– Молчать! – рявкнул он, грохнув кулачищем по столу. Кулак у него был очень даже приличный по размеру, стол – не очень приличный по качеству, потому столешница ухнула и прогнулась, едва не треснув под напором кулака бывшего надзирателя, а ныне начальника смены майора Конкина. – Молчать! – жестко сказал он, поднимаясь с места и поправляя кобуру с пистолетом Макарова, будто показывая серьезность намерений. – Теперь я говорить буду, а вы слушать! До тех пор, пока мы не установим связь с материком, – я ваш царь, бог и единственный начальник! Потому слушаться меня беспрекословно, иначе… иначе по законам военного времени!
– Расстреляешь, что ли? – пренебрежительно, через губу – Бродина. Муж ее – начальник другой смены, вот и строит из себя важную даму. Глупая тварь – как пробка глупая!
Конкин спустился со сцены, подошел к Бродиной, постоял, заглядывая в глаза, потом быстрым движением схватил ее за волосы, дернув, запрокинул женщине голову. Она ойкнула, испуганная, широко раскрыла глаза, а майор тихо, вкрадчиво сказал:
– Надо будет – расстреляю! Тебя первую, если будешь воду мутить! Мы здесь, похоже, в самом деле навсегда! Потому заткни пасть, слушай и делай, что тебе говорят! Скажу прыгнуть вверх – единственное, что ты должна спросить: на сколько сантиметров! Поняла? Я спрашиваю – поняла?!
Он встряхнул ее голову так, что женщина не выдержала и заплакала от боли. Слезы текли по ее щекам густо, сливаясь в два ручейка. Все, кто был в зале, замерли в ошеломлении. Они не ожидали такого поведения от всегда спокойного, рассудительного и вежливого Конкина.
– Еще раз говорю – военное положение! Вы на службе, так что считайте все это боевой операцией! И я буду нещадно карать того, кто поставит жизнь товарищей под угрозу! Я предупредил – вы слышали! Итак, мы попали в беду. В результате какого-то катаклизма всю тюрьму вынесло в неизвестный мир. За стенами зоны бегают динозавры, на них ездят аборигены, вооруженные средневековым оружием. Это доказывает, что мы не на Земле. На Земле давно нет динозавров. Старший лейтенант Василич хотел поведать нам о втором пути, которого нам следует придерживаться. Говори!
Василич кивнул и как ни в чем не бывало продолжил спокойным, без тени эмоций голосом:
– Единственный путь – выгнать всех заключенных. Я их расстреливать не собираюсь, остальные, думаю, тоже. Если нападут, тогда другое дело, а чтобы как мясники, в камерах – нет уж, увольте. Предлагаю – выводить заключенных группами по пять-десять человек, выгнать за ворота, всячески предохраняясь от нападения. Когда мы их выгоним, у нас будет запас продовольствия примерно на полгода – если не обжираться, конечно! Под боком у нас река – можно ловить рыбу, брать оттуда воду. За водой – под охраной. У нас есть автозаки, есть бензовоз – в нем скорее всего есть горючка. Доехать до реки нам хватит. Осмотримся, наладим контакт с местными, а тогда уже решим, как нам жить. Вот такой план.
– Правильный план, – кивнул Конкин. – Я предполагал то же самое. Значит – делимся на две группы, и каждая из групп выводит заключенных – примерно по шесть-восемь человек. При малейшей попытке напасть, сопротивлении – применяем оружие. И вот еще что – моими заместителями будут… – Он обвел взглядом зал, прищурился, будто прицеливаясь. – Василич и Тимохина.
Зал зашумел, но никто ничего не сказал. Кроме Насти Тимохиной, растерянно оглядывающейся по сторонам:
– Я?! Почему я? Я служу-то всего полгода! Есть и поопытнее!
– Потому что ты добросовестная, разумная и не несешь пургу – как некоторые. – Конкин не смотрел на Бродину, но почувствовал, как та напряглась. – Потому ты. Ну а Василич – понятно, почему. Так что теперь вы оба мои заместители. Опять же – до того момента, когда нас… хм-м… найдут. В чем я сомневаюсь.
