– Допустим, – после недолгого раздумья согласился Мелус. – По срокам все сходится настолько, что случайное совпадение здесь маловероятно. Ваша теория дает ответы на вопросы «как» и «почему», но настройщик как был преступником, воровавшим ману, так им и остался.
– Можно списать это на чародейскую установку: делать запас, чтобы потом вернуть ману пленнику.
– Все это шито белыми нитками. Уже есть признательные показания самого Толлеуса. Также вашу теорию тут же захотят проверить с помощью глубокого сканирования.
– И, тем не менее, все можно уладить. Показания изъять или даже вообще «забыть» про воровство. Мое мнение – настройщика нужно оправдать.
– Зачем? Что нам с этого?
– Старик – герой Турнира Големов – это раз. А два – по словам Маркуса – он умеет очень быстро разбирать готовые плетения, даже архейские, и способен самостоятельно собирать новые. Мне ли вам говорить, какие перспективы это открывает?
– Интересно, – задумчиво протянул Мелус, уважительно покосившись на Тристиса. – Мы обдумаем эту тему.
* * *
Когда Тристис закрыл за собой дверь, тут же облегченно перевел дух. Всю долгую дорогу обратно на Родину он продумывал этот разговор, стараясь выстроить его так, чтобы избежать допроса с применением Плетения Правды. Конечно, он доставил своим покровителям определенную головную боль, но тут нет его вины. Напротив, удалось раздобыть ценную информацию и даже артефакт из тайника в пряжке. Поэтому Имаген был уверен, что от официальной комиссии по расследованию инцидента его прикроют. Но при этом ему во что бы то ни стало требовалось избежать дознания со стороны своих покровителей. Поэтому он старался внушить мысль, что он ничего не пытается утаить, напротив, прилагает массу усилий, чтобы принести максимальную пользу. Ведь на самом деле скрывать было что. Самая главная новость – Никос по его словам снабдил сыщика средством связи, чтобы в случае удачи в поисках другого пропавшего амулета сообщить об этом хозяину.
Этот передатчик не амулет и не конструкт, и якобы его нельзя было диагностировать никакими средствами, также как не мог быть перехвачен разговор. Будто бы даже для связи дальность не имела никакого значения. Сыщик не проверял – просто принял эти слова на веру, прекрасно понимая, что очень рискует. Впрочем, особого выбора не было – если бы кто-нибудь узнал про этот «Дар», о свободе можно было бы забыть навсегда. На счастье, контроль на разного рода чародейские заклятия и искусные амулеты Имаген прошел успешно и на таможне, и позже в Терсусе.
И хорошо еще, что Меллус не спросил, почему Тристис лично повез пленного старика в столицу, а не остался в Широтоне искать подходы к Никосу. Вроде бы, можно объяснить, но логичнее было остаться. У сыщика было заготовлено несколько доводов, но все равно хорошо, что они не понадобились. Хотелось надеяться на то, что и дальше удача будет на его стороне.
Химера выбралась на берег и по-собачьи стала отряхиваться, отчего брызги полетели во все стороны. Искуснику, который непредусмотрительно стоял слишком близко от края воды и мокнуть совсем даже не собирался, хорошенько досталось. Это Оболиус придумал искупать все стадо, вместо того чтобы весь предыдущий день орудовать щеткой и бегать с ведрами к колодцу. Вельна как раз стояла на небольшой речке с незатейливым названием Муть, которое получила из-за вечно взбаламученного ила. Вода по мнению старика выглядела крайне непрезентабельно, но местные были менее притязательны: они ее даже пили.
Идея помощника показалась Толлеусу здравой, поэтому он согласился и после полудня, когда базарная площадь опустела, потихоньку выгнал стадо за город. Течение в реке было быстрое, поэтому пришлось проехать чуть-чуть вдоль берега, пока не нашлась тихая заводь. Животных упрашивать не пришлось – они сами, ломая прибрежный камыш, с удовольствием ринулись к воде. Оболиус, скинув одежду и вооружившись большой щеткой, последовал за ними. Правда, дальше дело пошло не так, как он ожидал. Мохнатки не пошли на глубину, а, едва забредя по колено, дружно плюхнулись на брюхо. Иные, урча от наслаждения, даже стали кататься в грязи, отчего приобрели совсем жалкий и неприглядный вид. Подросток выронил щетку и в ужасе замер, глядя на это безобразие. Так бы он, наверное, и стоял, сверкая румяным, упитанным задом, если бы одна химера не боднула его в спину и не завалила в воду. Толлеус от души посмеялся над горе-учеником, но как раз в этот момент его окатило летящими во все стороны брызгами от накупавшейся мохнатки.
