Такие командиры могут находиться рядом со своими подчиненными и не замещать их, пытаясь влезть в мелочевку, а контролируют ситуацию вокруг них, изредка корректируя обстановку своими командами. Экипажи живут сами, словно маленький мирок, молящийся своему богу. На корабле один только бог, точнее первый после бога, – командир. Таких командиров – единицы, но именно они основа вооруженных сил. Люди, создающие вокруг себя команды. Остальные – карьеристы, сидящие в мутной воде и ждущие шанса в выслуге, педанты и крючкотворцы, просто чьи-то сынки и ставленники.
Крепкий сон, переходящий в дремотное состояние, все равно когда-либо кончается, и появляется потребность что-либо сделать. Здесь, возможно, уже надо сдерживать зуд своей деятельности.
Вечером 22 июля в кают-компании я сознался своим сослуживцам, что в Николаеве я не только выздоровел.
– Понимаете, в Николаеве я не полностью выздоровел, кое-что потерял, а кое-что и получил.
Все внимательно слушают меня.
– Наверное, я получил шанс видеть сны о будущем. Взамен частичной потери памяти.
– Да разве такое возможно? – это Павел, не выдержав паузы, сказал свое слово.
– Всего на несколько месяцев вперед. Я знал, к примеру, что 22 июня начнется война.
– Все подозревали о готовящейся войне. Однако все надеялись, что она начнется не скоро. – Механик не остался в стороне.
– Только ты, Иван Александрович, единственный из командиров кораблей проявил себя не так, как все. Они людей тренировали. Командир не просто тренировал, а еще и по-новому учил, и корабль затеял модернизировать. И еще кучу всего нагородил. Одна только команда Нечипайло чего стоит. Пираты настоящие! И остальные такие же. Весь город на уши поставили, – сказал корабельный комиссар.
– Погоди, командир, а что с памятью. Это ведь по моей части. Что-то я не помню осложнений после гриппа, связанных с потерей памяти. Да вроде ты ее и не терял. Все, что с училища, вроде есть. Характер поменялся. Факт. А так зашел на корабль вроде и людей узнавал, и с женщинами нет проблем. Уж те бы сразу разобрались, что к чему. Факты предсказаний и вещих снов зарегистрированы еще с древности – Вещий Олег, к примеру, не зря приставку к имени получил. – Доктор решил разобраться с точки зрения медицины.
С женщинами мне оказалось проще. Одна как бы брошена была. Другая – еще только встречаться начали. И потом. Когда встречаются, они думают и видят партнера одним, когда уже отношения типа жених и невеста – другим. Отношения мужа и жены – это третье. До третьей фазы с местными у меня ранее отношения не доходили. Поэтому, думаю, мне просто повезло.
– Не знаю. Вот подхожу к человеку. Некоторых почти сразу узнаю, а некоторых, хоть убей, не помню. Вообще-то, что до Николаева, то как в тумане. С женщинами, тоже просто – вижу и понимаю – она моя.
– А ты не ударился, когда заболел, головой случайно, перед тем как в госпиталь попасть? Тогда все становится на свои места. Организм, ослабленный болезнью, а тут удар по голове и две болезни накладываются одна на другую, – начал рассуждать Павел Данилович.
– Да откуда я знаю, что было до госпиталя. Вот в палату зашел Павел. Так я сразу понял, что это мой помощник и артиллерист. Нечипайло – тоже, такого вряд ли забудешь, тем более что, скорее всего, он и был из числа последних, кого я видел до госпиталя.
– Вот его и надо спрашивать, – решил механик.
– Вахтенный офицер, Нечипайло в кают-компанию вызовите, – дал команду наверх комиссар Демид Евдокимович Федоренко.
– А как же ты шифрограммы переводил в моем присутствии? Я же явно видел как ты с шифровальщиком расшифровкой и шифровкой занимался. Она-то не забылась! – задал вопрос хитрый татарин – Араков Дмитрий Васильевич.
