Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Толлеус занялся своим излюбленным делом – работой. В хозяйстве остался единственный спасенный Оболиусом Паук, и старик занялся им. В принципе, он уже был обкатан и настроен – не хватало лишь окончательного глянца и управления, доступного любому человеку, неискушенному в искусных премудростях. Зачем оно здесь нужно, големщик и сам бы не смог сказать – просто выдалась свободная минутка, и он не любил, когда дела остаются незавершенными.
Солнце, лениво переместилось по небосводу едва на час, как Рыжик уже вернулся в сопровождении какой-то высокой девицы, чьи пепельные волосы были забраны в высокий конский хвост и словно маятник колыхались синхронно ее шагам. Оболиус семенил чуть-чуть впереди нее, при этом постоянно оглядываясь, что-то оживленно объясняя, активно жестикулируя. Впрочем, разговор был односторонний – спутница явно не обращала на своего провожатого внимания больше чем охотник на собаку, взявшую след зверя. Заинтересовавшись происходящим, Толлеус прервал работу и замер, тяжело опершись на простую палку, которая заменяла ему искусный посох. Оставшись без своего инструмента, старик попросту не смог ходить с пустыми руками, чувствуя себя голым и беззащитным. Все-таки привычка обладает великой силой! Кроме того, трость или простой деревянный посох путника действительно помогают старикам передвигаться, так что даже сейчас этот предмет нес в себе не только декоративные функции.
Девушка одета была как минимум непривычно. Женщины разных сословий и разного возраста придерживались разной моды, но наряд этой разительно отличался от их всех и скорее подошел бы мужчине. Вместо какого бы то ни было платья и прочих дамских аксессуаров на ней был сшитый по фигуре кожаный костюмчик светло-коричневого цвета, а на ногах аккуратные полусапожки, отороченные сверху тоненькими полосками из золотистого меха. С боков на широком поясе висели сумочки, какими обычно пользуются егеря и охотники. Впрочем, ее костюм вполне мог сгодиться для верховой охоты, но никакого оружия: ни лука за спиной, ни даже ножа при ней видно не было.
Оболиус, который больше пятился, чем шел нормально, чуть-чуть приотстал, но его спутница больше не нуждалась в его услугах провожатого. Она сама уже приметила Толлеуса, который специально поставил свою повозку чуть в стороне от ворот, где начинался лабиринт деревянных построек без окон, чтобы не мозолить глаза стражникам и посетителям. Увидев искусника, она резко ускорила шаги, направляясь прямо к нему. Он инстинктивно напрягся, так что костяшки скрюченных на посохе пальцев посинели: ученик привел чародейку, так что явно намечались проблемы.
К великому облегчению, пессимистичный прогноз не подтвердился. Еще на подходе девушка расплылась в приветливой улыбке и, подойдя поближе, вежливо представилась, развеяв все тревоги:
– Рада приветствовать вас, многоуважаемый ллэр Толлеус Алициус Хабери Рей! Мы не знакомы, но я видела ваше выступление на Турнире и необыкновенно рада нашей встрече! Меня зовут Амелия! Амелия эль Гаррудо, мой отец торгует на рынке химерами и послал меня сообщить, что он с радостью принимает ваше приглашение пообедать, но, к сожалению, в силу своего физического состояния подойдет попозже. Возможно, вас развлечет разговор со мной, пока он не появится.
Про «приглашение пообедать» искусник слышал впервые, но промолчал, лишь бросив на своего помощника вопросительный взгляд. Тот, почувствовал внимание к своей персоне, активно закивал за спиной чародейки, знаками показывая, что объяснит позже.
– Здесь, совсем рядом со зданием управления рынка есть весьма недурной трактир – все служащие и многие из продавцов являются его завсегдатаями. Думаю, лучше места не найти до самого Серебряного Кольца, – продолжала щебетать Амелия, взяв искусника под локоть и увлекая за собой. Тут взгляд ее зацепился за Паучка, который мирно стоял в полупустой телеге.
– О, это голем! – тут же остановилась она, и в голосе ее появилось восхищение. – Но мне казалось, что он был больше… И из металла… Это другой голем – воскликнула чародейка, когда на нее, наконец, снизошло озарение.
– Верно, – кивнул старик. – Этого собрал мой ученик.
Оболиус, который хмуро топтался позади старика, ревниво глядя, как девушка ведет кордосца под руку, тут же расплылся в глупой улыбке и выступил вперед. Буквально сразу же старик пригасил ореол гордости, который стал излучать помощник, добавив:
– Сейчас я довел его до ума, так что големом вполне можно пользоваться. Конструкция, конечно, очень упрощенная по сравнению с тем, что была на выступлении, но для домашнего использования, как мне кажется, подходит замечательно!
Несмотря на уточнение Толлеуса о собственной причастности к сборке Паучка, девица все же удостоила парня заинтересованным взглядом, отчего тот сейчас же залился краской.
– Хочешь прокатиться? – тут же предложил он, отчего Амелия снисходительно улыбнулась, а искусник досадливо скривился. Ему сейчас же захотелось, сославшись на недоработки, отменить выданное нерадивым учеником предложение, но чародейка с какой-то детской восторженностью воскликнула:
– А можно? Это было бы здорово! – и, хлопая длинными ресницами, просительно уставилась на Толлеуса, безошибочно определив, что слово оболтуса в этом вопросе ничего не стоит. Сам не зная, почему, старик разрешил ей прокатиться кружок вокруг ближайшего наглухо заколоченного амбара, коих тут насчитывалось множество. Вернее, причину своего поступка он знал, только она не поддавалась рациональному объяснению. Просто словно кто-то шепнул ему на ухо удовлетворить ее просьбу, а своему внутреннему голосу искусник доверял и стал доверять еще больше после его последнего предупреждения перед выступлением.