– Загоняй-ка их по одной на глубину! – уже без тени веселья скомандовал старик. – Пускай их течение помоет, только смотри – не утопи!
Оболиус выбрался на берег, вытряхивая из ушей воду, и послушно кивнул. Одеваться он не стал, чтобы не мочить одежду – решил сперва обсохнуть. Так голышом он и устроился у телеги, зажмурив глаза. Животные друг за другом стали подниматься со своих лежбищ, заплывали на стремнину, барахтались там какое-то время, а потом сразу же выходили на берег. Толлеус страховал их искусными нитями, чтобы никого не унесло течением, а потом загонял за невидимую ограду, чтобы любители поваляться в грязи снова не ринулись в прибрежную тину. Химеры в загоне протестующее булькали, но их никто не слушал – люди трудились в поте лица. Зато они управились за каких-нибудь полтора часа, а шкуры животных снова приобрели белый цвет.
Мокрая шерсть, которую в идеале следовало бы расчесать, облепила тела мохнаток, так что старик впервые получил возможность хорошенько рассмотреть их. В таком виде они действительно больше походили на поросят, чем на овец: упитанные тела, короткие ножки. Только вместо привычного пятачка обнаружилось очень длинное, в локоть длиной, подвижное рыло. Кажется, костей внутри не было, потому что оно печально свисало вниз почти до самой земли. Именно из-за него получалось удивительно бульканье, как будто внутри была вода. Эти щупальца почти не шевелились и скорее всего не были приспособлены для того, чтобы поднимать корм. – Впрочем, Толлеус не был в этом уверен.
Возвращаться в город не было смысла: о провианте для себя и химер старик позаботился загодя. Нужно было лишь сгрузить с телеги копну душистого сена, и можно было устраиваться на ночлег. Когда дело было сделано, Оболиус занялся костром, а искусник просто сел на сундук, устало положив трость поперек колен. Все-таки работать без посоха тяжеловато. Собрать стадо в загоне – простая работа, но даже она его утомила. Сейчас бы мохнатку под бок для бодрости, но для этого ей сперва нужно высохнуть, так что придется потерпеть. Увы, запас жизнегубок в Вельне пополнить не удалось, а купленных в Широтоне осталось всего ничего: они почти все разошлись еще по дороге – очень уж не долго они действовали, поэтому быстро заканчивались.
Толлеус провожал взглядом красное солнце, которое уверенно падало за реку. Над водой появились первые робкие клочки тумана. Лягушки, почуяв свое время, дружно затянули любовные серенады. На самой стремнине, пустив круги по воде, шлепнула хвостом большая рыба. Ученик вяло орудовал щеткой, расчесывая мохнаток – работа долгая, но необходимая – сами животные привести свою шерсть в порядок не могли. Чародей-химерщик отдельно наказал так ухаживать за животными.
Несмотря на царившее в душе умиротворение, старик думал над весьма насущными проблемами. Например, что делать дальше, куда идти. Вновь вопросы и доводы хороводом закружились в голове. Только сейчас вечный спорщик молчал – решение предстояло принять в одиночку. В общем-то, выбор был все также невелик. Север по понятным причинам отпадал, юг тоже не представлял интереса. Запад утратил свою привлекательность, лишь только выяснилось, что даймоны весьма далеки от древнего Искусства. Особенно если вспомнить, что дорога туда вскоре станет не такой легкой. А восток – это всего лишь направление. Судя по всему, Толлеусу нужна организация некоего Смарти, от которой Никос сбежал тридцать лет назад на далекий запад. Найти ее можно, но вряд ли удастся получить там ответы на свои вопросы. Как понял старик из разговора с Рахимом, это совсем не школа, а закрытая от посторонних структура. Туда можно вступить, присягнув на верность, но получить доступ к знаниям новичку не удастся. Будь Толлеус помоложе, он бы не раздумывал. А сейчас сколько у него времени, прежде чем старуха-смерть доберется до него? Так есть ли смысл вообще куда-то ехать, тем более что путешествовать с целым стадом – то еще удовольствие, которое может продлиться год и даже больше? Спрятаться подальше от Кордоса? Ник, конечно, пообещал, что старика не тронут ни оробосцы, ни земляки, но кто он такой, чтобы гарантировать это? Хорошо бы, конечно, чтобы это было так. К тому же по мере сил старик старался не светиться, при этом прекрасно понимая, что несмотря на все меры предосторожности спрятаться не сможет. Если захотят – найдут где угодно. А раз до сих пор не сцапали, то есть надежда, что не ищут.