– Да я же про это и говорю. Тут не помню, а тут… Приносите вы вдвоем документы. Подаете мне опечатанный портфель. Я вижу его. Ну и что тут такого. Обычный опечатанный портфель с красной полосой. Вскрываю. Беру в руки. Вижу цифры. И вот все всплыло в уме, разложилось по полочкам, открываю книгу криптограмм и приложения, начинаю работать. Руки и голова сами все делали. Это я вспомнил и тебя вспомнил из сна, что ты женишься. Ну не помнил я, что у тебя проблема с женщинами была. Поэтому и отпустил легко в отпуск. Я же во сне на твоей свадьбе был и даже поздравлял тебя, – придумываю по ходу легенду своего знания криптографии. Вообще, каждый командир и старший помощник командира корабля обязан уметь обращаться с шифрацией и дешифрацией шифрограмм. Связисты просто получают наборы цифр. А тут у нас по штату и свой шифровальщик был. Заставил его в своем присутствии начать проверку первого предложения. Пока шифровальщик раскладывал документы и начинал расшифровку, я следил за его ходом действий. Далее наводящие вопросы, и как итог я конец шифрограммы уже перевожу в присутствии связиста, стоящего у входа в каюту. Ближе ему все равно запрещено подходить в этом случае.
– Частичная амнезия. Криптография тому подтверждение, так просто, без учебы – невозможная вещь. Этому только шпионов и командиров учат, – обрадовал Панасенко.
Все уставились на меня. В это время шпиономания, да и не только…
«Шпион» – у каждого в голове набатом застучало во множественном числе одно-единственное слово. Вот он час истины.
– Я сейчас посмотрел на себя и содрогнулся. Я с этим страшным словом уже сколько месяцев живу, а вдруг на меня так начнут думать. Только я могу одно сказать. В моих снах я с вами до конца лета, а далее ничего нет. Сейчас июнь, потом июль и потом август – середина. А далее ничего, – пытаюсь отвести мысли своих командиров от опасных для меня.
– Со шпионами бороться – не наша профессия. Да и подменить замучаешься, мало того что близнец нужен, так еще и обучить надо службе корабельной, кораблем управлять. Я сколько на корабле уже служу, а за штурвал идти даже не помышляю. Криптографию у нас еще и помощник знает – выходит, он – тоже шпион. Все, эту тему забыли и выбросили из головы, – изложил свои мысли механик.
В кают-компанию ввалился главный старшина Нечипайло.
– Товарищ командир, головний старшина Нечипайло прибув по вашому приказу, – доложил Нечипайло.
– Нечипайло, привет. А скажи-ка нам, ты не помнишь, как заболел наш командир товарищ Прохоров в Николаеве. Как он в госпиталь-то попал. Наш командир говорит, что не помнит. Очнулся, говорит, в госпитальной палате. Кто его нашел больным и кто в госпиталь отправил? Или он сам туда пошел… – начал интересоваться доктор Панасенко.
– Так цеж я йогой відвіз з буксиру до гошпиталя. Ми тоді їли у кают-компанії. Коли Іване Андрійовичу поїли, та розпочали виходити з за столу, а потому як гепнеться, то все з буфету й впало. – Великий и богатый украинский язык – его нет нужды переводить в какую-либо сторону, для русского или белоруса. Как нет нужды на украинский язык переводить братские. Это политики делят народы и народности.
– Так, командир упал в кают-компании при всех? И еще и уронил все, что было на буфете, – уточнил информацию связист.
– Ну, то я й кажу. Гепнувся, та потягнув за собою усе, що було на буфеті.
– Нас интересует, тогда, когда командир падал, он ударился или нет? – задал наводящий вопрос военком.
– То я про теж й кажу, що він вдарився о той клятий буфет, тай потягнув усе за собою. Він вдарився, та зомлів. А я узяв хлопців, тай ми й потягли його до гошпиталя.
– Так, для меня как врача все понятно. Надо будет запись в медкнижке сделать. А вам, Демид Евдокимович, я бы посоветовал, пока не поздно, с нашего главного старшины бумагу взять, рассказывающую товарищу Федоренко о том, как и при каких обстоятельства товарищ Прохоров попал в госпиталь. А то мало ли что, – такой вот, опытный по службе и жизни, старший корабельный фельдшер дал совет корабельному комиссару.