– А как же семьи?! Как же дети?! – заголосила Харитонова, сидевшая с краю первого ряда, женщина довольно молодая, лет тридцати. – Они меня ждут! Как же без меня?! О господи, господи! О господи, господи, господи…
С другой стороны зала заголосила еще одна охранница, потом еще, еще – началась цепная реакция, и через минуту рыдал и всхлипывал весь зал.
Честно сказать, Конкину самому хотелось завыть, заплакать, удариться головой о стол так, чтобы очнуться уже на Земле, в своей постели, рядом с любимой Валькой. Но если бы люди могли по своему желанию изменять свою судьбу… тогда – это были бы уже не люди, а боги!
– Молчать! – Голос предательски дрогнул, но Конкин сумел не сорваться в кудахтанье. Взял себя в руки и уже четко, твердо объявил: – Радуйтесь, что живы. Могло быть гораздо хуже.
– Куда хуже-то?! – истерично выкрикнула Харитонова, и Конкин тут же ее прервал, рявкнув так, что в ушах зазвенело:
– Заткнись! Люди на войне выжили, в концлагерях – а ты тут истерику устраиваешь! Еда есть, крыша над головой, оружие – чего орешь?! Случилось так, как случилось, ничего уже не изменить, так надо жить! Нам каждый человек дорог, каждый мужчина, каждая женщина! Что, лучше лечь и помереть?! Разберемся, куда попали, устроим свою жизнь, а там… там посмотрим! Всем утереть слезы! Тимохина, организуй дежурства на стене! К вечеру чтобы представила список личного состава, график дежурств! Все женщины в твоем распоряжении, если кто-то откажется подчиняться – говоришь мне. Предупреждаю – те, кто не будет подчиняться, отправятся за стену! Да, да – сейчас не до миндальничанья – не хотите подчиняться – вон! К дикарям! Возражения есть?
Конкин обвел тяжелым взглядом притихший зал, женщин, утиравших глаза, и удовлетворенно кивнул:
– Возражений нет. Мужчины, за мной.
* * *
– Почему это он тебя выбрал в замы, а? Что, обслужила как следует? За щеку взяла, как обычно, да? – Бродина подбоченилась, прищурила глаза и презрительно сплюнула. – Молодая, да ранняя! Может, расскажешь, что как он любит?! Сверху или снизу? Будем знать, как к нему подлизаться!
– Ага, подлизаться! – хохотнула Мезенцева, почесывая крупный, обтянутый форменной юбкой зад. – Полижем и тоже сделаемся замами!
– Вы слышали, что сказал Конкин? – Настя была спокойна, хотя это давалось ей с трудом, и по лицу пошли красные пятна. – Он вам башки оторвет!
– Как бы мы сами ему не оторвали! – визгливо крикнула Мезенцева, похлопав по деревянному прикладу автомата. – Мужиков десять, а нас вона сколько! Правильно, бабоньки?! А что – власть в свои руки, мужики пусть нам прислуживают, а то и с местными договоримся! С оружием – мы сами мужики! А ты пошла нахрен, Настька! Иди, отсоси своему майору! Думала, не знаем, как ты с ним милуешься, от живого мужа-то?! С-с-сука! Проститутка! Гляди, что будет, с-сука! Кланяйся, блин!
Мезенцева передернула затвор «калашникова», и длинная очередь ушла поверх голов, прямо в небо. В толпе кто-то взвизгнул, женщины бросились в стороны, на месте остались стоять только Мезенцева, Бродина и Настя – бледная как мел.
Мезенцева хотела что-то сказать, повела стволом, взяв ниже, прямо поперек живота Тимохиной, но тут случилось то, чего никто не ожидал, – захлопали огромные крылья, раздался дикий рев, вой, будто во двор ворвалась электричка.
Огромное существо, раскрашенное ярко – в красные и синие цвета, кривясь на один бок, падало как подбитый в бою истребитель. Беспомощно хлопая перебитым крылом, мотая перерезанной чешуйчатой половинкой широкого полотнища, дракон врезался в мощенный брусчаткой двор, проехал по камню метров десять, прежде чем остановился, и еще раз взревел, да так, что у Насти заложило уши.
