После того как Валя едва не вырвала обидчику Коли глаза, а потом едва не откусила ухо его отцу – скандал бы несусветный, ее хотели судить, но после того, как на защиту отчаянной встали все родители обиженных негодяем детей, дело спустили на тормозах, а хулигана перевели в другую школу, куда-то на окраину, где его след и потерялся. Николай случайно узнал о его смерти из криминальной хроники, едва разглядев в заплывшей жиром морде убитого бывшего школьного недруга. Узнал его только по шраму, изогнувшему бровь вопросительным знаком, что в детстве придавало пацану вид глуповатый, недалекий и даже вовсе придурочный.
В тишине комнаты вдруг зазвучал телефон, и Николай с трудом удержался, чтобы не вздрогнуть, – знакомая мелодия, такая стояла на аппарате Вали – «У природы нет плохой погоды». Мама очень любила этот фильм и эту песню, потому Валя поставила мелодию на трубку и не меняла ее с тех пор, как купила свой первый аппарат.
– Опять звонят! – с горечью сказала Нина. – Я им говорю, что мама умерла, а они угрожают, мол, вру я все, придумываю и что они пришлют своих парней, чтобы с нами разобраться. И со мной тоже – мол, меня будут насиловать кавказцы, а потом продадут в турецкий бордель. Представляешь, дядь Коль, они ведь названивают так сутки напролет! И они все время разные – то мужчины, то женщины, и говорить с ними невозможно – наглые, матом ругаются, орут! Как такое допускают в стране, а? Это же бандиты! Настоящие бандиты! Это они маму довели до самоубийства!
Нина замолчала, опустила взгляд, будто не решаясь сказать, помолчала секунд десять и наконец все-таки решилась:
– Дядь Коль, я не верю, что мама сама… – Она поперхнулась, закашлялась и сдавленным голосом продолжила: – Ее убили! Уверена! Ты же знал маму, она железная была! Ее не сломать было! Только убить! Не верю! А следователь говорит – никаких следов насилия. Мол, сама повесилась. И записка есть. Если бы ее убили, заставили написать записку – не стали бы упирать на то, что она была должна и ее довели до самоубийства. Придумали бы что-нибудь попроще – так следователь и сказал.
Смолкший было телефон снова зазвонил, и Николай требовательно протянул руку:
– Дай мне его. Пусть у меня останется, ладно?
– Дядь Коль… только это… ничего не надо, ладно? – Нина скривила губы, удерживаясь от рыданий. – Все равно ничего не добьешься, а тебя еще и посадят! И как тогда я буду? У меня же никого теперь, кроме тебя, не осталось! Никого, понимаешь? Совсем никого!
Николай принял трубку, не дрогнув ни одним мускулом лица. Сейчас он не мог себе позволить расслабиться, распуститься. Стоит дать волю чувствам, и… все проиграно. Бой проигран! Воевать нужно с холодной головой. И дурак он был, когда радовался тому, что здесь нет войны! Есть она! Только невидная, замаскированная, тихая, как чума, вползающая в здоровое тело. Допусти ее – и разложится организм, расцветет страшными гнойниками, умрет, превратившись в груду гниющего мяса. Заразу нужно выжигать огнем, если нет на нее другого лекарства, чтобы не заразились здоровые органы!
Он взял трубку, двинул по экрану пальцем. Дорогой телефон, хороший! Как это его не отобрали? Видимо, решили, что успеют, как-то ведь надо связаться с должником? Как-то надо названивать ночь-заполночь?
– Я слушаю, – ответил он бесстрастно, холодный, как айсберг, утопивший «Титаник».
– Ты кто? – Грубый голос в трубке напомнил ему о том хулигане из детства. Тот тоже любил подпустить глумливые, шпанские нотки.
– А кто вам нужен? – так же бесстрастно спросил Николай, не глядя на замершую Нину.
– Где Валентина? Где эта сука, которая денег нам должна? – Голос не церемонился в выражениях, ему было привычно плевать. – Ты кто, ушлепок?
