простолюдин не должен касаться благородного, они все должны получить последнюю милость от его руки, а он должен выполнить волю сюзерена, он должен выполнить приказ короля.
Зло, с оттягом он хлестанул себе пощечину по лицу, дабы от боли хоть немного тело пришло в чувство. Как же мерзко все это! С силой он оттолкнулся от стены руками, вновь делая шаг к уже последней по счету двери, распахивая ее рывком и входя внутрь к очередной детской кровати, чтобы замереть в недоумении.
Взлохмаченного пацана не было.
Кинув взгляд на закрытое витражное окошко, он с сожалением посмотрел на кровать, похоже, пацан залез под нее, это только усложняло задачу. Ему уже приходилось вытаскивать ребенка из его убежища, и от этого еще больше сердце сжималось в муке боли.
Легкий шелест сзади заставил его инстинктивно податься вперед и прикрыть руками шею, что и спасло Гарича от неминуемой гибели. Маленький паршивец, оказалось, и не думал прятаться от него в надежде спастись, сухое детское тельце прыгнуло на него с потолочной балки вниз, метя небольшим кинжалом, украшенным изумрудами, точно в шею.
– Твою же мать! – Острое жало ножа вошло капитану в предплечье, проскочив по стыку и шнуровке защиты и резанув тупой болью. Словно дикий звереныш, мальчишка рычал, силясь выдернуть засевший клинок и нанести повторный удар, обхватив сзади ногами могучую спину Ол’Рока и повиснув на нем. Через плечо Гарич ухватил пацаненка за волосы, резко рванув через себя и посылая того в полет через всю комнату.
По кисти и пальцам на пол побежала струйка алой крови, тяжело падая на пол. Поморщившись, капитан выдернул засевшее жало, откинув в сторону, и глядя, как на полу возится оглушенный ударом о стену мальчишка.
– Очень смело с вашей стороны, юный барон, – с трудом вытолкнул из себя слова Ол’Рок, как-то невесело усмехнувшись. – Жаль, что впустую.
– Я убью тебя! – Мальчишку трясло, как осенний лист на ветру, слезы лились рекой, но меж тем руки сжимались в кулаки, и страха на его лице не было даже намека. – Я всех вас убью!
Тяжелый мизерикорд неожиданно вернулся в свои ножны за спиной капитана. Грузно и тяжело печатая шаг, Ол’Рок прошелся через всю комнату, устало рухнув на скамью у окошка рядом с небольшим письменным столиком, за которым, видимо, молодого баронета обучали грамоте.
Глупая ситуация. Глупая и бессмысленная. Зареванный мальчишка, сжимающий кулаки в углу комнаты, и здоровенный мужик, сидящий на лавке и, морщась, снимающий наруч, закатывающий рукав кольчужной рубашки, чтобы изучить глубокий порез на руке.
– Что с моей матерью и сестрой?! – вскрикнул пацан с истерикой в голосе.
– Мертвы. – Капитан задумчиво смерил взглядом ребенка.
– Убийца! Будь ты проклят, я все равно доберусь до тебя! – Парня трясло от переполнявших его эмоций.
– Сюда иди. – Гарич здоровой рукой похлопал по стульчику перед столом, у которого сидел.
– Я не сдамся тебе без боя! – Мальчик поднял с пола сломанную ножку от разбитого при падении стула, выставив ее перед собой.
– Это хорошо. – Ол’Рок устало провел ладонью по лицу. – Но это потом, сейчас иди сюда.
Повисла пауза, наполненная тишиной. Юный баронет продолжал стоять, всхлипывая, а Гарич буровить его своим тяжелым взглядом.
– Ну? – наконец нарушил тишину капитан. – Долго тебя еще ждать? Давай иди сюда, имел мужество напасть, так давай теперь имей мужество выслушать меня.
Мальчик неверными мелкими шажочками стал продвигаться вперед, в конце концов, замерев в шаге от этого страшного мужчины.
– Садись. – Кивнул ему капитан, срывая у себя за спиной занавеску и с треском начиная рвать ее на лоскуты на глазах испуганного мальчика. – Тебя как звать-то, юный Постпарел?