Всадник, что сидел на спине дракона, не удержался во время слишком жесткой посадки, а точнее, падения, и его, как из катапульты, метнуло вперед, прямо в стену котельной.
Шлепок! Будто шмякнули мешок песка, хруст… и все кончено. С наездником кончено. А вот дракон – тот остался относительно цел и при том при всем был очень, очень сердит. Смерть седока, с которым он был связан ментальными нитями, не просто его расстроила – он впал в безумие, не рассуждая, не думая, одержимый одним желанием – убить всех, кто причинил ему боль! Всем, кто убил его половинку, его человеческого напарника, с которым он жил бок о бок долгие годы, летал в небе, который вырос и возмужал на его глазах!
Смерть! Смерть всем!
Прежде чем сгореть в огне, от которого плавится даже металл, Мезенцева успела всадить в дракона весь магазин. Пули калибра 7.62 из старого, проверенного годами «калашникова» прошивают, как картонный, любой бронежилет, кроме бронежилета четвертого класса защиты, с титановыми пластинами на груди. Что для «калашникова» какой-то дракон с его смешными, раскрашенными в попугайские цвета хитиновыми пластинами, безболезненно выдерживающими удар стрелы или дротика?
Тяжелые пули разорвали грудь дракона, как если бы она была сделана из пластилина, раздробили кости грудины, разорвали два сердца, нагнетающие кровь в кровеносную систему летающего монстра, размозжили легкие, прогоняющие сквозь себя невероятные объемы богатого кислородом воздуха.
Но охранница опоздала. Две железы, расположенные в носовой части морды, уже накачали необходимое давление воздуха и с силой выбросили из себя две желто-зеленые струи, похожие на две узкие, тонкие, гадкого вида сопли, высморканные невоспитанным дворовым мальчишкой. Эти струи пересеклись в воздухе, метрах в пяти от дракона, и мгновенно воспламенились, озарив двор яркой, как электросварка, вспышкой!
Соединившиеся струи полетели вперед огненной рекой, и длина реки была больше пятнадцати метров. Самый настоящий живой огнемет.
– А-а-а-а-а-а… – успела крикнуть Мезенцева, и крик ее захлебнулся в гудящем, шипящем пламени, воняющем серой и почему-то тухлым мясом. Возможно, это был запах горящей охранницы, труп которой шипел и потрескивал, извиваясь на старых, вытертых тысячами ног камнях тюрьмы.
Бродина стояла чуть в стороне, потому зацепило не очень сильно, ее правая рука горела, как головешка, и сейчас женщина металась по двору, страшно вопя, хлопая по плечу другой рукой, тут же занявшейся синеватым огнем. Жидкость, которую выпустил дракон, вероятно, была сродни напалму, и потушить ее было очень трудно, почти невозможно – если только рядом нет специалиста-мага.
С развороченной грудью, заливая двор темной, резко пахнущей кровью, дракон почти не утратил своей смертоносной мощи. Драконы вообще славились своей живучестью, чтобы его быстро убить, надо попасть в мозг, а чтобы попасть в мозг – нужно пробить толстенный, как из стали сделанный, череп, не поддающийся ни копью, ни мечу. Драконов не брала и магия – это знал даже ребенок.
Дракон вертелся на месте и, ловя взглядом бегающих, как тараканы, вопящих женщин, пускал в них струи огня – иногда успешно, иногда мимо, через минуту уже весь двор перед корпусом А полыхал так, будто кто-то разлил в нем несколько бочек бензина.
Трещали волосы на голове, от жара слезились глаза, но дракон все поливал и поливал из своего «огнемета», пока несколько коротких очередей не размозжили его укрытый за костяной броней мозг.
И тогда Настя опустила автомат и бессильно опустилась на камни, мучимая позывами к рвоте, задыхаясь от непереносимого запаха жареной человечины.