– Я брат Валентины, Николай. И ее компаньон, – продолжил Николай, не обращая внимания на хамство звонящего.
– Бра-а-ат?! Компаньо-о-он?! Эй, чмо, вы когда со своей шлюхой-сестрой будете долг отдавать? Ты в курсе, что она должна еще тридцать миллионов?! И долг растет! Так когда отдашь?! И нечего кормить меня баснями про болезни и смерти – не отдаст, мы ее ваххабитам в яму спустим! А дочку ее Ниночку будем иметь хором, пока матку наизнанку не вывернем! А потом продадим в бордель! Турецкий бордель! Ты слышишь меня, чмо?!
– Я слышу вас. Куда можно принести деньги? Все не обещаю, но миллионов десять привезу. Наличными.
– Вот это другой разговор! – смягчился голос на другой стороне. – Ты нормальный мужик! Вези сегодня, раз так! А по остальному долгу тогда как? Когда?
– Десять отдам завтра – скиньте мне адрес, куда подъехать. Только все документами оформим…
– Конечно, конечно, все дадим! Приходный ордер, как полагается! – обрадовался голос. – Не переживайте, все оформим!
– Остальное в течение месяца, – продолжил Николай. – Нужно активы подчистить, собрать. Но только чтобы долг не рос. Подготовьте соглашение на эту тему.
– Конечно! Все подготовим! Без проблем! – Голос стал совсем мягким и даже ласковым. – Ну вот видите, всегда можно договориться! А вы прячетесь, а вы скрываетесь… мы же не звери какие-то, если вы к нам с душой, то и мы к вам…
– Адрес, куда везти деньги, скажите, – перебил Николай. – Где у вас контора, где будете принимать деньги?
– Офис? – слегка замялся собеседник. – Луначарского двадцать один, дробь два, корпус один, первый этаж, коллекторское агентство «Аргус». Во сколько вас ждать?
– В 17.00, – подумав, четко ответил Николай и нажал кнопку отключения.
– Дядь Коль, откуда у тебя такие деньги? – с недоумением и некоторым страхом спросила Нина. – Ты же на зарплату живешь!
– Были кое-какие сбережения, не переживай. – Николай успокаивающе кивнул и похлопал девушку по плечу. – Пойдем-ка мы с тобой домой. Нам предстоит многое сделать – ты ведь где-то теперь должна жить, так? Попробуем тебя по-быстрому выписать отсюда и прописать у меня – без прописки ты никто и звать тебя никак. Будешь жить у меня. Квартирка однокомнатная, но меня часто не бывает дома, так что я тебя не стесню. А там придумаем что-нибудь, разберешься со своим счетом… Кстати, а почему тебе эсэмэска не пришла, что мать перевела деньги? Обязательно ведь приходит!
– Да я сим-карту ведь сменила! У меня английская сим-карта! Она не привязана к банковской карточке!
– А в банкомате проверить не догадалась? – снова хмыкнул Николай, пристально вглядываясь в лицо Нины. – Тебе бы и выдало весь расклад!
– Честно сказать – мне не до того было, – призналась Нина, утирая глаза платком. – Пофиг на деньги! Понимаешь?
– Понимаю, – вздохнул Николай и встал с табурета. – Шагай, потом разберемся. А деньги на поминки где взяла? А! Ну да, понятно. Пойдем.
Они прошли мимо чавкающих, хлюпающих людей, не обращающих на них уже никакого внимания, вниз по лестнице, давя подошвами брошенные на землю цветы, и вышли на солнцепек, в тихий дворик, уже не казавшийся таким уютным. Ощущение было таким, будто кто-то пришел и вымазал все вокруг дерьмом. Возвращаться сюда больше не хотелось. Никогда. И ни за чем.