– Этьен. – Мальчик продолжал шмыгать носом.
– На, Этьен. – Мужчина протянул пареньку лоскуты изорванной занавески. – Замотай мне руку, а я пока немного поговорю с тобой.
Мальчик изумленно смотрел на окровавленное предплечье убийцы и лоскуты ткани в своей руке.
– Значит, слушай меня, Постпарел, слушай внимательно. – Большие темные, тяжелые и колючие глаза убийцы пригвоздили ребенка к месту, не давая ни малейшего шанса ослушаться. – Жизнь… Ну что ты там замер? Мотай давай, говорю, и сопли подбери, терпеть этого не могу. Жизнь, мальчик, каждого уважаемого мужа должна складываться из достоинств и недостатков. Почему? Потому что достоинства это идеал, к которому мы все должны стремиться, а недостатки это тот враг, с которым мы должны бороться каждый день, превозмогая тяготы лишений, свои собственные внутренние «не хочу» и «не буду». Без цели не будет пути, а без врага не будет победы.
Ты и я, мы суть единого, мы соль земли, мы рождены для чести и верности своим словам и действиям. Ты, мой дорогой Этьен, должен понять одну вещь. Твой отец предал клятвы, которые давал еще его прадед, отринув идеал и пойдя на поводу недостатков. Ты резвый парень и наверняка слушал из-за спины все доводы, которых придерживался твой отец, все те мысли и страсти, что бурлили в его уме и сердце. С ними можно соглашаться, а можно и не принимать. Это уже выбор твоего сердца. Однако путь недостойный избирает тот, кто идет, отринув такие вещи, как честь, достоинство, верность себе и своим словам, потому как слово, данное тобой, стоит ровно столько, сколько стоишь ты сам.
Там за стенами огромный мир, наполненный черной массой людей, чья жизнь и чья смерть, а также слово ничтожны пред тобой, ибо ты по рождению уже обязан быть выше их всех на голову. Понимаешь? Обязан соответствовать, держать марку, являться примером, стать идеалом для всех, кто еще может взойти вверх, работая над собой и становясь лучше.
– Пусть так! – Мальчик сидел, комкая в руках лоскуты занавески, без слез смотря глаза в глаза убийце его семьи. – Моя мать говорила, что это большие игры больших мужчин, и мой отец сам выбрал путь, по которому ему следовать! Он знал, на что идет, и я уверен, он не был трусом и глупцом!
– Не в глупости и трусости вопрос. – Капитан сморщился от слов мальца. – Вопрос в принципах, вопрос тут в верности и данных единожды клятвах.
– Пусть так. – Мальчик тяжело вздохнул, расправляя один из лоскутков и, наконец, начиная виток за витком заматывать раненую руку. – Но ответь мне, в чем повинна моя сестра и мать перед тобой и короной?
– Мать дала клятву быть верной мужу своему до конца. – Ол’Рок опустил голову. – Не думаю, что после смерти мужа такая женщина бросила бы дело своего супруга.
– Ты прав. – Мальчик закончил перевязку, надолго замолчав и опустив голову, о чем-то глубоко задумавшись.
– Я прав, – кивнул Гарич его словам.
– И тем не менее ты не ответил до конца. – Этьен Постпарел вновь поднял свои глаза.
– Нет? – Капитан задумчиво рассматривал перевязанную руку.
– Нет! – горячо, на повышенном тоне выдал мальчик.
– Ты за сестру? – Ол’Рок скривил в гримасе губы.
– Да! – Слезы вновь накатили на глаза мальчика.
– Понятно. – Огромный мужчина медленно поднялся со своего места, нависнув черной громадой над перепуганным мальчиком. – Однако же, мой юный баронет, и здесь есть ответ на твой неудобный вопрос.
– Что ты делаешь?! – испуганно не то вскрикнул, не то взвизгнул мальчик, когда огромная рука мужчины ухватила его за ворот куртки, отрывая от земли.
– Показываю, – произнес тот, поднося паренька к боковому ростовому окну комнаты, затянутому красивой мозаикой цветной слюды, которая разлетелась красочными каплями радуги от удара тяжелого армейского сапога. – Стой и смотри.