Еще вчера Толлеус впервые воспользовался подаренной Ником возможностью связаться с ним. Это называлось «Болталка» и работало, похоже, на чародейских принципах. По крайней мере, плетений искусник не обнаружил. Старик рассказал освободившему его человеку про купца с портретом, заодно попытался выяснить хоть что-нибудь, хотя бы название страны.
Увы, Ник не был расположен общаться и отвечать на вопросы. Только коротко поблагодарил за сообщение, обмолвившись, что это уже не актуально, и отключился. Все-таки воспитания ему не хватает!
* * *
Все же старик повернул на восток. Он не собирался рыскать в чужих землях в поисках секретов древних искусников, которые, как выяснилось, специально укрыты от посторонних глаз. И все же хотелось оказаться поближе на случай, если что-то получится узнать. А нет, так нет. Толлеус рассудил так: покидать Оробос смысла нет. Жить среди даймонов, чье общество пронизано мало понятными постороннему ритуалами, не хочется. Здесь же у него благодаря удачному выступлению на Турнире есть разрешение на жительство, местные диалекты он понимает достаточно хорошо. При этом хочется оказаться подальше от того места, где его могут искать, но и от Кордоса нужно быть недалеко – только там производятся так нужные ему заготовки для амулетов и прочие искусные вещи. Ему самому, к сожалению, путь через границу заказан, но можно ведь договориться с каким-нибудь купцом, чтобы тот привез необходимое. Правда, это когда-нибудь потом – сперва нужно решить свои финансовые проблемы.
Путь лежал в обратную сторону. Самый быстрый и удобный способ путешествия на восток – добраться до Тертона, а потом вниз по реке Солнцеликой через Широтон до самых границ Империи. (Сплавиться по мутному притоку великой реки, на котором стояла Вельна, конечно, было бы быстрее, но гораздо сложнее и опаснее.) Однако старик отказался от этого варианта. Во-первых, этот способ дорогой. Солнцеликая – самая крупная торговая артерия Империи. На ней расположено большое количество крупных городов, каждый из которых берет с купцов звонкую монету за право проплыть рядом, а Толлеуса с его стадом иначе, как к купцам, не причислишь. Также придется нанимать большое судно, что искуснику сейчас не по карману. А на плоту местные власти по такой судоходной реке плавать не позволят. Во-вторых, очень не хотелось ехать через оробосскую столицу. Поэтому старик, прикинув варианты, решился какое-то время путешествовать по суше, при этом взять севернее. Дорога, конечно, будет похуже Тракта, но это ерунда. Зато можно будет закупать корм дешевле – в глуши крестьянам некуда девать свой урожай, будут рады лишней монетке. А может, попадется дубрава с желудями или дикие яблони – можно будет попасти животных на дарах природы, экономя деньги. В Оробосе хватает рек. В Великих кордосских болотах берет свое начало Сон-река, которая через Беллус проложила свой путь на территорию чародеев и пол-империи несет свои воды строго на восток всего в какой-то сотне лиг от границы, после чего забирает на юг и впадает в ту же Солнцеликую. Пускай Сон-река медленная и не такая широкая, зато путешествие выйдет ощутимо дешевле.
Оболиус воспринял новость об изменении маршрута философски. По своему обыкновению, он лишь пожал плечами, показывая, что ему все равно. Утром караван тронулся в путь – сперва вдоль живописного берега речушки по едва заметной колее, мимо мрачной деревеньки с покосившимися заборами и ветхими домишками и далее на северо-восток по более-менее пристойной дороге. Прошла неделя неспешного путешествия. Особых проблем не было, если не считать того, что один раз химеры, которые до того послушно шли строем, вдруг как по команде бросились в чье-то поле и начали уничтожать урожай не то репы, не то свеклы. На беду хозяин был недалече, так что пришлось компенсировать ему потери, что обошлось в стоимость ночевки на постоялом дворе. В остальном путешествие проходило спокойно и даже скучно.