– Все, Нечипайло, иди. Пока мы тут совещаемся, заходи в мою каюту и начни писать объяснительную – как ты отвел командира в госпиталь. И не забудь там нормально написать, что командир ударился головой о буфет. Если еще кто рядом был, не забудь написать, – отправил главного старшину комиссар.
– Я так думаю, с командиром, как сказал Павел Данилович, все понятно. Заболел, потерял сознание, упал, ударился головой, и как итог амнезия вместе с гриппом. Что теперь дальше будет? Война, получается, не один месяц будет. Хоть на нашей земле? – подвел итоги разбирательству механик, решив тут же продолжить тему.
– Не знаю. Вы служите со мной уже сколько времени. Вам лучше знать. В моих снах вижу только несколько месяцев. Вплоть до середины августа. Я там все время с вами. А далее я ничего не вижу. Ни себя, ни вас.
– И что, вообще никого? Ни жену, ни детей? У тебя же дочка в Ленинграде. Ее что – не помнишь, – задал вопрос доктор.
– Только про дочку Юлю из Ленинграда. Когда думаю, о ней вижу зиму, люди замерзшие, и страшный голод чувствую. Зиму мы уже пережили, значит, это потом должно быть. Это единственное, что получается, после августа, может быть. Я им в Ленинград письмо послал с адресом в Поти, пускай срочно туда переезжают.
– Так вот, командир, почему ты всех в Поти зовешь и на один корабль все наши семьи зовешь. Там зимой тепло и есть будет что, – озвучил догадку связист.
– Да у меня нет там мыслей, которые запрещают туда ехать.
– Командир, а если ты видел сны до августа, то где мы воевали, здесь на Дунае и далее пошли румынов бить? Получается, мы воевали несколько месяцев. Почему ты все немцев в пример ставишь? Здесь же румыны против нас воюют. – Старпом Павел Викторович Кручинин готов воевать победно на чужой земле.
– Ты погоди, Павел. А голод тогда в Ленинграде зимой откуда. Где там румыны, там финны. С ними только прошлой зимой воевали. Или немчура аж до Ленинграда с финнами и румынами дойдет? Чего, Александрович, молчишь, не рассказываешь дальше? В твоих снах мы все вместе до августа будем? – прервал Кручинина механик.
– Да что вы такое говорите. Да это паникерством пахнет. Чтобы финны и немцы у Ленинграда были. Это же война на нашей территории, – высказался комиссар и испугался своей догадки.
– Что три месяца на своей земле, а может и больше, раз зима голодная и трупы на улицах. А ты, Демид Евдокимович, не торопись сразу нас за паникеров держать. Вон Иван Александрович сколько месяцев в себе держал. Ведь мог и руки опустить, а не нас, старых командиров, новым загружать. Ты посмотри, что он за это время натворить успел. И нам спать не давал, и тебя загрузил – на всю корабельную группу. Это же надо так, оглянуться каждый из нас не успел, а кроме корабельных дел еще и проблемы КУГ на плечи получили. Значит, не все так плохо. Знает, что делает, – продолжил возникшую мысль Панасенко.
– Давайте к делу перейдем. Как и где воевать будем? – вернулся к главной теме связист. Все вновь переключили внимание на меня.
– Не могу точно сказать. Знаю, что тут будем, почти месяц. Потом пойдем в Николаев на завод. Значит, тут что-то будет происходить, раз ремонт потребуется. Потом будем возле Николаева, Херсона и Очакова воевать. Последнее, что видел, это бой с немецкими самолетами возле Очакова. Я там еще ходом маневрировал, но не помогло машинное отделение, затопило, и весь боезапас кончился. Все, дальше ничего не помню. В этот день мы все были вместе.
Тишина за столом. Сначала все смотрели на меня, а потом на механика.