После драконьей атаки в живых осталось двадцать две женщины, три из которых были сильно обожжены. Бродина осталась лежать рядом со своей подружкой Мезенцевой, выжженная дочерна, как печной уголек.
– Что?! Что тут случилось?! – Настя вышла из ступора только тогда, когда Конкин потряс ее за плечи. – Это что такое?! Кто открыл огонь по дракону?!
– Она! – Настя указала пальцем на черного «боксера», лежавшего на земле. Потом вскочила, отбежала в сторону и с минуту исторгала из себя содержимое желудка, давясь, захлебываясь слезами. Конкин терпеливо ждал, держа автомат на изготовку, направив ствол на группу из десяти заключенных, с недоумением и любопытством поглядывающих на тушу убитого чудовища, по которой все еще проходили волны судорог.
– Она хотела власть захватить. – Настя вытерла рот рукавом, выпрямилась и покрасневшими от усталости глазами посмотрела на Конкина. – Пальнула поверх голов, а он… летел. Случайно вышло. Подбила эту штуку… крыло ему перебила. Он сюда упал, а наездник – вон он, похоже, что шею сломал. Дракон… это же дракон, правда? Я такие на картинке видела! И в кино! В общем – дракон разозлился и начал пускать огонь. Бродина засадила ему в грудь, а я потом добила его. Вот! Все!
– Это точно – все! – устало бросил Конкин. – Теперь мы хрен договоримся с местными. Эта штука небось больших денег стоит. Ладно, потом. Займись ранеными – пусть в санчасть отнесут. Эй, вы, пошевеливайтесь! Вперед!
Конкин дернул стволом автомата, заключенные пошевелились, тронулись с места, и вдруг один из них, налетчик Агапов, который некогда вырезал всю семью фермера, дико завопил:
– Братва! Он нас расстреливать ведет! Врет, что на волю! Щас расстреляет сцука и на корм драконам пустит! Вали его! Вали! Хватай оружие!
Конкин стоял шагах в трех от заключенных, как и положено конвоирующему, но безумный налетчик, всегда отличавшийся дурным, истеричным нравом, пересек это расстояние за один прыжок, как атакующая обезьяна. Он едва не дотянулся до горла Конкина, когда очередь из «калашникова» отбросила его назад, под ноги соратникам. Пули, предназначенные Агапову, едва не задели Зимина, стоявшего ближе всех, а тело грабителя подбило его под ноги, и если бы не мгновенная реакция – свалило бы на землю.
Ствол тут же опустился, палец на спусковом крючке дрогнул, еще доля секунды – и все десять человек полегли бы тут, на залитом кровью, закопченном, как печная труба, дворе.
Зимин понял, что сейчас погибнет, расстрелянный на месте, и ему вдруг стало ужасно досадно, что он не увидит нового мира, не увидит, как летают драконы, не посидит на солнцепеке, заливаясь по́том и мечтая о кружке пива. И тогда Зимин тихо, глядя в глаза Конкину, сказал:
– Не надо, майор. Он был дебил, ты же знаешь. Отпусти нас! Обещаю – мы выйдем, и никто из нас по дороге не причинит вреда, не сделает попытки напасть. Клянусь!
Конкин расслабился, сглотнул – он знал, кто такой Зимин. Он знал всех – кто такие были на воле и за что сюда попали. Конечно, знал то, что ему положено знать, не более того.
От Зимина веяло спокойной силой, уверенностью, надежностью, и Конкин поверил ему, хотя и был на секунду от решения.
– Хорошо. Вперед! Не оглядываться, смотреть под ноги!
Ругая себя за то, что решил выводить эту партию заключенных в одиночку, Конкин побрел следом за осужденными, держась на пять шагов позади.
Через десять минут и эти заключенные оказались за воротами тюрьмы. Теперь можно было вытереть лоб, передохнуть минут десять и за новой партией.
Конкин оглянулся – ему хотелось присесть где-то в тени, передохнуть (стояла просто-таки удушающая жара), но передумал и побрел туда, где женщины рассматривали труп аборигена, свалившегося с дракона.