Искусник, полностью доверив управление стадом помощнику, занял место возницы. Со стороны, конечно, это выглядело странно: респектабельный пожилой господин правит лошадьми, а позади него развалился слуга нахального вида и жует соломинку. Поймав несколько удивленных взглядов встречных путешественников, Толлеус твердо решил одень сорванца поприличнее. Пусть люди думают, что это внук или племянник, а не деревенский сорванец, ворующих по ночам фрукты из чужих садов.
Монотонное движение под стук копыт давало много времени для занятий, не требующих работы руками или полной концентрации внимания. Так, старик укомплектовал свою повозку лапами. На этот раз он не снимал колеса, делая очередного Паука – просто приладил с каждого борта по одной ноге из деревянных жердей, и все. Конструкция получилась простая и работала всего на одном крохотном амулете. Телега, как и прежде, стояла на земле на колесах – лапы просто приводили ее в движение. По хорошей дороге результат был совсем не плох. На испытаниях выяснилась одна интересная особенность – гораздо лучше телега шла задним ходом – можно было дополнительно не контролировать передние поворотные колеса – они сами занимали нужное положение, достаточно было просто поработать «ногой» с противоположной развороту стороны побольше. Впрочем, это было несущественно.
Толлеус, полюбовавшись на результат, покачал головой, вспомнив, как корячился на болотах, когда только-только сбежал из Маркина. Именно тогда он изобрел своего первого Паука – жалкую колченогую каракатицу, при этом намаявшись со сборкой и управлением. Всего-то требовалось лишь немного подумать, и проблема решилась бы гораздо проще: телега у него тогда была, нужно было лишь приделать две толкающие ноги. Он-то пытался Искусством заставить вращаться колеса. Тоже, кстати, не пустая идея, хоть и не доведена до ума.
Поэкспериментировав вволю, старик новую приспособу почти не использовал. Ни к чему привлекать лишнее внимание, да и лошади в хозяйстве все равно есть – вот и пусть отрабатывают свой корм. Лапы пригодились только дважды: первый раз, чтобы перебраться через бойкий ручеек, когда колеса увязли в иле, а другой раз – при подъеме на глиняный холм сразу после дождя.
Оболиус заикнулся было, что хочет воссоздать своего маленького голема, которого старик продал химерщику в Широтоне. Старик покивал, соглашаясь, что дело нужное, и даже пообещал помочь, но денег на части хотя бы из дерева не дал, трясясь над каждой медной монетой. «Потом этим займемся», – пообещал он: «Сейчас некогда».
В самом деле, свободное время уходило на обучение. Строить голема, конечно, тоже тренировка, но старик выбирал другие темы для изучения, которые ученик иногда извращал до неузнаваемости. Надо сказать, что прогресс был: Оболиус делал серьезные успехи. Буквально в первый же день, когда путешественники покинули Вельну, Толлеус получил возможность убедиться в этом лично. Проснувшись с восходом солнца на берегу у потухшего костра, он не увидел своей трости. На ней была установлена искусная метка – старик не так давно как раз показывал Оболиусу возможности поиска предмета на ее примере. Но нынче быстро найти свою палку не получилось. Привычно послав во все стороны волну, которая должна была «засветить» метку, он неожиданно получил множественный результат: отраженный сигнал приходил сразу со всех сторон из двух десятков точек. На лицо было явное вредительство со стороны верного помощника, который не забыл обиду с башмаками. Искусник подавил первое желание устроить мальчугану хорошую трепку: пацан бросил ему вызов! Ну что же, это хороший способ потренироваться в Искусстве для обоих: Оболиус не ленится, а старику тоже не мешает лишний раз попрактиковаться с амулетом.