– Вы че. Не смотрите так на меня, – выдал мгновенно вспотевший механик. Его китель начал мешать ему дышать. И он расстегнул все пуговицы. Он ведь как никто понимает – затопленное машинное, значит, затопленный механик, там его боевой пост.
Потом все посмотрели на артиллериста – это он отвечает за боезапас. Если нет боезапаса и нет хода, то корабль – неподвижная мишень. Это не значит, что надо уже оставлять корабль, ход можно каким-то образом восстановить и боезапас подвезти можно, но это потом, если выживешь в эти мгновения.
Артиллерист тоже теперь получил внимание, заставляющее осознать, что в этом пункте ты подвел товарищей, доверивших тебе жизнь.
– Да ведь этого еще не было. Вы что, уже считаете, что я вас подвел? Да у нас хватает боезапаса… Да я теперь этого боезапаса буду столько получать. Попробуйте мне только теперь сказать, что места нет, – выдал покрасневший Петр.
– Успокойтесь все. Ведь это только сны. Я когда очнулся в госпитале, тоже так подумал. Мол, механик ход не дал, а артиллерист боезапаса не получил. А потом себя корить начал. Как же так. Ведь все, как надо, действовали. И тогда я решил разобраться – кто нас атаковал, что я знаю об этом. Узнал. Сразу стало понятно – с опытными вояками столкнуться пришлось. Они в Англии вон какие дела творили, а теперь у них Греция и Югославия позади. Начал я думать и понял. Машинное затопили. А почему? Ведь мог же еще и в сторону идти, нет только вперед и назад ход давал. С боезапасом история… Там тоже столько стреляли, кажется, не один час. И еще стреляли, то чем? «Максимами» – по цельнометаллическим самолетам, пуля прошьет, а ему все равно, у него же дюраль, а не деревянный корпус. Да хоть еще вагон патронов на корабль загрузи, это все равно не из пушки или из крупняка стрельба. Вот поэтому я и пошел на установку нового оружия, и начал новый маневр отрабатывать. Поэтому ИСА на корабль и получил, чтобы в затопленном машинном отделении механики могли что-то делать и дать ход, или корпус заделать… – я сделал маленькую паузу и закончил ободряюще: – В моем сне корабль тогда был другой – «Ударный» был таким, как если бы все оставалось по-старому. А теперь у нас крупнокалиберные пулеметы, пушки и даже прожекторы зенитные есть. Есть тройка своих собственных глиссеров с Нечипайлой во главе, которые, если что, нас дымовой завесой хоть на часок прикроют. Главное, нам теперь боезапаса побольше да людей и матчасть подготовить. У меня еще есть задумки. Возможно, в Николаеве сможем корабль еще больше усилить. Заодно узнаем, правдивые у меня сны или нет. В любом случае, что смогли сделать, уже неплохо.
– Я теперь только не знаю, где мне комендоров найти, столько пулеметов и пушек появилось. Кто теперь подноску боезапаса обеспечивать будет. Аварийную партию разбирать никак нельзя, – ввел на обсуждение насущную проблему помощник.
– На подноску будем определять морскую пехоту. У тебя и так все вторые номера уже стали первыми. Теперь весь корабельный состав. Из тех, кто остался, распишите втроем, вторыми номерами. Морпехов определяй в подносчики и заместителями вторых и первых номеров пулеметчиков. Все, кто участвует в ПВО, должны освоить как минимум три вида вооружения и правила стрельбы к ним.
– Артиллерист, а ты теперь не забудь заявки на дополучение боезапаса получать, думаю, теперь механик начнет сам новые места хранения боезапаса придумывать. Впереди лето, матросы смогут и на верхней палубе спать, главное боезапас, – не забыл напутствовать помощника убеленный сединой доктор.
– Ну, а в ближайшее время что будет? – не выдержал связист.
– Не сегодня, так в ближайшие дни захватим плацдарм аж на семьдесят километров вдоль реки. И будем его держать почти месяц. Будем стрелять. От самолетов прятаться будем. Более точно не знаю.