Да, Настя точно сказала – самый настоящий дракон, будто сошедший с картинки в одной из старых сказок – длинный хвост с «веером» на конце, рогатая голова, узкое тело и огромные чешуйчатые крылья. Жалко животину, и ситуация гадкая – теперь местные точно обозлятся. Это все равно, как если бы кто-то взял, да и сбил самолет-разведчик. Чем не доказательство агрессивных намерений? Теперь рассказывай, что прибыли с миром, что вообще душки и ангелы, хоть и с автоматами. Хрен кто поверит! Конкин первый бы в это не поверил, будь он на месте местного князька, или кто он там у них.
Абориген был одет в кожаную одежду, перетянутую ремнями. За спиной лук, колчан со стрелами, на поясе нож и небольшой меч. Несколько небольших дротиков – на груди, в перевязи. Одежда очень похожа на форму – даже нашивка есть, летящий дракон. Служащий, точно!
Конкин перевернул его тело, голова беспомощно мотнулась, повисла набок, глядя на майора темными мертвыми глазами. Он мысленно выругался и скривился – вот же не было печали! Ну и как теперь объяснить аборигенам, что это все случайность?! Ведь когда-то нужно будет выйти наружу! Как-то нужно будет контачить с местным населением! Запас продуктов не вечен, тем более что часть их скоро испортится – мясо, например. Электричества нет, морозильники уже потекли.
Можно было бы включить аварийные дизель-генераторы, но солярку нужно экономить. «КамАЗ», два автозака – все на солярке, как и бензовоз – с той самой соляркой. Надолго не хватит, но доехать куда-то – вполне. А если обшить, к примеру, листовым металлом – получится самый настоящий броневик! Вдруг придется воевать с местными?
И тут же усмехнулся – а как обшивать-то? Если электричества нет! Сварка-то не будет работать! М-да… современный человек привык к тому, что у него в доме всегда загорается лампочка и воду для чая греет электрический чайник. А вот попробуй-ка лиши людей всех этих благ цивилизации, и что будет? Катастрофа!
– Маленький какой! – прервала мысли Конкина одна из охранниц, неслышно подойдя сзади. – Они как дети! Карлики какие-то!
– И ничо не карлики! – пробасила дородная Доронина, проработавшая в тюрьме лет десять. – Глянь, мускулы какие! За счастье такие мускулы нашим мужикам! Только брюхо и растят! Интересно, а он весь такой… маленький? Может, в корень пошел? Может, там у него – по колено?
Женщины захихикали, Конкин недовольно, с осуждением посмотрел на охранниц, и неугомонные бабы тут же зашагали прочь, сделав скучно-рабочий вид, что, впрочем, его не обмануло.
Кстати, еще одна проблема. На десять мужиков – двадцать баб! И насколько Конкин знал женщин – скандалов, разборок не миновать. С мордобоем и истериками! Это сейчас они ошеломлены происходящим, сейчас не знают, как себя вести, тоскуют по семье, по мужьям, а пройдет время, и начнут подыскивать себе очередную «жертву», «любофф», и вот тогда начнется!
Главное, чтобы не перестреляли друг друга… людей и так мало, каждый и каждая на счету. Если аборигены захотят взять тюрьму штурмом – солоно придется! А могут и захотеть. Оружие – вот о чем мечтает каждый абориген, увидевший, как оно действует.
И еще задача – куда девать трупы? Например, дракона. Куда его убирать? На жаре быстро протухнет – вонища, мухи, зараза! Значит, нужно резать, таскать и сбрасывать куда-то за стену.
А трупы людей куда? Тоже сбрасывать? Не по-людски это! Женщины погибли, можно сказать, на посту и заслуживают приличного погребения!
Конкин вздохнул и потащился за следующей партией заключенных, надеясь, что в этой партии не окажется какого-нибудь безумца. Вообще-то ему было плевать, даже если пришлось бы перестрелять их всех – здесь сидят такие подонки, что им давно уже нужно быть на том свете. В аду. Но где их хоронить?