Толлеус не объяснял парню, как можно добиться такого результата – до этого он дошел сам. Ну что же, сейчас все старания зарвавшегося юнца пойдут прахом! – Старик даже хихикнул, осматриваясь в истинном зрении. Идея простая: чтобы получить такой эффект – десятки ложных меток – надо сформировать специальное дестабилизирующее плетение, которое отражает сигнал под немыслимыми углами. Тогда наблюдателю кажется, будто меток много, причем в разных местах. Поскольку искусник сейчас видит метки не в одной стороне, а вокруг себя, то это значит, что он стоит практически в центре плетения. Не понятно, где Оболиус взял его и как смог покрыть им большую площадь, но это ни коим образом не помещает обнаружить вязь и развеять ее.
Толлеус с досадой поскреб лысину – обнаружить плетение ему не удалось. Самого Оболиуса тоже не было видно: похоже, он где-то спрятался от возможного наказания. Даже может статься, что трость у него, и достаточно найти парня, чтобы вещь обнаружилась тоже. Впрочем, ученик нашелся быстро по шумному сопению. Он даже не прятался, а попросту еще не проснулся: дрых, завернувшись в плащ, с другой стороны от телеги. Напакостил он с вечера, когда старик задремал, и теперь пропускал урок по поиску «спрятанной» метки.
Искусник еще раз почесал макушку и даже покряхтел для стимуляции мозговой активности. Если плетения нет, то значит, Оболиус придумал какой-то другой метод, которого старик не знал. Впрочем, сдаваться он не собирался. Снова «включив» истинное зрение, големщик еще раз пустил волну, но перед этим сжал ее в узкий пучок, так что она пошла не во все стороны, а точно вперед. Придется сделать несколько попыток. Зато когда она «попадет» в метку, сразу станет понятно направление, даже несмотря на многочисленные отраженные сигналы с других сторон.
Первое же испытание принесло удачу: в «невод» попалась метка. Толлеус уже собрался было проследовать к ней, благо, недалеко, всего каких-нибудь двести метров. Но тут его насторожило отсутствие ложных засветок. Для пробы он «пострелял» в разные стороны, и везде ему попадались одна-две метки, причем все они были разные и положения своего не меняли. По всему выходило, что это самые настоящие метки, которые на самом деле заботливо созданы недалеко от места привала. Правда, было непонятно, почему некоторые сигналы приходят со стороны реки. Это было очень интересно, обязательно нужно разобраться!
Големщик выбрал направление до ближайшей отметки и пошел к ней, периодически корректируя свой маршрут. Метку он нашел быстро – она висела на дереве. Это была самая настоящая метка, причем его собственная! Но ведь он ее не делал! Неужели ученик умудрился как-то подделать аурную составляющую? Только это невозможно! «Почти невозможно», – поправил себя искусник, вспомнив Железных братьев из Широтона, но тут совсем другая ситуация.
Оставив эксперименты, старик пошаркал обратно, где сейчас же принялся тормошить Оболиуса. Не успел подросток разлепить бесстыжие зеленые глаза, как попал на допрос с пристрастием. Действительно, чехарда с метками оказалась его проделкой. Только все оказалось немного проще, чем представил себе искусник. Пацан не умел подделывать ауру, но зато он смог подменить аурный опечаток – ключ метки – на слепок с ауры своего наставника. Точнее, даже не так: просто он действовал не напрямую, а через мохнатку подключился к учителю и сформировал нужное плетение через него, не потратив при этом ни капельки личной маны! Толлеусу оставалось лишь диву даваться: он никогда не слышал, что возможно плести вязь через другого человека! Чародеи – да – умеют вселяться в людей и брать над ними контроль. Но даже в войну подвергшиеся внутреннему вторжению искусники не слали убийственные плетения в своих товарищей. Простые воины – да – могли напасть с мечом на бывших сослуживцев. Возможно, секрет был в том, что чародеи не умели создавать плетения и не знали, какой приказ отдать подконтрольному искуснику, а Оболиус умел?
С метками со стороны реки все обстояло еще проще: Рыжик просто повесил их на камни, которые покидал в воду. Этот вопрос старик задал уже на автомате, потому что заготовил его загодя. На самом деле его до глубины души взволновало известие, что собственный ученик может бесцеремонно вторгаться в его тело! Второе сознание уже потешалось в глубинах разума, пока старик пытался взять себя в руки и трезво взглянуть на ситуацию.
– Покажи! – наконец разжал губы големщик. – Сделай это снова!