* * *
Они проверили карту Нюськи, денег было не так уж и много, но кое-что все-таки ей досталось – семьдесят девять тысяч долларов, ну и плюс то, что оставалось от похорон и поминок. Итого – около ста тысяч. Об обучении в Лондоне можно теперь забыть, но на жизнь, пока не найдет достойную работу, вполне хватит. Какую работу? Менеджером, дизайнером, в рекламном агентстве, тем более что училась Нюська именно по этому направлению.
Остаток дня потратили на прописку – обошлось довольно дорого, но ушлая паспортистка буквально за два часа сумела и выписать, и прописать Нину. Благо, что сегодня был рабочий день в паспортном столе – повезло.
Пятнадцатиметровая однушка Николая не вызвала у Нюськи никаких особых эмоций – она бывала здесь раньше, с матерью, правда, уже давно. Но с тех пор практически ничего не изменилось – телевизор только стал побольше да стиральная машина другой марки. А так почти пустое жилище со спартанской обстановкой – кровать, диванчик, в углу избитая мишень для метания ножей, в центре которой топорщатся десяток стальных «рыбок». Все привычное, все чисто утилитарное – никаких тебе фарфоровых кошечек или настенных эстампов. Видно, что человек приезжает сюда, только чтобы переночевать – как в гостиничный номер. Квартира и напоминала этот самый номер, убери отсюда здоровенную плазменную панель – и будет тебе номер где-нибудь в не очень провинциальной гостинице.
Николай отдал Нюське второй комплект ключей, а потом они вместе съездили на вокзал за вещами, которых было не так уж и много – две большие спортивные сумки, набитые всякой девчачьей всячиной, которую Николай старался не разглядывать. Неудобно, хоть Нюська и племяшка, которую видал во всех видах с самых что ни на есть карапузных лет, но все-таки взрослая девушка. Сколько ей сейчас? Двадцать лет? Или меньше?
Невольно усмехнулся – никогда не мог запомнить ни дней рождения, ни возраста родных и знакомых. Эти даты казались такими неинтересными, такими недостойными внимания, что мозг сам по себе заталкивал подобную информацию в самые далекие свои уголки.
Нюська долго плескалась в ванной, потом затихла, и Николай с тоской в сердце минут десять прислушивался к приглушенным рыданиям, сжимая в бессильной ярости огромные ладони. На него накатывали волны гнева, растворяющие, уносящие прочь все, что было наносным, приобретенным – законопослушность, готовность следовать приказам, уважение к власти. Но он держался. Негоже распускать нюни или давать волю гневу: гнев – совсем плохой спутник размышлениям.
Когда ты годами находишься в положении преследуемого, когда твоя психика днями, ночами, неделями и месяцами подвергается стрессу, когда ты ходишь по лезвию ножа, не зная, вернешься ли к родному порогу, – немудрено, если в сознании происходит некая профессиональная деформация. Разведчик должен принимать решение на месте, ведь от этого частенько зависит не только его жизнь, но и жизнь тех, ради кого он, как змея, ползает по джунглям или лежит закопанный с головой в горячий песок пустыни. Если тебя случайно кто-то обнаружил – ну просто даже пастух, перегонявший стадо баранов от одного пастбища к другому, или охотник, наткнувшийся на тебя в джунглях, – судьба этого несчастного предрешена.
Жестокость? Необходимость. Вот только потом снятся глаза этого пастуха, умоляюще протянувшего трясущуюся руку. И глаза мальчишки, неуверенно улыбнувшегося перед тем, как оборвалась его жизнь. Не сразу начинают сниться. Через год, пять лет, десять – у всех по-разному. И тогда ты понимаешь – пора уходить.
Вот только куда ты уйдешь от самого себя? Куда убежишь, привязанный, будто стальной цепью? Если только на тот свет. Но и это трудно. Человек, который привык побеждать, привык выживать в любых, самых нечеловеческих условиях, не может просто так взять и пустить себе пулю в лоб! Это мерзко. Это слабость, а слабость постыдна. Так учили его те, кто сделал из простого мальчишки Коли Зимина майора Зимина – разведчика, убийцу, боевую машину, специалиста по выживанию, лазутчика и диверсанта.