Нет уж, пусть сами, своими ногами идут к месту захоронения или кормежки драконов. Пусть аборигены накормят своих тварей досыта – ни один из тех, кто тут сидел, не заслуживал снисхождения. Кроме Зимина, возможно… да и тот хорош – убить полсотни людей, прихлопнуть их, как тараканов, – это тебе не пивка попить! Зверюга еще тот!
Вероятно – самый опасный из заключенных «Тройки». Спокойный, как танк, и столь же опасный. В документах не говорится, где он служил до осуждения, но двух мнений быть не может – повоевал мужик досыта. Шрамы, а тело жилистое, сильное, как у олимпийца. Даже не современного олимпийца, а как у статуи Геракла – стальные мышцы, жилы, выпуклости и ни одной жиринки! Только Геракл массивный, а этот худощавый, гибкий, как шланг. Сосед его рассказывал – Зимин чуть не узлом завязывается, растяжка потрясающая. Так что вряд ли он служил на складе, выдавая кальсоны. Спецназовец – рупь за сто! Гэрэушник – к гадалке не ходи!
Следующие партии заключенных ушли за ворота без приключений, и Конкина это дело очень даже обрадовало. Теперь можно было спокойно заниматься домашними делами, не думая о том, что в камерах от голода и жажды сходят с ума особо опасные маньяки-убийцы и что скоро придется освобождать корпуса от их трупов.
Ушли – и ушли. Все! Забыли! Навсегда! И слава богу…
* * *
– Ты уверен, что они понимают? – Властитель посмотрел на чужеземцев и пренебрежительно наморщил нос. – А чего они так воняют?
– Не знаю, Величайший! – Маг почтительно наклонил голову. – Возможно, что это особенность расы. Ну есть же у нас рагиз, у которого под хвостом вонючие железы, чтобы отпугивать неприятеля, вот и эти такие. Понюхает их противник и не станет трогать!
– Вы бы посидели без воды на такой жаре в камерах, не так бы завоняли! – выкрикнул татуированный с ног до головы мужчина лет тридцати пяти. – Недомерки поганые! Воняем мы им, сукам!
– Заткнись, дурак! – сквозь зубы процедил полковник Слюсарь и потупил взгляд, чувствуя, как внимание Властителя перешло на него. – Забыл, что с тем стало?
– Какой непочтительный чужеземец! Раб! – с усмешкой констатировал человек, сидевший на троне, и повел пальцем. – Поучите его манерам. Убивать не нужно. Пусть другие видят и расскажут своим соратникам.
Татуированного схватили под руки, он вырвался, ударил одного из телохранителей Властителя локтем, извернувшись, как змея. Тот отлетел метра на два и затих, запрокинув голову. На возмутителя спокойствия навалились еще несколько человек, и он исчез под грудой тел, рыча, как дикий зверь, попавший в ловушку. Но не прошло и пяти минут, как он был уже связан и стоял с вытянутыми руками, подтянутыми кверху. Его мускулистое тело блестело от пота, а кое-где на нем виднелись ссадины и потеки крови.
– Это Маларчук, – тихо прошептал Слюсарь. – Налетчик. Банду свою организовал – грабили предпринимателей. Я хорошо его помню. Абсолютно безбашенная тварь! Ему давно надо быть на том свете!
– Как и всем нам… – задумчиво сказал Зимин, глядя на то, как к Маларчуку подходит человек в сером костюме с кожаным передником, похожий то ли на кузнеца, то ли на сантехника. Сходство стало еще более разительным, когда человек достал из кожаного саквояжа колечко, будто хотел сменить прокладку у крана.
Но никакой прокладки он менять не собирался. Мастер Разак ловко, коротким точным движением обездвижил раба, ударив его под дых, схватил белокожего чужеземца за голову, запрокинув ее вверх, и выверенным, годами точенным движением вонзил в носовую перегородку бунтаря отточенное, как шило, сверло. Пара движений – и дырка готова. Еще секунда, и кольцо защелкнулось навсегда. Теперь его можно было только распилить или разрубить, но на это уйдет много, очень много времени – сталь, укрепленная кузнецкой магией, плохо поддается разрушению. Из этой стали делают лучшие клинки, которые не ломаются даже под ударами кузнечного молота.