А далее меня вызвали на совещание по телефону с планированием высадки напротив Измаила. Командиры остались обсуждать информацию о моей возможной частичной потере памяти и пророчествах, которую я постарался довести до общества. А то, что знают более троих, то узнают и другие. Просто, как и когда узнают – это имеет значение. Время все еще играет на меня.
Легко вспоминать мне то, через что прошел, лежа в шезлонге, в тиши летнего вечера на надстройке. Вечер сменился ночью и сном. Дремоту разорвали звуки стрельбы на противоположном берегу, немедленно отразившиеся действием – сигнал боевой тревоги, объявленной на корабле вахтенным командиром. Рассвет оказался полон сюрпризов.
Оказывается, ночью румынские корабли высадили десант в плавнях. Десант с ходу сбил охранение на плацдарме и теперь пытается выбить закрепившихся в нескольких домах пограничников и полуроту флотилии.
Ночью к кораблям на берег собрались подразделения батальона высадки от Перекопской дивизии, возле которых красноармейцы и переночевали. Теперь, получив команду с КП флотилии в срочном порядке, пока запускались двигатели, погрузили на борт сотню красноармейцев и пошли к Сатул-ноу. Впереди корабля пошли на противоположный берег два сторожевых катера пограничников и пара пулеметных бронекатеров. Еще сумерки не закончились, а уже первый катерок с пятеркой красноармейцев вступил в бой.
Наша полурота не удержалась в обороняемых домах и отошла практически к урезу воды.
Маленький пограничный катерок с десятком бойцов и пулеметом на борту подошел практически в тыл атакующей пехоты противника и обстрелял их, атаковав с левого фланга. Несколько мгновений боя – и несколько пограничников и краснофлотцев попали под сосредоточенный огонь атакующих, своей жизнью спасая обороняющихся. Атака противника остановилась. В этот момент к берегу подошли пулеметные бронекатера.
Всего 500 метров отделяют Измаил от противоположного низменного берега, на котором и мыса Сатул-ноу в реальности не видно. Так как это всего лишь несколько метров грунта, возвышающегося над поймой реки, заросшей кустарниками, пойменными деревьями и камышом. До последнего момента бой на берегу не позволял разобраться в темноте, где свои, а где чужие. Пули летели в обе стороны, стараясь не задеть своих.
Противник снял из дельты Дуная 17-й батальон морской пехоты и бросил его в атаку. В отличие от боя прошлой ночи за этот же участок, фактора неожиданности с нашей стороны не было. Зато противник успел быстро отреагировать на наш десант. Вслед за пограничниками к берегу подошли два бронекатера, вооруженных станковыми пулеметами, усилив обороняющихся. Но новая атака не заставила себя ждать. Бой начался на берегу реки, где нападающие уже могли добрасывать гранаты к подошедшим катерам.
Подходящие к берегу и различимые на фоне воды мониторы тоже не остались без внимания, пулеметные очереди ударили по корпусам подходящих кораблей. Несколько выстрелов из орудий – и уже нет возможности стрелять по румынским бойцам – они оказались в мертвой зоне.
Видимость из ходовой рубки в сумерках через щели броневых листов отвратительная. Находящиеся на надстройке пулеметчики что-то видят и куда-то стреляют. Сумерки вокруг просвечиваются вспышками выстрелов и пулеметных очередей. Железной дробью слышится удар нескольких винтовочных попаданий по корпусу. А каково там сигнальщикам, стоящим на открытых площадках? Сделали несколько выстрелов, по вспышкам залпов атакующих, прекративших атаку и теперь наоборот перешедших к обороне.
Нос корабля плавно вошел в грунт берега, слегка приподнявшись над водой и погасив инерцию корабля. Выбегаю на ходовой мостик, по правому борту. Здесь немного безопаснее, корпус рубки защищает от выстрелов с берега с левой стороны. Ну а спереди – приходится рисковать.
– Сходню подать. Вперед. На берег, – кричу как можно громче и машу рукой.
Боцман с боцманенком подают сходню на берег. И дают добро на сход с борта.