Помощник честно попытался: старик ощутил чьи-то неуверенные тычки внутри черепа в области затылка. Боги поступают точно также, но только богу он мог сопротивляться считанные секунды, а здесь он уверенно отбрасывал «призрачного» Оболиуса каждый раз, когда тот пытался проникнуть внутрь. После четырех безуспешных попыток ученик, весь красный от натуги, сдался и «отпустил» химеру. Она тотчас же с жалобным блеяньем отбежала подальше: похоже, ей тоже не понравилась процедура. Зато Толлеус немного успокоился: когда он в сознании, можно ни о чем не волноваться. Но как быть во время сна? Может, сразу же прогнать вредного оболтуса, чтобы у него больше не было возможности ставить эксперименты над своим учителем?
Альтер-эго настойчиво предлагало сделать именно так, но все же Толлеус медлил. У него появилась удивительная возможность изучить механизм вселения и, возможно, найти средство противостоять ему. Это было бы здорово: не бояться, что какой-нибудь чародей влезет ему в череп, спокойно ходить мимо храмов без назойливых наваждений… Кстати, интересно: в Оробосе старик не видел ни одного храма. Выходит, нет здесь богов? Или чародеи, которые тоже шарят в чужих головах точно в своей собственной кладовке, не пускают жрецов в свою вотчину? Неужели люди и в самом деле могут противостоять богам?
Толлеус хмурился, тихонько бормоча себе под нос в вечном споре с самим собой. Уставший Оболиус, которому было совсем не интересно вслушаться в невнятные рассуждения на непонятные темы, потихоньку улепетнул, но старик этого даже не заметил. На самом деле искусника больше всего сейчас волновал вопрос, почему за все время его пребывания в стране чародеев, никто не попробовал взять его под контроль? Он ни на секунду не сомневался, что дело тут не в порядочности. Уж чего-чего, а этого у оробосцев за редкими исключениями и близко нет. Хорошо бы прояснить этот вопрос – это может быть важно. Хотя, может быть, дело в том, что он искусник, и враги считают, что он способен противостоять им?
Как показала практика в случае с учеником, Толлеус может побороться за ясность сознания. Но опять таки это был всего лишь ученик, который делал это едва ли не в первый раз, а в рядах чародеев есть очень сильные… К тому же ночью старик беззащитен…
Вывод всей этой логической цепочки крутился под самым носом, только искусник все никак не мог ухватить его. «Допустим, я подсознательно натренировался сопротивляться вторжению, регулярно подвергаясь Искушению со стороны богов», – рассуждал он. «Только ведь попытки я должен был почувствовать!»
Зайдя с другой стороны, старик задался вопросом: «Когда чародеи реально могли захотеть взять меня под контроль?» И сам себе ответил – после охоты на их конструктов в Палатке. И тут же продолжил свою мысль: «Может быть плетения, которые я создал для защиты шатра, уберегли меня и от этого?»
Идея была недурна, поскольку Толлеус не нашел явных противоречий своим рассуждениям. Требовалось проверить ее практикой. Дело оставалось за малым – найти Оболиуса.
* * *
На эксперименты ушел целый день. Колонна неспешно двигалась под раскидистыми ветвями плакучих ив, которые будто нарочно выросли точно вдоль дороги, а старик с учеником в телеге практиковались в Искусстве и чародействе. Дело шло крайне медленно, и тому было несколько причин. Первой из них были химеры. Они будто специально выжидали момент, когда люди отвлекутся, чтобы отстать или свернуть с дороги. Связывать их нитью Толлеус больше не рисковал – ему хватило одного раза. Поимкой бросившихся наутек животных занимался исключительно помощник. По мнению учителя в этом была двойная польза: и практика в чародействе, и тренировка с метками, которые он лично повесил на каждое животное. Да и, сказать по правде, нелегко старику было применять искусный кнут к мохнатке, которую он не видел. Попросту непонятно было, где щелкать.
Второй причиной задержек был сам Оболиус. Он постоянно начинал ныть, что устал и у него уже голова болит. Так что приходилось делать перерывы и даже скармливать пацану жизнегубки из заветного мешка. Искусник подумывал было затащить в повозку одну химеру, чтобы снимать с помощника усталость «забесплатно», но представив картину, как из-под толстого мохнатого тела животного торчат детские ноги, передумал.