Еще несколько секунд, и к колечку приклепана цепочка – обычная, безо всяких изысков – на такой держат дворовых псов.
Цепочку зацепили за столб, у которого стоял татуированный, руки ему развязали, и он приходил в себя, бессмысленно глядя на свои руки, залитые кровью из носа.
– Смотри, что сейчас будет! – с непонятными интонациями в голосе сказал Слюсарь, и Зимин застыл, чувствуя, что сейчас и правда что-то произойдет. И оно произошло.
Маларчук, особо опасный, осужденный на пожизненное заключение налетчик, убийца как минимум двадцати человек, среди которых были женщины и дети, рванулся вперед, не обращая внимания на то, что кольцо рвет плоть, ломая хрящевую перегородку. Он был похож то ли на атакующего быка, то ли на нападающего в американском футболе (что суть одно и то же – яростный напор и тупость), и Зимин невольно удивился – насколько же безумен был бандит! То ли он не понимал, чем все может закончиться, то ли на самом деле спятил, но Маларчук несся к трону с такой скоростью, что казалось – через секунду он вцепится зубами в этого лощеного красавчика в белом, безмятежно наблюдавшего за происходящим.
Не добежал. Темнокожий человек, стоявший справа от трона, сделал быстрое, почти неуловимое движение, и нападавший рухнул к ногам Властителя, слегка поднявшего брови в неподдельном удивлении. Он не верил своим глазам – как это ничтожество посмело напасть на Властителя?!
Зимин отдал должное выдержке смуглокожего – он не пошевелил ни одним мускулом, не дернулся, не вскочил с места – просто сидел и смотрел на происходящее как на театральное представление. Когда нападавший затих, Властитель своим мелодичным, мягким голосом спросил у стоявшего справа седовласого мужчины:
– Они что, все такие неукротимые? Забавно! Он еще жив?
– Жив. Оглушен, о Властитель! – Телохранитель, который щупал шею Маларчука, выпрямился и посмотрел на господина. – Перерезать ему глотку?
– Это слишком быстро! – поморщился Величайший и снова посмотрел на мага. – Придумайте что-нибудь поинтереснее, чтобы не сразу умер и чтобы его пример отвратил остальных чужеземцев от необдуманных поступков. А пока расскажите мне, что вы узнали от пленников. Кстати, почему здесь только десять? Вы что, не смогли обучить языку остальных?
– Мой господин! – поклонился один из замов Главы гильдии, тот, что помоложе. – Мы обучили ВСЕХ! В разной степени, но всех. Изъясняться и понимать наш язык может каждый из чужеземцев. Но представили тебе только тех, кто, как нам показалось, был поинтереснее остальных. Зачем тебе, мой господин, нюхать смрад от полутора сотен рабов? Достаточно и десятка – даже слишком достаточно! Нам не хотелось истязать твое обоняние запахом помойки. Но если прикажешь – сюда тотчас же доставят всех чужеземцев!
Маг поклонился, и Властитель удовлетворенно кивнул:
– Разумно. Итак, что вы узнали, кто эти люди, каким образом появились здесь вместе с замком? Откуда прибыли?
– Мой господин… это преступники! – коротко ответил Глава гильдии, глядя на то, как поднимают и привязывают к столбу чужеземца, почти пришедшего в себя (дубинка, которую метнул телохранитель, не проломила крепкий череп). – Это преступники, которых вместо того, чтобы казнить за многочисленные преступления, приговорили до конца жизни находиться в темнице!
– Преступники?! – Властитель поднял брови домиком, и лицо его обрело живой интерес. – Интересно! Целый замок преступников?! И надо думать – на стенах надзиратели?! М-да-а… чудны твои дела, Создатель!