Они застыли у открывшегося проема, где с верхнего этажа комнаты открывался вид через каменную стену, на деревеньку, прилепившуюся к баронскому замку.
М-да уж. Зрелище было еще то. Пылали объятые пламенем неказистые домики, по узким улочкам валялись тела убитых, причем резали не только людей, но и зачем-то скотину. Удушливый дым заставил паренька закашляться, отчего он слегка повел в сторону голову, тут же резко отвернувшись. Прямо под ними у стены группа солдат измывалась над тремя оголенными девицами, а те, уже избитые и исполосованные в кровь, переходили из рук в руки безвольными куклами, лишь номинально еще живыми марионетками. Над всей деревней звучала безумная смесь непотребного звука из пьяного смеха, и брани, и слез отчаянья, и откровенной боли жертв.
– Видишь, Этьен? – Капитан покачнулся на носках сапог. – Это та самая разница между людьми чести и безликой массой черной непотребности общей толпы. Там сейчас пятьдесят семь беспринципных ублюдков, для которых твоя голова, голова твоей матери и тельце твоей сестры всего лишь куски мяса на лавке торговца. Это та самая грань, мальчик. Во-о-он! Посмотри на ворота внизу. Видишь троих сержантов? Это леры, благородные, а вот здесь, рядом с тобой я. Мы четверо это все, что сегодня отгораживало твою семью от удела быть растерзанными на куски без намека на жалость и сострадание. Это мой тебе ответ, мальчик.
– Но… – Парень попятился от проема.
– Никаких но. – Мужчина покачал головой. – И ты не отворачивайся от той стороны, где пускают по кругу крестьянок, не отворачивай голову, так как именно эта судьба постигла бы твою маму и твою сестру. Знаешь, что это такое?
Рука мужчины зашла за спину, извлекая на свет длинное жало тусклого трехгранного клинка и протягивая его рукоятью вперед мальчику.
– Это… – Мальчик отрицательно мотнул головой, отказываясь дотрагиваться до страшного оружия. – Это ваш… рыцарский… мисипи…
– Мизерикорд. – Ол’Рок сморщил нос. – Это, юный барон, мизерикорд. Чему вас только учат? Все грамоты читают, письма чиркают, а последнее милосердие даже выговорить не можете правильно.
– Милосердие? – Мальчик испуганно сделал пару шагов назад.
– Именно. – Мужчина развернулся всем корпусом к нему, загородив своей могучей фигурой весь витраж. – Твоя мать попросила меня о милосердии, она защитила моим благородством и благородством тех сержантов вас с сестрой от участи издохнуть там, в грязи, как помойным собакам. Я взял на себя это обязательство, потому что рыцарь это рыцарь до конца. Для меня нет не хочу и не буду, для меня есть только честь и долг. Когда я беру обязательства, я выполняю их, а мои слова дороже золота, мальчик.
– И теперь настала моя очередь? – Предательские слезы рекой побежали по щекам юного Этьена Постпарела, что, впрочем, не помешало ему гордо вскинуть голову, задрав надменно подбородок.
– Нет. – Страшный кинжал исчез в мгновение ока за спиной здоровяка.
– Нет? – Мальчишка недоуменно уставился на него.
– Меньше бы всякой грамоты учил. – Капитан Гарич Ол’Рок шумно высморкался, вытирая пальцы о стену замка. – А больше налегать нужно на розги и кодекс чести благородного сословия.
– Эм-м-м? – Паренек растерянно развел руками.
– Вот тебе и эм-м-м. – Фыркнул мужчина. – Когда ты напал и ранил меня, я получил право вызвать тебя, засранца, на дуэль, в конфликт вступила воля твоей матери и мое рыцарское право требовать сатисфакции.
– Сасисьф… – Мальчик широко округлил глаза.
– Са-ти-с-фак-ции! – Мужчина явно был недоволен современным образованием подрастающего поколения, печально махнув ладонью на пацана. – Оно, конечно бы, лучше по уму все же закончить начатое, но ты, я гляжу, смелый малый. Жизнь тебе предстоит несладкая, уж поверь мне, однако я думаю, ты справишься. Садись, грамотей.