Красноармейцы, пригибаясь под пулями, побежали по сходне на берег. По-другому никак. Это не морской берег. Здесь в метре от берега может оказаться по горло и еще течение. Мгновение и утянет на глубину.
На верхней палубе лежат несколько тел, которых тут же проверяет фельдшер, его задача осмотреть убитых и раненых и, если есть раненые, то тут же отправить его боцманской командой в кают-компанию, где наш старший фельдшер – интендант 2-го ранга Панасенко развернул свою операционную. Вот уже одного грузят на носилки, а на берегу помощи ждут новые раненые.
Румыны настроены решительно. Не бросились отходить сразу, а завязали бой в глубине островка, у погранзаставы, где деревья прячут атакующих и обороняющихся противников от нашего огня.
Рядом стоит пулеметный бронекатер, в башне которого отверстие от пули из противотанкового ружья. Нам повезло, по нам такого обстрела не было, видимо, стрелок был убит до нашего подхода.
Спустя два часа бой за островок был закончен. Взяли и пленных, которых тут же отправили на наш берег. После зачистки острова бронекатера с танковыми башнями вновь пошли на восток с приданной ротой высаженного батальона для зачистки румынских пикетов. Началось расширение плацдарма не на один островок, а на все острова вплоть до Килия-Веке. За день плацдарм растянулся вдоль реки на сорок километров.
Любая военная операция начинается с постановки задачи, уяснения задачи и создания замысла операции на основании оценки своих сил и сил противника. После получения замысла операции можно ставить задачи подчиненным силам на выполнение операции и как итог создание плана операции.
Далее все утверждается и выполняется. В процессе операции штаб следит за соблюдением плана и решает вопросы по возникающим вводным. Это по-простому.
Теперь – реальность, после захвата маленького рыбацкого поселка напротив Измаила и отбития атаки румынского батальона морской пехоты. Наша группа кораблей перешла ниже по течению к селению Килия, где на выходе Кислицкой протоки началась загрузка боезапаса, потраченного на деблокирование Измаила.
Вечером, в 18.00, собрались в штабе 23-го стрелкового полка 51-й Перекопской дивизии на планирование ночной десантной операции. Командование 51-й дивизии, увидев успех флотилии по деблокированию Измаила силами роты пограничников и взвода поддержки флотилии десанта от 24-го числа, решило силами своего полка захватить поселок Килия-Веке (Килия-Старая). Высадку десанта совершить – на рассвете 26 июня, предварительно разведав силы обороняющихся и взяв языка 25 июня. В то время на Дунае, кроме разведки флотилии, разведкой занимались местные пограничники, которые организационно входили в состав НКВД и соответственно имели своих местных осведомителей и готовых проводников.
Дельта Дуная была раем для простейшей разведывательной деятельности типа «кум куму сказал». Здесь из века в век селились выходцы из украинских казаков, оказавшиеся национальным меньшинством в румынской нации. Килийская уездная полиция оправдывала репрессии против населения следующим образом: «Мы находимся в такой местности, где все население состоит из национальных меньшинств. Население национальных меньшинств составляет 11 129 человек (русские, липоване, украинцы) – все неблагонадежные». Соответственно и отношение населения к власти было адекватным. По состоянию на начало 1940 года город Килия фактически был одним целым. Деление города на две части создало условия, когда дети живут на советской стороне, а их родители на румынской стороне, или наоборот. При этом оба государства явно склонны к применению жестких мер друг против друга и к населению противоположной стороны.
Одним из примеров отношений воюющих сторон было взятие пограничных пикетов на занимаемых румынами островах. Пикеты брали так.
Услышав о победных захватах островов у Измаила, комиссар одной из застав решил захватить три пикета на противоположных островках. Неожиданная для подчиненных команда была исполнена с пониманием и почти мгновенно. Взяли катер и пулемет, вооружили бойцов и пошли тихонечко на противоположный берег. Пришли, высадились, окружили пикет, приготовились стрелять, а в ответ тишина. Посмотрели, разведали – нет никого. Зато у причала лодка, внутри которой аккуратно сложено оружие, телефон и полевой кабель бывшей телефонной линии. Пошли на следующий пикет. Опять окружили, подождали и нашли лодку (в ней оружие, телефон и полевой кабель). В виде исключения – тело застреленного унтер-офицера. На третий пикет комиссар уже сам пошел. История повторилась. Вернулись на свой берег загруженные оружием так, что пришлось вызывать грузовик для его перевозки. Только вот как так получилось, что людей нет, а оружие и прочее заранее подготовлено было – никто объяснить не смог.