Николай подошел к полке, на которой выстроились пыльные книги, достал из початой пачки бумаг два листа, положил на письменный стол, стоящий возле окна. Нашел авторучку, с минуту чиркал ей по квадратику маленького желтого листка, пытаясь добыть из нее подсохший гель, наконец ручка все-таки расписалась, оставив на почерканной бумаге синие линии. И тогда Николай вывел на листе:
«Завещание.
Я, Николай Ильич Зимин…»
Остановился, подумал, поднялся, сходил, достал военный билет, снова сел за стол. Еще секунды три подумал, снова поднялся – подошел к сумочке, которую несла в руках Нина, открыл ее, заглянул. Нашел паспорт, подошел к столу и, не садясь, переписал все данные на листок. Вернул паспорт на место и продолжил писать, задумываясь на секунду, морща лоб, на котором пролегли ранние, глубокие морщины. Год за три – это не только выслуга лет по службе, это еще старение психики, да чего греха таить – и организма тоже. До сорока в разведке еще никто не дотягивал – или переходили на более щадящую службу, или увольнялись, или… гибли. Последних было гораздо больше.
На завещание ушло времени немного, все движимое и недвижимое – племяннице. Написанное собственноручно да с личной печатью офицера – вполне законное завещание, оспорить которое не сможет никто. Если это делать по закону, конечно. Квартира почти в центре – стоит немалых денег, на счету в банке – около трех миллионов, тратить некуда было, накопил. Машины не завел, одежду дорогую не покупал, женщин, которые высасывают финансы, как пылесос, – не имел. Вернее – имел, недолго, вот они его поиметь никак не успевали. Времени не хватало. Или, вернее, хватало – чтобы понять, что с таким, как Зимин, связываться бесполезно. Неперспективный мужчина. Женщины – они чуют по ветру не хуже зверей, сразу определяют, нужна им эта «дичь» или нет.
Второе завещание писал уже с листка, не задумываясь. Дописав, достал офицерскую печать, которой пломбировал свой сейф в рабочем кабинете, подушечку с чернилами – оказалось, что она высохла, пришлось побрызгать на нее из бутылки водки, початой еще полгода назад. Приложил печать, вдавливая ее в ладонь, подумал, намазал подушечку большого пальца правой руки – тоже приложил. На всякий случай, чтобы наверняка!
Затем уложил завещания в файлы, один экземпляр спрятал в бумаги письменного стола, другой заложил за ковер, на котором стоял стол. Все! Теперь нормально. Даже если с ним что-то случится – Нюська бедствовать не будет. Девка она головастая. Выкрутится – денег ей хватит на несколько лет безбедной жизни. Ну а если профукает – значит, такая ее судьба. Он, Николай, сделал все, что мог. И большего от него требовать не стоит.
Пошарил в столе, в потайном ящике, сделанном на заказ, – достал документы на квартиру, положил на полку. Оттуда же извлек нож-финку в потертых, старых ножнах. Этот нож он купил еще десять лет назад – отличная сталь, настоящий пуукко. Финны в советско-финскую войну очень ловко метали такие ножи, почему красноармейцам и предписывалось при встрече с финским бойцом слегка приседать – нож обычно шел прямиком в горло, а присев, ты получаешь его в каску, которую он пробить не может.
Николай виртуозно метал ножи – разведчику иначе и нельзя. Если не можешь вогнать клинок с десяти метров в затылок часовому либо тому, кого нужно убрать без лишнего шума, – что толку с того, что можешь незамеченным пролежать на открытом пространстве двое суток подряд? Диверсант, разведчик должен уметь владеть всеми видами оружия, но особенно теми, которые предполагают мгновенную и абсолютно бесшумную смерть противника.
«Рыцари плаща и кинжала» – не зря так всегда называли шпионов-лазутчиков. Меняются времена, меняются государственные строи, но лазутчики остаются всегда – будь это легендарные ниндзя, «морские котики» или разведка спецназа ГРУ – без тех, кто ползает, крадется и всегда возвращается с добытой информацией, не обойдется ни одна армия, ни одно правительство на свете.