– Чего? – Мальчик совершенно не понимал сути происходящего.
– Раз обучен писать, то пиши. – Мужчина указал пальцем на стопку чистых грамот и писчие принадлежности. – Давай не затягивай, нам еще твоих хоронить. В общем, я тебе дам рекомендацию в одну из неплохих школ мечников на юге королевства, поставлю свою печать под грамотой. Как хочешь, но доберись туда, и не дай боги тебе посрамить в учебе мое имя.
– Учебе? – Мальчик растерянно подошел к столу, беря в руки перо.
– А как ты хотел? Ой, забыл совсем! – Мужчина вытащил из-за пояса перчатку и огрел ею мальчика по лицу. – Вот! Стало быть, вызываю тебя на дуэль, иди, учись, а когда подрастешь, станешь на ноги, найди меня, и мы скрестим с тобой по праву равных свои мечи.
– Ау-у! – Мальчик прижал ладонь к ушибленной щеке.
– Не ной там, пиши давай. Дорогая моя леди Лесса фон Каус! – Капитан задумчиво пожевал губы. – Я понимаю, что школа у вас не безразмерная, но примите, пожалуйста, еще одного ученика…
* * *
Надо же.
Небо.
Обычное такое, но черт возьми, какое же оно… красивое. Живем вот так изо дня в день, буровя взглядом грешную землю, крутимся в хороводе своих страстей, варимся в котле ежедневной суеты и совершенно не смотрим, что у нас над головой.
Глубина.
Если вдуматься, по большому счету бездна газового океана, за которой безмерность и бескрайность зияющей пустоты вселенной.
Что за мысли, спросите вы? Да вот обычные мысли заключенного, что после длительного заключения словно впервые увидел новыми глазами этот грешный мир. Я, барон Ульрих фон хрен меня пойми кто теперь, пошатнулся при выходе из подземелий, ухватившись руками за камень стены, чтобы не упасть, когда увидел простое небо после стольких месяцев заточения.
– Рад видеть вас, господин барон. – В окружении стражи, и с негласной поддержкой господина Рауса и самого верховного мага Ваггета, меня встречал из застенков каземата сам принц, будущий король Финора Паскаль Первый.
– И вам не кашлять, – слегка щурясь при ярком свете небесного светила, разлепил я свои губы. – Колечко мое, господа, прошу вернуть мне.
Я тяжелым взглядом обвел двух магов, что молча изучали меня, не спеша выходить на арену событий.
– Занятный у вас перстенечек, юноша, – первым нарушил молчание Креб Раус.
– А у вас рука. – Тут же расплылся в улыбке я, кивнув на его затянутую перчаткой конечность.
Ситуация, когда он знает, что я знаю, а я знаю, что он знает, и оба мы знаем друг о друге немного больше, чем все остальные. Запутанно, но по существу. Этот достойный уважения муж не просто преподаватель амулетной и артефактной магии в академии, он некромант на службе Ваггета, и именно он снял с меня мое колечко с Адель. Что же с рукой? А рука у него там необычная. Будучи обладателем целой кучи свободного времени, я успел изрядно почерпнуть знаний из томика Аль’Фарамута, что любезно мне презентовал император и который хранился бережно в недрах скачанного материала в глубинах Мака. Так что теперь и я видел тонкую филигранную вязь некротических элементов магического узора, что опоясывал искусно от локтя и ниже его перчатку. Занятная схема, спрятанная за аляповатыми колечками стандартных амулетов, так просто с наскоку все и не рассмотреть.
– Не знаю, что у тебя там сидит, мальчик… – Раус подошел ко мне, тихо шепча на ухо и протягивая мне маленькую шкатулочку. – Но она жрет людей, причем очень умело это делает, у меня два студента расстались с жизнью, пока я изучал, что же ты туда впихнул такое.
– А не нужно чужое руками трогать. – Я быстро извлек из шкатулочки свое колечко, с неким облегчением надевая его на палец.