Разведку проводили силами разведгруппы, в составе: сержанта пограничника Ермолина (имевшего большой опыт задержаний нарушителей границы), местного браконьера Гадияка (радующегося возможности повидаться с матерью, живущей в Килия-Веке), выполнявшего функции проводника, и местного бывшего гайдука Кравченко (ранее на территории Румынии промышлявшего разбоем в плавнях Дуная). Группа вернулась с языком – офицером, доложившим всю информацию по обороне в городке. Данные разведки и наблюдений с советского берега подтвердили размещение обороняющихся в селении. Обнаружили и обрезали кабель связи Килия-Веке с Тулче.
План высадки разработали командир 23-го полка капитан Сирота и командир Килийско-Вилковской корабельной группы капитан-лейтенант Кубышкин. Поэтому для командиров мониторов «Ударного» и «Мартынова» участие в разработке планов высадки оказалось минимальным. Задача проста: находиться в районе высадки, помочь огнем по обнаруженным целям и прикрытием силами корабельных ПВО. Так как переносных радиостанций не было, а корректировать огонь привыкли все с помощью линий полевой телефонной связи, то мониторам поставили задачу после авиационной и артиллерийской подготовки помочь силам высадки огнем по выявленным в процессе боя целям.
Десант решили высаживать двумя волнами.
1-я волна – рота лейтенанта Юрковского, усиленная двумя сорокапятками, взводом минометчиков и парой пулеметных взводов. Юрковский воевал еще в финскую войну и не являлся любимцем командира полка капитана Сироты, однако для атаки в первых рядах подходил. От флотилии в первой волне участвовали четыре бронекатера с танковыми башнями и пулеметами (131. 132, 133, 134), морской охотник СК-125 (вооружение 2×45-миллиметровые артустановки и 2×12,7-миллиметровых пулемета ДШК), шестерка пограничных катеров и дюжина лодок-каюков.
2-я волна десанта – 287-й батальон из полка капитана Сироты, перевозимый буксирами ИП-22 и ИП -23.
Для обеспечения высадки заказали из Николаева три звена бомбардировщиков СБ (9 единиц) с задачей сбросить 70 ФАБ-100 на место высадки.
Артподготовка обеспечивается силами двух подвижных береговых батарей флотилии (8 трехдюймовок) и артдивизиона 122-миллиметровых гаубиц корпуса (12 орудий). Противовоздушное прикрытие кроме сил ПВО дивизии осуществляли истребители 96-й оиэ и две зенитные батареи флотилии.
С противоположной стороны оборону осуществлял 15-й батальон морской пехоты отдельного полка морской пехоты румынского ВМФ. Усиление осуществлялось минометным взводом (3 единицы 60-миллиметрового миномета M1e1935), зенитно-пулеметным взводом (4 единицы 13,2-миллиметровых пулеметов) и тремя четырехорудийными противотанковыми батареями 37-миллиметровых пушек шведской фирмы «Бофорс». В руководстве участвовали 12 офицеров и 13 унтер-офицеров во главе с подполковником Ионом Албеску и немецким офицером-советником.
Городок Килия разместился на небольшой возвышенности, с трех сторон окруженной протоками, своеобразном треугольной формы островке, вытянувшемся на юг. Со стороны Кислицкого гирла высадка возможна только в двух местах: выход протоки Татару и восточная оконечность городка ниже по течению.
Восточная оконечность с небольшим пляжем и пристанью для высадки не годилась, так как для высадки необходимо было сплавляться как минимум вдоль всего правого берега, под огнем противодесантной обороны городка. Сосредоточение сил высадки восточнее Килия-веке и ниже по течению также было затруднительно. Высадка десанта с подходящими силами высадки против течения технически также не может быть результативной, при использовании тихоходных плавсредств.