Третьей причиной, тормозящей испытания плетений, был сам Толлеус. Дело в том, что он плел вязь с помощью амулета совсем не так ловко, как посохом. Конечно, он потихоньку «набивал руку», привыкая к своему новому инструменту. Но сейчас навряд ли мог претендовать на звание магистра Искусства 3 ступени. На бакалавра – вполне, но бакалавр и магистр – две большие разницы. Может быть, он когда-нибудь вновь поднимется до прежнего уровня. Даже наверняка, потому что мастерство и опыт основополагающие в данном вопросе, и они никуда не делись, но здесь и сейчас бывшему настройщику приходилось нелегко.
Все же идея искусной защиты от вселения чародеев к вечеру блестяще подтвердилась. По иронии судьбы, это плетение оказалось последним, которое старик испытал, причем оно уже было сделано у него в жилете, только не использовалось. Толлеус в первую очередь пробовал те пленения, которые по долгу службы умел делать, но назначения не знал, или же которые несли в себе какие-нибудь защитные функции. На деле же сработало то самое плетение, которое глушило Призрачные Голоса. Големщик только успел в очередной раз поразиться тишине, которая накрыла его с головой, точно ватное одеяло, как сейчас же перестал чувствовать незримое присутствие Оболиуса. Парень наловчился забираться под череп учителя и сидел там смирно, так что это почти не вызывало у старика ужаса, и он не выталкивал «за порог» бесплотного гостя.
Хозяйка постоялого двора, в котором путешественники остановились на ночлег, наотрез отказалась пускать в комнату химеру. Простая женщина из деревни – она никак не могла понять старика, который несколько раз пытался объяснить ей, что это лечебное животное. Она явно думала о чем-то другом, потому что брезгливо поджимала губы и краснела, силясь подавить эмоции. Было видно, что лишь приличная одежда постояльца и его статус хозяина целого стада помогают ей сдержать слова, которые так и вертятся на языке. В конце концов, Толлеус отправился ночевать в конюшню, вообще отказавшись от номера. Перед сном он не забыл включить защиту от чародеев. Мана-маной, но личное спокойствие дороже, тем более что сейчас он мог себе позволить не экономить. Конечно, на будущее хорошо бы придумать способ активировать эту защиту лишь тогда, когда кто-то пытается завладеть его телом. Только пока нет ни одной идеи, как с помощью Искусства можно было бы распознать такое вторжение.
Уже засыпая под тушей Бульки, которая с энтузиазмом взгромоздилась на жилет, старик подивился, почему нынче нет того черного Ничто, в которое он провалился в прошлый раз. Впрочем, это было неважно. Главное – теплая волна, растворяющая усталость, оказалась на месте.
Помощник искусника сидел, пригорюнившись, прижав ладонь к щеке. Хозяин уснул, но к парню сон никак не шел. Расслабиться не давала ноющая боль в десне, которая появилась к вечеру и все нарастала. Зуб беспокоил уже пару недель, но боль была слабая – слишком слабая, чтобы обращать внимание. Обычно ведь как? – Зашатается зуб, вывалится, новый на его месте вырастет. А тут беда: просто ноет и все.
Когда возникает такая проблема, нужен лекарь. Они, правда, тоже разные. Кто-то без разговоров выдернет зуб и прогонит, не забыв взять за услуги пару медяков. Другой отвар какой-нибудь даст – только это не всегда помогает. Самый лучший вариант – это обратиться к ведьме. Она берет дороже, зато заговорит так, что больной зуб после ее визита уже не беспокоит и может еще послужить. А потом, когда совсем сгниет, как старый пень, сам вывалится без хлопот. Ведь щипцами рвать больно!
Оболиус уже дошел до того состояния, когда терпеть больше нет сил и мечтается об избавлении от мучений любой ценой. Только где же тут, в пути, лекаря взять? Может, учитель поможет? – парень с сомнением посмотрел на спящего хозяина. – У старика вообще ни одного зуба не осталось. Интересно, как они там, у себя в Кордосе, зубы рвут? Клещами или своим Искусством?
Подросток согнал Бульку со старика и в нерешительности замер. «Вот разбудишь сейчас», – думал он, – «так вместо помощи еще палкой бока намнет за то, что потревожил». Вернувшись на свое место, Рыжик, оставшись наедине со своим горем, тихонечко заскулил.