– Ты бы и сам поберегся с такими силами заигрывать, – произнес он, напоследок отходя от меня. – Это неуправляемо, и те узы, что наложены на кольцо, всего лишь временная граница для той стихии внутри.
«Ну как ты, девочка?» – привычно послал я мысленный призыв Адель, уже не вслушиваясь в слова старика мага.
«Я ждала тебя, – тут же пришел перезвон мягкого голоска с ее стороны. – Я знала, ты не оставишь меня».
Более разговоров не было. Меня посадили в карету вместе с магами, но эти двое приятельски болтать со мной были не настроены. Впрочем, как и я с ними.
Колеса застучали по брусчатке мостовой, километры потянулись, меняя пейзаж за окном, а я погрузился в свои мысли, то так, то эдак проигрывая сложившуюся ситуацию и ища ответы на возникающие передо мной вопросы.
В принципе все не так уж и плохо. Я жив, практически освобожден, практически знаю, что делать… Но лишь практически, ибо в реальности переменных было куда как больше, чем постоянных. При формальном статусе покойника я не выхожу в этот мир с голой, пардон, попой в люди. Не скажу, что я подобное предвидел, но и все яйца в одну корзину не сложил, ведь не зря банки все шли в обход моей дорогой супруги. Это в те достопамятные времена моего становления земельный пай баронства давал мне опору и финансирование, но теперь, с учетом оффшорной зоны, с вливанием капитала из двух государств в проект железной дороги и перспективной торговой артерии, мое начинание приобретало совершенно другой уровень и размах.
Мне только оставалось самому себе мысленно улыбаться и аплодировать, ибо я все же в свое время не забросил этот проект, завязал на нем легион, сделав его службой охранения, а также тем органом, который его кормит, ну и разбил отделения на сеть, не забыв еще и в столице открыть филиал.
А что радоваться, спросите вы? Ведь фактическим держателем сети являлся барон Ульрих фон Рингмар, ныне покойный и преданный земле. И фактически это было так, но лишь наполовину, так как другая половина была документально подвешена мною в воздух, да еще и с учетом ряда счетов, открытых на другие имена.
Как так? Да вот так. Есть у меня такой человек, как господин Энтеми, на которого я изрядно что повесил, плюс у него есть поверенные помощники. В общем, пока точно не скажу, что доподлинно смогу отжать у своей супруги и что, возможно, она в добровольном порядке мне передаст в знак некоей благодарности, но, думаю, голым-босым я не умру.
Но деньги деньгами, а помимо этой проблемы, мне не давала покоя мысль о некоем, пусть и больше мнимом, чем явном предательстве, которое я буду вынужден совершить по отношению к императору.
Да, вот такой я странный человек, вот такая червоточинка вдруг возникла во мне, не давая отбросить в сторону этот аспект и условие моего освобождения. Казалось бы, что тебе с того? О чем можно думать, когда этот великий и ужасный мракобес император, гадский гад, нехорошая «нехорошесть» и вообще как бы сатрап, тиран и угнетатель. Почему я вообще должен каким-либо образом сопереживать этой субстанции и квинтэссенции зла в этом мире?
Однако же… Однако же я не мог выбросить из головы и из сердца мысль и чувство, что совершаю что-то неправильно. Делаю что-то, что противно моей натуре. Понятное дело, что это политика, понятно, что все как-то взаимосвязано. Тут даже не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться – эльфы ведут свою игру, а памятуя о той истории, где меня эти остроухие подставили под удар господина де Тида, все желание быть паинькой и не брыкаться отпадает как бы само собой. Впрочем, и любовью к императору я не пылаю. Он хладнокровный убийца, у меня перед глазами до сих пор бальный зал, где народ, объятый пламенем, мечется в дыму, не находя выхода из этой западни. Все очень сложно, слишком неоднозначно и размыто.
До дворцового кольца мы добирались чуть больше часа. Дорога петляла по городу. А я все думал и думал о своем будущем, но в итоге мы все же вышли на пропускных воротах, где в сопровождении стражи принц Паскаль лично повел меня аллейками и улочками дворца, ведя неспешный диалог вроде как со мной, но больше с собой.