Нож положил во внутренний карман джинсовой жилетки, висевшей на спинке стула. Больше никакого оружия у него не было – если не считать метательных ножей, выстроившихся в центре мишени. Он и финку бы не взял, но решил – пусть будет. Пригодится.
В отличие от представлений обычного гражданина, обывателя, далекого от действительности, окружающей боевого офицера, никакого огнестрельного оружия Николай дома не держал. Даже охотничьих ружей. Когда-то он очень любил пострелять, с удовольствием брал в руки новые модели огнестрелов, наслаждаясь их красивыми формами, хищным видом, радуясь способности того или иного ствола выбросить содержимое патрона с невероятной, почти космической скоростью. Теперь, по прошествии более десяти лет, он уже не любил оружие. И никогда не любил убивать.
И это только в плохом кино у офицера спецназа дома хранится арсенал всевозможного, часто самого современного оружия – на самом деле каждый шаг бойца, находящего на задании, контролируется теми, кому положено это делать. После выполнения задания сдается все оружие, все снаряжение, и тайно протащить «беретту» или какой-нибудь «дезерт-игл» совершенно невозможно. Да и не нужно. Не война ведь, зачем здесь оружие? В мирное-то время?
Николай поиграл желваками на впалых щеках, достал из жилетки коробочку с кольцом, браслет с изумрудами, положил их на стол. Тоже Нюське. Стоят эти штуки очень даже прилично.
Как протащил? Так не оружие ведь – почитай, трофей. Начальство не поощряло мародерство, но ведь это и не мародерство, забрать у духа или игиловца – разве это грабеж? Пачку-другую баксов, колечко, цепочку – тем более что часть трофеев перепадала и командирам… чтобы глаза закрывали. Нормальная практика, должен же человек как-то жить? Зарплата хорошая, да, но домик за городом на нее не выстроишь, а каждый день ходить между жизнью и смертью – как-то ведь должно компенсироваться?
В общем – оружие нельзя, а вот такие приятные мелочи можно. Только вот не так уж и часто они попадаются. Большинство из бородачей просто голодранцы, наживаются их командиры, эти же регулярно отправляются к гуриям на тот свет, не успев и как следует пограбить. Впрочем, а кого грабить-то? Кого можно было грабить – давно разграбили или же они сбежали от войны. Чудо, что попался такой вот «денежный мешок» – пачка баксов, около двадцати тысяч, побрякушки. Другое колечко отдал полковнику Семину – типа, для жены! Надо было видеть, как загорелись у него глаза – жадноват полковник-то… да и вообще мудак. Не настоящий офицер – кабинетник. И кто его поставил командовать разведкой? Впрочем, это теперь без разницы – кто поставил. Его, Николая, теперь это не касается. Совсем не касается.
Прислушался – рыдания стихли, журчала вода. Николай сдвинул брови, хотел встать – мало ли, что она там делает?! Не дай бог… Но вода перестала журчать, зашуршало полотенце, зашлепали босые ноги. Успокоился.
Задумался – правильное ли решение он принимает? А как же Нюська? С ней что будет? И тут же усмехнулся – Нюська, на минуточку, уже взрослая женщина! Небось и любовник есть, неизвестно какой по счету! В европах – там этому быстро учатся!
Впрочем – и в России тоже. Запад, он, как запах дохлятины, – пропитывает все, чего коснется. После девяностых молодые-ранние быстро выучили урок, преподанный им западной демократией. Это сейчас пошел возврат к истокам, к здоровому образу жизни – во дворах появились турники, брусья, на которых здоровые, чистые, не пахнущие табаком и пивом парни и девчонки крутят сальто. Это сейчас пропагандируют любовь до гроба, во главу угла ставят семейные ценности, а тогда… тогда – свободная любовь, отрицание извечных духовных ценностей, все, как там, в Лондонах-Парижах, в Нью-Йорках-Лос-Анджелесах. Спохватились наконец-то… только не поздно ли?