Властитель сделал жест «Подношение», отдавая невидимый дар верховному божеству, и откинулся на спинку кресла-трона:
– Ну, дай-ка я догадаюсь, а ты меня поправишь, если что… Это тюрьма. Каким-то волшебством ее перенесли в наш мир из другого места. И тогда охранники выгнали всех заключенных за стены тюрьмы. Зачем? Зачем… у них мало пищи! Вот зачем! И мало воды! Убивать их не стали, потому что так много хлопот – трупы куда-то девать, да и трудиться не хочется. Так?
– Так, Величайший! Ты гениален, мой господин! – Маг склонился в глубоком поклоне, но довольный собой и собеседником Властитель поднял его взмахом руки:
– Ладно, ладно… хватит лести. Я и так знаю, что не глуп. Значит – это осужденные… И тогда встает вопрос – что с ними делать? После того как выжмем всю возможную информацию. Для чего они годны? Если все так безумны, как это животное (пренебрежительно указал пальцем в сторону татуированного), проку в качестве рабов от них никакого. Заставить их выполнять даже простейшие действия будет очень трудно. Тогда зачем они нужны?
– Возможно, нам следует расспросить их как можно тщательнее, мой господин! – Маг наклонил голову в поклоне. – Судя по всему, мир, из которого они прибыли, обладает невероятно разрушительным оружием, равного которому в нашем мире нет! Они могут рассказать о нем, как оно действует, как его сделать, и тогда мы станем сильнейшим государством в мире! Прекратим все войны, и мир заживет в благоденствии и покое. Став одним-единым, процветающим, счастливым государством! Живущим по законам правильным, законам, данным нам предками, освященными Создателем и его наместником, Патриархом!
«Идеалист! – подумал Властитель и внутренне улыбнулся. – Установить мир, уничтожив его половину! Он в самом деле так глуп? Или просто хочет мне понравиться?»
– Да, придется пролить кровь. Но в конце пути из навозной кучи появится драгоценный камень – единая Империя, и во главе нее ты, мой господин, Величайший из Величайших Властитель! Наш свет, наша надежда!
– Проклятые коммунисты! – фыркнул Слюсарь, внимательно прислушивавшийся к разговору Властителя и мага. – Все это уже было! Загнать всех плохих в лагеря, уничтожить недовольных – и тогда наступит золотой век! Ну твою ж мать! Нигде нет покоя от этих идей!
– Заткнись, на нас смотрят! – процедил сквозь зубы Зимин, но было уже поздно. Властитель повел рукой, и, повинуясь жесту, двое охранников бросились вперед, выхватили из толпы полковника и бросили его под ноги Властителю. Слюсарь замер, всей своей спиной ощущая собственную незащищенность.
– Поставьте его на колени, – приказал человек, сидящий на троне, и полковника тут же вздернули вверх, прижав к его шее острый клинок. Слюсарь чувствовал – одно движение, и он захлебнется горячей кровью, безуспешно пытаясь вдохнуть, дергаясь в судорогах, как безмолвный баран. И Слюсарь проклял свою болтливость!
– Я заметил, что ты много говоришь, – безмятежно улыбаясь, констатировал Властитель. – Возможно, ты нам пояснишь кое-какие обстоятельства. Итак, в вашем мире есть оружие, которое сильнее нашего. Что это? Что оно может?
– Наше оружие… – начал Слюсарь, но тут же вздрогнул и застонал от хлесткого удара гибкой палкой, пришедшегося на спину. Рубашка лопнула и тут же напиталась кровью – удар рассек Слюсарю кожу.
– К свободному, а тем более к Властителю, обращаться нужно «мой господин»! – проскрипел телохранитель, занося палку над головой, чтобы хлестнуть ей еще раз.
– Не нужно. Пусть говорит как умеет, – милостиво разрешил Властитель, который уже давно, с юности, не испытывал такого жгучего любопытства. После того случая, как в углу дворцовой библиотеки нашел ящик с запрещенными к общему доступу свитками древних ученых.
Но тогда его постигло разочарование – большинство свитков касались каких-то древних политических интриг, до которых уже давно никому не было дела, и только один представлял интерес. Это был трактат «Строение женского тела и способы наилучшего удовлетворения женщин, в свете исследования магистра медицины Сируса Пальского».