Толлеус сейчас же очнулся и сотворил маленький светляк. Оболиус притих, но старик заметил, что тот не спит, и, жмурясь от яркого света, спросил, что за шум. Пришлось покаяться и извиниться за беспокойство.
– Больные зубы, – в задумчивости пробормотал искусник. – Отлично помню!.. – с этими словами он затих, а светляк, оставшись без подпитки маны, стал потихоньку угасать.
«Опять уснул», – мелькнула в голове ученика мысль, – «бить не будет». Но он ошибся – из темноты прозвучал голос хозяина:
– Подойди-ка сюда! – при этом угасший было светляк снова начал разгораться. Можно было убежать, но на самом деле ему уже было все равно: накажут его или нет. Кроме того, в подсознании теплилась надежда, что искусник хочет помочь.
– Который? – спросил Толлеус, когда пацан приблизился. Оболиус ткнул пальцем куда-то себе за щеку, от чего сейчас же скривился от боли.
– Ясно! – коротко бросил старик, хотя, что ему могло быть ясно – не понятно. В лучшем случае, он определил область челюсти «сверху-снизу», «справа-слева».
– Сейчас попробуем! – обнадежил искусник и, не вставая, принялся собирать фрагменты. Ученик присел, баюкая щеку. Краем глаза он поглядывал на то, что делает старик, но ничего не понял. Впрочем, сосредоточиться ему мешал зуб.
– Вот! – объявил Толлеус, вырвав своим возгласом подростка из прострации и прилаживая к его челюсти сформированное плетение. Оболиус лишь уныло вздохнул: ничего не произошло.
– Сейчас подключим к нерву! – приободрил его старик.
Пацан взвыл, подскочив удивительно высоко для своей комплекции.
– Немного кольнет, – запоздало предупредил искусник. – Ну как? – тут же поинтересовался он. Оболиус прислушался к своим ощущениям: боли не было. Он осторожно потыкал языком в проблемный зуб, потом провел ладонью по щеке – лицо в этом месте утратило всякую чувствительность. Надо сказать, не очень приятно, но все равно после нескольких часов пытки это было как вода в пустыне для страждущего.
Разглядев счастливую улыбку пацана, старик не стал дожидаться ответа и скомандовал:
– А теперь спать! – после чего погасил светляк.
Но Оболиус не послушался – он лежал и думал об Искусстве, пожалуй, впервые оценив пользу от него не с точки зрения «похвастаться перед друзьями». Искусство всегда преподносилось как чистое зло, отравляющее сознание. Настоящий путь к просветлению – это Чародейство. Было много историй, подтверждающих это. В них благородный чародей всегда побеждал гнусного искусника, мечтающего поработить добрых людей или просто затевающего что-нибудь отвратительное.
Правда, ни Толлеус, ни кордосцы из посольства не показались парню чудовищами во плоти. Да, немного странные, и только. Старик, вон – помогает даже, ни разу не бил, хотя поводы были, а родная бабка чуть что, сразу за розги хватается. Так что, наверное, злость искусников придуманная. Даже если войну вспомнить – это ведь мы на них первые напали! Оно, конечно, поделом им, нечего на наши земли смотреть, но все же не честно так… А еще в той войне кордосцы победили. «Победили» – громко сказано. Ведь победа – это вражеские солдаты, грабящие горящий Широтон. Но прекратить войну решили они, и оробосский император с этим согласился. И бои в ту пору шли на территории Оробоса, а не наоборот. Это вообще никак не стыкуется с привычным утверждением о том, что искусство ничтожно. Где же тогда правда, чему верить? А если вспомнить Никоса, то и вовсе все становится с ног на голову. Этот мейх Оболиусу понравился. И он был одновременно и чародеем, и искусником, при этом говорил, что это половинки целого, а не вечные противники вроде дня и ночи. Сказать по правде, парню даже хотелось стать похожим на него и тоже уметь все-все-все.
Получалось, что нужно забыть все то, чему учили с пеленок, как глупости, которыми пичкают детей, пока не выросли. Но ведь во вред Искусства верят не только дети, но и все взрослые, каких Оболиус знал. Не могут же они ошибаться, они же взрослые? Или могут? Но тогда все оробосцы – как те дети, которые верят в сказки о великанах и говорящих животных.