В общем – не пропадет Нюська. Не такой она породы! Зиминского рода, крепкого!
И тут же скривился – эх, Валька, Валька! Ну как ты могла?! Почему не дождалась?! И снова прошибла мысль – не сама! Точно – не сама! Не могла Железная Валька, как он ее в шутку называл, дезертировать, бросить их с Нюськой одних! Убили ее, точно.
– У природы нет плохой погоды… – ожил Валькин телефон, и Николай построжел лицом: снова они?! Точно! Они. Ведь сказал же – завтра!
– Слушаю… – Бесстрастный голос Николая впитался в трубку, и оттуда послышался резкий, какой-то скрежещущий голос девицы:
– Это кто? Мне нужна Федосова Валентина!
– Я ее брат.
– Брат? А куда делась должница?! Вы знаете, что она должна около тридцати миллионов рублей?! Вы вообще там башкой думаете?
– Думаем, – спокойно ответил Николай, вцепившись руками в крышку стола. Ему хотелось удавить наглую суку. Нет, не удавить – просто порвать ее на части! Вырвать руку, а потом этой рукой забить гадину до смерти!
Он даже представил эту картину и с минуту сидел, тяжело дыша, прогоняя красную пелену от глаз. Накатило. Опять накатило! Проклятая контузия…
– Да вы понимаете… С вами будем говорить не так… Вы пожалеете…
Наглая девица распиналась, заводясь от своих слов, но Николай ничего не отвечал, окаменев, похожий на статую мыслителя, высеченную скульптором Роденом. Наконец, он справился с собой и, перебивая разошедшуюся девицу, веско сказал:
– Вам что, разве не сказали? Я завтра, во второй половине дня, приезжаю в ваш офис, чтобы расплатиться за долг моей сестры. Что тут неясно? С какой стати вы названиваете мне ночь-заполночь?
– Мне ничего не сообщили… – слегка растерянно ответила девица и тут же нашлась. – Это ваша вина, что вам названивают по ночам! Вы испортили жизнь и себе, и племяннице! Кажется, ее Нина зовут? Видишь, мы все знаем! Так что давай-ка, не увиливай, оплачивай долг, а то непоздоровится всей вашей родне! Не только вам, уродам!
– Слышишь, ты… – Николай скрипнул зубами и снова сдержался, выпустив воздух шумно, будто прокололи шину. – Завтра в семнадцать ноль-ноль я буду в вашем офисе с деньгами! А сейчас – пошла на..!
Он отключил телефон и с минуту смотрел на него, ожидая – зазвонит или нет. Когда плеча коснулась рука – он не вздрогнул, шаги Нины Николай услышал давно, но, занятый беседой, не хотел отвлекаться.
– Опять они?! – Голос Нины дрожал, и Николай подумал, что Нина сейчас расплачется. Но девушка сдержалась и села на диван, целомудренно прикрыв колени полами халата. Совершенно автоматически прикрыла, и Николаю это понравилось – не совсем, видать, развратила племяшку проклятая Европа, стесняется сидеть перед мужиком с голыми бедрами по пояс, даже если этот мужик родной дядька, который знает ее как облупленную. Приличия должны быть!
Николай молча посмотрел на нее, задумался – стоит оно того или нет? Ломать свою жизнь, считай – спускать в канализацию? Ведь не простят. Несмотря на то что он орденоносец, заслуженный офицер с безупречной биографией. Ведомство тут же от него отступится – зачем им преступник? Одно дело – убить ради государства, по приказу. И совсем другое – по собственной инициативе. А в том, что придется убивать, – Николай не сомневался. И надеялся, что придется. Кто-то должен ответить за смерть Валюхи! Должен! Иначе нет в мире справедливости!