Поэтому и десантирующие и обороняющиеся правильно определили место высадки – мыс, создаваемый выходом протоки Татару и Килийским гирлом. Внутри протоки имелся причал небольшого порта, а рядом с выходом из Татару образовался своего рода мелководный пляж, рядом с которым находился центр городка и основные кирпичные строения, в которых и разместилась часть обороняющихся.
Для создания противодесантной обороны была создана полнопрофильная полоса траншей, усиленная на флангах двумя дотами и двумя батареями 37-миллиметровых противотанковых орудий фирмы «Бофорс». Одна батарея разместилась между домами, а вторая заняла позицию в старом кирпичном складе, создавая ловушку прорывающимся в протоку Татару плавсредствам. Третья батарея занимала позиции у восточной оконечности городка ниже по течению.
Эти орудия Румыния купила у Германии из состава польских трофеев. Противотанковые пушки на начало войны были достаточно эффективны и способны на расстоянии 1000 метров пробить 15-миллиметровую броню. Броня более 30 миллиметров на расстоянии 500 метров становились малодоступной для поражения. Фактически против мониторов «Мартынов» и «Ударный», находящихся на расстоянии более 800 метров, они становились бессильны.
Наблюдательный пункт находился на колокольне городского собора, с которого просматривалась не только Килия-Веке, но и Советская Килия. Колокольня служила как корректировочный пост управления стрельбой дальнобойных батарей и минометного взвода, развернувшегося рядом с кладбищем, у моста дороги на Тулчу.
Противовоздушная оборона строилась на использовании взвода с вооружением 13,2-миллиметровыми зенитными пулеметами французской фирмы «Гочкис» (достаточно эффективными против штурмовиков типа «Чайка» и совершенно бессильными – против горизонтальной бомбардировки, с высоты 2000 метров, бомбардировщиками типа СБ).
Городской пляж и урез воды перекрывали два ряда колючей проволоки и предполагаемое минное противодесантное заграждение.
Согласно прогнозу гидрографической службы, используя туман, решили за два часа до высадки силами саперного взвода вскрыть проволочное заграждение в воде и создать ворота в заграждении на пляже. Также при обнаружении противодесантных мин разоружить их, создав проходы в минном заграждении. Саперов к месту высадки доставляли на лодках-каюках, прячась в густой полосе тумана. В этой же полосе тумана должна подходить и первая волна десанта.
Так задумали, а получилось – как получилось. Просто классика.
«Ударный» и «Мартынов» заняли позиции у выхода из протоки Кислицкая, наладив радиосвязь с морским охотником СКА-125, на котором разместился Юрковский. В два часа ночи вышли к Килии каюки с саперами. Плоскодонки сплавились по течению вдоль правого берега и незамеченными оказались на выходе из протоки Татару. Густой туман спрятал каюки с саперами. Мелкая осадка лодок не позволила обнаружить вбитые в грунт деревянные колья, словно противотанковые ежи останавливающие входящие в протоку суда и корабли. Как «кумовская» разведка пограничников и наблюдения корпусной разведки вместе с личными наблюдениями командиров полка на противоположном берегу смогли прохлопать факт установки заграждения из бревен, неизвестно!
Саперы спокойно прошли над оградой из бревен и подошли в густом тумане к пляжу. Тихонечко сняли проволочное заграждение в воде и проверили место высадки на наличие минных заграждений, как в воде, так и на берегу. Мин не оказалось. Спустя два часа работы, когда уже удалось проделать два прохода в проволочном ограждении на берегу, их наконец обнаружили. Раздался выстрел, потом другой, пулеметная очередь добавилась к стрельбе, но мужественные саперы смогли вернуться в лодки и на веслах уйти от берега вниз по течению. К стрельбе пулемета добавились несколько залпов из винтовок, стреляющих в глубь тумана обороняющихся. И успокоились.