– Вы занятная личность, барон. – Принц шел неспешно, особо не поворачивая головы ко мне. – Я изучил все документы, как по законодательной базе, так и правки армейских доктрин, которые вы делали для бабули во время своего заточения, и не могу не восхищаться вашим талантом.
– Благодарю. – Пусть это был и не тот труд, который был мне в радость, но это была моя работа, и мне была приятна похвала.
– Хочу также отметить, что ваш легион просто афера века! – Паскаль улыбнулся. – Такого еще земля наша не видела. Просто гениальное решение, а также весьма преступная практика для государства.
– Главное, что работает. – Пожал я плечами.
– Да. – Принц печально покачал головой. – Надо отдать вам должное, только благодаря им у нас еще есть север.
– Север не отдадим, ваше высочество. – Кивнул я его словам.
– Очень на это рассчитываю. – Он покачал головой. – Слишком все зыбко, королевство реально расколото, без лишних эмоций могу сказать, что мы терпим поражение. Если б не успели подписать договор с империей, опять же благодаря вам, мой друг, думаю, уже к сегодняшнему дню потеряли столицу.
– Император ввел в игру свои войска? – Я укладывал крупицы информации, поступающей от принца, выстраивая из мозаики общую картину происходящего.
– И да, и нет. – Будущий король тяжело вздохнул. – На восточном фронте он хорошо связал руки мятежникам. У него, в отличие от нас, куда как успешней проходит война, однако же зараза бунта не обошла и его стороной.
– И у него?! – Признаюсь, я был и правда удивлен.
– Да. – Паскаль печально развел руками. – Имперское рыцарское сословие на приграничье поддерживает бестиаров, сам император не может продвигаться нам на выручку, так как опасается, что и на его территории возникнет раздрай внутренней войны.
– Как все не вовремя, – хмыкнул я.
– Сомневаюсь, мой друг, что война может прийтись кому-то к месту, – улыбнулся он.
Мы миновали ряд зданий и вошли в просторную парадную с лакеями, которые по ковровой дорожке проводили нас к массивным дверям опочивальни экс-королевы.
Двери при всей своей массивности раскрылись мягко, принц положил руку мне на плечо.
– Ульрих. – Он был серьезен. – Она очень хотела тебя увидеть, увидеть тебя одного, постарайся ее не расстраивать.
Я вошел один. Больше за мной никто не последовал. Ватная тишина, зашторенные тяжелыми портьерами витражи окон и запах болезни и немощи. Старого бессилия, близкого и уже неотвратимого окончания пути.
– Здравствуй, мой мальчик. – Голос де Кервье был тих, и я не столько услышал его, сколько прочитал слова по шевелению губ. – Садись ко мне.
Вот так. Да, на краешек кровати, взять ее сухую молочно-белую руку со жгутами темно-синих вен и смотреть в глубокие уставшие глаза. Тяжко это, хочется что-то сказать, но меж тем понимаешь, насколько в такие моменты слова будут пустыми и никчемными пред грядущим и неотвратимым. Мне даже не нужно было входить в астрал, я и так прекрасно видел пять амулетов-накопителей, что питали ее жизнью. Пять капелек магии, что еще держали ее душу на этом свете, оттягивая неизбежное.
Вот так все и происходит. Нет ничего вечного на этом свете, все мы лишь гости под этим небом, и вдвойне печальней становится, когда приходит время тех, кто жил по-настоящему, кто ценил свое время, кто действовал, любил, страдал, боролся и, несмотря ни на что, дышал полноценно, вбирая всю полноту и гамму страстей и эмоций.
Это был достойный уважения человек. Мне есть, за что ей в этой жизни сказать спасибо, есть, за что на нее обижаться, можно даже не любить ее, но не признавать ее внутренней силы и не отдавать дань уважения ее интеллекту было бы полным свинством с моей стороны.
– Здравствуй. – Я печально улыбнулся, когда ее ладонь дрожа прошла по моей щеке.
– Мне нужно было увидеть тебя напоследок. – Она смежила веки. – Ты хороший человек, Ульрих, и ты, похоже, еще долго и тяжко будешь играть на большой арене мира, тем или иным образом касаясь близких мне людей.