– У тебя есть телефон следователя? – спокойно спросил Николай, не обращая внимания на то, как прыгали губы Нины. – Запиши мне его. И я должен тебе кое-что рассказать…
Он около получаса разговаривал с Ниной – показал ей, где лежит завещание, сказал пин-код банковской карты, мол – так, на всякий случай! Если с ним что-то случится. Нина тут же все поняла – умненькая девочка. Начала плакать, ругаться – даже матом. Он пригрозил нашлепать ей по губам, а потом вымыть их мылом – если не перестанет так выражаться. Тогда Нина успокоилась и еще с полчаса убеждала, что следствие разберется, что не надо делать ничего «такого» – чего именно, она не знала, но… скорее всего представила, как дядя Коля приходит в офис коллекторов и бьет им морды, а потом его сажают за «хулиганку», увольняют со службы. Глупенькая!
Николай заверил ее, что ничего такого и в помине не будет, он не собирается в тюрьму за избиение каких-то уродов. Просто поговорит с ними, попытается выяснить – откуда ноги растут у ситуации. И передаст все сведения следователю.
Врал, конечно. Уж чего-чего, а следователю передавать он ничего не собирался. Более того – решил, что нужно держаться от правоохранительных органов как можно дальше. Вначале он хотел встретиться с теми, кто ведет дело, поговорить, прочитать записку Вали, но потом передумал. Нет уж… нужно заходить с другого конца. Менты ничего никогда не решают без больших бабок смазки либо без приказа сверху. По крайней мере – по таким делам. Рейдеры умеют налаживать контакты с правоохранителями, потому и живут долгие годы безбедно и в свое удовольствие. Деньги – они решают все. И будут решать, пока существуют денежные мешки и преступления, которые можно заклеить зелеными купюрами.
На одной чаше весов – безупречная служба, ордена, ну и… все. Все. На другой – а что на другой? Что он сделает, когда найдет убийц Валюхи? Мамы Вали, как он ее называл в детстве!
Ах, суки, вы суки! Должны, обязательно должны ответить! И не на том свете – на этом! Иначе не будет ему покоя – нигде. Кончилась служба. Отслужил Родине. Хватит.
Теперь служу себе. И Вале.
* * *
Он ушел рано утром, когда Нина еще спала, свернувшись калачиком на диване. Николай постоял рядом – неслышный, безмолвный, как тень. Увидит ли ее еще когда-нибудь? Кто знает… Даже если ему удастся уйти от погони, придется скрываться долгие годы, до тех пор, пока не уляжется шум и не закончится срок преследования. Как будет жить эти годы – он не задумывался. Проживет как-нибудь. Выживал и не в таких условиях. Растворится в толпе, окрасится в ее фон, станет одним из них: мимикрия – это способность, вырабатываемая у любого разведчика.
Исчезнуть можно. Сменить документы, уехать далеко-далеко – на перекладных, без билета, как туристы-автостопщики. Деньги? Деньги всегда можно достать. Например, ограбить магазин, если понадобится. Что ему обычные районные менты? Ему, волкодаву, который бился в одиночку против десятков бородачей, обстрелянных, тренированных, не боящихся смерти!
Только вот не хочется убивать этих ментов. В чем они виновны? Честно исполняющие свой служебный долг… Разменять свою жизнь на десяток-другой служак, которых дома ждут дети, жены? Плохо это.
Но все потом. Вначале цель, а уж потом размышления о смысле жизни. Хватит самокопания, майор Зимин! Никогда тебе не стать полковником… И обычным человеком тоже.
До обеда бродил по улицам города – поел в небольшом кафе, где подавали восточные блюда, посидел на веранде небольшой, чистенькой пивнушки, медленно потягивая ледяное пиво.
После обеда походил по дорожкам городского парка – вспоминал, как гулял здесь с родителями, с Валюшкой, а потом – с ней и с Нюськой, маленькой кнопкой, все время норовившей удрать в кусты и громко возмущавшейся, когда ее отлавливали влет.
По глади большого пруда и по протокам между озерцами медленно проплывали гребные лодки со смеющимися парочками, в воздухе разносился запах пончиков, шаурмы, шашлыка и пряностей. Кричали, визжали от восторга детишки, вцепившиеся в поручни карусели, прижимаясь к улыбающимся папам и мамам.
Родители рядом! Солнце! Карусель! Мороженое!
Ну разве это не счастье?! Тогда что такое счастье?!
Николай впитывал, запоминал, будто видел все в последний раз. Скорее всего так и есть. Если он не сможет уйти после выполнения акции – его убьют. Так всем будет проще. Потом соорудят версию – мол, сошел с ума после контузии, так что… Головы, конечно, полетят. Вернее – погоны, хотя для многих из Министерства обороны погоны и головы суть одно и то же.
Семин точно слетит – и поделом. Болван все-таки, хотя и не злой мужик. Лучше такой, чем тот, кто ради своей карьеры бросает на абсолютно безнадежное дело. Хотя… Семину прикажут – он кого угодно хоть в ад зашлет, слова поперек не скажет. Это правила игры, раз послали на смерть – значит, не трепыхайся и умри с честью.
Слава богу, когда сменился министр обороны, атмосфера постепенно изменилась. Теперь уже не дают тупых, безумных приказов. Все-таки зависит от того, кто стоит на самом верху – он подбирает замов, те – своих замов, и так донизу. Если вверху идиот, самодур, жирный ворюга – то и по вертикали, сверху донизу, будут одни ублюдки. За исключением тех, кто служит не на страх, а на совесть. Но что могут сделать совестливые, когда им отдают глупый приказ? Отказать нельзя – это вам не ООО какое-нибудь и не палатка с шаурмой. Это армия! А в армии не забалуешь. Приказ должен быть исполнен.
К офису коллекторов поехал на маршрутке, точно рассчитав время, чтобы прибыть за полчаса до срока. Нужно было осмотреть местность, спланировать пути отхода. Так-то он примерно представлял, что находится вокруг и куда нужно бежать, но лучше убедиться заранее.
Давно уже здесь не был, и все могло измениться. По городу – везде новостройки, то асфальт кладут, то плитку на тротуары, а то вместо старых, дореволюционных зданий вдруг возникает офисная башня на пятнадцать этажей. Кажется, только вчера ничего не было, и вот сверкает алюминиевыми панелями облицовки, мрачно смотрит в мир черными глазами затемненных окон. Прогресс, однако, дома растут быстро, как грибы.
Разведчик, диверсант должен знать местность, где проводится операция, досконально. Хотя… какой он сейчас разведчик? Как только пройдет информация, что Зимин замешан в преступлении, его тут же уволят – задним числом, без каких-либо сантиментов. И у его группы появится новый командир. Семашко, скорее всего. Дельный парень и в капитанах уже засиделся. Пора ему на повышение.
Николай вздохнул, посмотрел на часы. Сейчас уже почти никто не носит часы – только бизнесмены, желающие понтануться крутыми «бочатами», чиновники, которым нужно отключать телефон на заседании, да вот такие, как Зимин, прекрасно знающие, как легко отследить человека по сигналу его аппарата. Потому он не просто выключил телефон, а еще и разрядил, вынув батарею. Как разрядил и телефон Вали.
Твари звонили ночью еще три раза – он видел пропущенные звонки. Звонок на трубке отключил – подозревал нечто подобное.
Ровно без пяти минут Зимин шагнул на крыльцо офисного здания, над которым красовалась огромная вывеска «Банк Сельхозинвест». Само собой – Николай еще вчера пробил адрес, в котором находилось коллекторское агентство, и не удивился, когда оказалось, что здание принадлежит банку. Где быть специалистам по выбиванию долгов, как не рядом с теми, кто заманивает лохов в свои сети, подсовывая кабальные договоры, в которых если от клиента и не требуют расплачиваться своими органами, то вполне допускают любой, даже такой способ оплаты вздувающихся, как на дрожжах, долгов.