– Покой нам только снится, – опять улыбнулся я.
– Мне нужно многое тебе сказать. – Она вновь открыла глаза, встречаясь со мной взглядом. – О многом, наоборот, мне нужно промолчать.
– Даже сейчас? – Я печально покачал головой.
– Особенно сейчас, когда весь привычный мир висит на волоске. – Она тяжело вздохнула. – Ты должен понять: твое заключение было единственным шансом оставить тебя в живых при том раскладе.
– Понимаю. – Я согласно опустил голову. – Но принимаю с трудом.
– Дело даже не в Митсвеле было по большому счету. – Она поджала сухие губы. – Общественность, будущее принцессы, все это получило огласку, и даже этот мятеж в стране эхо тех событий. Все взаимосвязано.
– Я не буду таить обиды ни на тебя, ни тем паче на твою семью. – Я пожал плечами. – Это пустая трата времени, того, что было, уже не вернуть, а то, что есть… Не знаю, пока не знаю, как поведу себя дальше.
– Нона. – Она тяжело вздохнула. – Пообещай, что не причинишь ей вреда.
– Мне не за что держать на нее зла. – Я немного удивился повороту ее мысли.
– И даже если вдруг будет… – Она отвела взгляд. – Все равно не тронь ее. Это была моя воля, меня вини во всем.
– О чем ты? – Мне вдруг стало тревожно в груди.
– Рано. – Она сжала мою ладонь. – Прости, но пока тебе рано об этом знать.
– Что еще? – Я с трудом сдержался, чтобы не схватить ее за плечи.
– Прости, но об этом ты узнаешь уже не от меня. – Она виновато опустила взгляд. – Найди императора, он в курсе, он поможет тебе, если будет совсем уж тяжело.
– Император. – Я с трудом сдержался, чтобы не брякнуть фразу типа: «Кто бы ему помог?» Так как, похоже, за него взялись всерьез, окружая со всех сторон.
– Будешь уходить, на моем письменном столе найди узором составленный оттиск птицы. – Она повернула голову в сторону указываемого предмета. – Нажми на него и подожди примерно пять ударов сердца, там будет книга. Надеюсь, ты поймешь, что информация в ней не должна быть предана огласке.
Она замолчала, внимательно и пристально изучая мое лицо.
– Я все же попрошу тебя, Ульрих, – через какое-то время вновь произнесла она. – Будь рядом с моими наследниками, не дай рухнуть династии и всему тому, что я строила всю свою жизнь.
– Я постараюсь, – пришлось кивнуть.
– И пожалуйста, прости. – Она закрыла глаза. – Если сможешь.
– Я постараюсь, – вновь выдавил я из себя обещание, отпуская ослабевшую руку.
Бывшая королева полностью обессилела, впадая в полусон-полуявь. О большем нам пока не поговорить. Встав с кровати, я, как она и просила, направился к столу, внимательно изучая резную столешницу с накладкой из бархата и причудливой вязью узоров по краю. Красивый стол, искусная работа, все гармонично и не царапает взгляд лишними деталями, а вот и обещанная птичка, по виду ворона или галка, так как угадывался контраст оттенков между крыльями и телом. Нажав, подождал назначенное время, извлекая из потайной ниши, что со щелчком открылась в столе, увесистую книгу, затянутую черной кожей с серебряными узорами толстых бляшек.
Дворец я покидал в гордом одиночестве. Больше меня никто не встречал и не провожал. Все было предельно ясно и понятно, все нюансы оговорены, день свободы и в путь. Я вновь возвращаюсь туда, откуда все начиналось, я возвращаюсь уже в не свой дом, я еду в Рингмар.
Отловленный экипаж за воротами дворцового кольца услужливо покатил меня по улочкам города, петляя по перекресткам и проспектам, прочь из столицы. Город явно преобразился, стал вроде как резче, активней, по мостовым топали сапогами дополненные военными патрули стражи. Сами горожане выглядели испуганно, а добрая половина домов была украшена черными траурными лентами в связи с гибелью короля.