Чародейка с некоторой опаской уселась на качающееся кресло с лапками и вопросительно посмотрела на старика. Тот в двух словах объяснил ей, куда нажимать, чтобы поехать. Конечно, можно было научить ее отдавать команды, управляя искусными нитями – здесь их было всего ничего, так что такой способ казался Толлеусу проще. Но он не был уверен, что чародеи смогут также легко делать это, как искусники. Девица взвизгнула, когда Паучок зашевелился, но тут же снова стала экспериментировать и легко повела голема по обговоренному маршруту вокруг амбара – до мужчин долетали ее счастливые возгласы.
– Что все это значит? – зашипел старик, когда Амелия удалилась достаточно далеко, чтобы не слышать его.
– Химеры стоят по-разному, но за самую дешевую просят десять серебряных монет! – выпучив глаза, зашептал в ответ Оболиус. – Вы, господин, говорили, что с продавцом в хороших отношениях, и что он любит покушать! Вот я и подумал, что если вы пригласите его на обед, и он там выпьет, то, может быть, сделает вам скидку!
На такую сумму Толлеус не рассчитывал. Выходило, что химеры стоили не дешевле породистых скакунов. Теперь понятно, отчего эти мохнатые твари при всей своей полезности не пользуются у чародеев бешеной популярностью. В словах ученика был смысл, хотя вряд ли удастся сильно сбить цену. А раз так, то плакала идея купить достаточное количество этих животных, чтобы обеспечить свои потребности в мане.
Из-за угла строения верхом на Паучке появилась счастливая Амелия.
Толлеус с некоторым недоумением поскреб лысину: девушка скрючилась в кресле, поджав под себя ноги и вцепившись одной рукой в спинку.
– Здорово! – выдала она свой вердикт, когда голем замер на том самом месте, откуда начал свое движение. – Это так… – она замялась, пытаясь подыскать подходящее слово. – Как будто это продолжение твоего тела! Не вместо него, как в наших големах или химерах, и никакого своеволия, как у лошадей!
Лицо девушки раскраснелось, карие глаза лучились удовольствием.
– Только управление непривычное, – доверительно сообщила она. – Жаль, что на Паука нельзя одеть узду!
– Но почему так? – с недоумением перебил ее искусник, взмахом руки обозначив странную позу девушки.
– Мне было немного страшно, – немного смущенно призналась Амелия. – Я все время боялась, что свалюсь, и голем наступит на меня! Вот если бы спереди был какой-нибудь поручень!..
Старик пожал плечами: удивительные эти чародеи. Боятся, но все равно лезут туда, где страшно. И, что самое удивительное, получают от этого удовольствие!
Девушка, легко соскочив с импровизированного седла, вновь подхватила Толлеуса под локоть и повлекла в обход рыночной стены, без тени сомнения оставив хозяйство старика на его помощнике. Тот потянулся было следом, но все же, состроив недовольную гримасу, вернулся и принялся затаскивать голема в повозку: сам шестиног из-за малого роста туда залезать не умел.
Трактир «Стол императора» оказался обычным заведением подобного рода. Ну, может быть чуть более светлым и опрятным. Название явно не соответствовало действительности. Искусник подозревал, что император, случись ему вдруг оказаться здесь, легко отличит свою кухню от здешней.
Впрочем, некоторые отличия от типичных трактиров все же обнаружились. Помимо единственного общего зала с небольшими столиками и скамейками вокруг них, тут в стенах были сделаны небольшие ниши со шторками, где посетители могли насладиться своим заказом без свидетелей и при желании побеседовать без посторонних глаз и ушей. Толлеус кивнул, когда Амелия предложила устроиться за одним из таких столиков. Сразу же выяснилось, что удовольствие приватности стоит лишнюю монетку, но старик не жалел – тут обнаружились удобные кресла вместо жестких деревянных лавок – за одно это он готов был заплатить.
– Твой отец найдет нас здесь? – забеспокоился искусник, когда они уселись друг напротив друга, точно аристократы в своем фамильном замке. Сходство дополняли длинные свечи на столе и изящные бокалы, пока что пустые. Стены также вписывались в образ – над Толлеусом висели скрещенные мечи и щит, а над Амелией инструктированные начищенной медью красивые оленьи рога.
– Найдет – здесь внимательные и обходительные служки – подскажут. Или конструктом воспользуется, – без тени сомнения откликнулась девушка, расслабленно откинувшись в удобном кресле. – Кроме того, мы можем не задергивать портьеру, чтобы он нас сразу увидел.
Как по волшебству появилась девушка в нарядном сарафане и с милой улыбкой поинтересовалась, кто что будет заказывать. Искусник, вспомнив молодость и манеры, предложил первой выбирать своей спутнице. Она сейчас же назвала пару блюд, отчего лоб старика пошел морщинами – он никогда не слышал таких названий. Официантка дважды сосредоточенно кивнула, запоминая заказ и тут же по памяти называя стоимость. По крайней мере, расценки были хоть и высокие, но не заоблачные, так что выбор Амелии, скорее всего, относился к особенностям местной кухни и не являлся заграничной экзотикой, которую курьеры без сна и отдыха на взмыленных лошадях везут к императорскому столу, пока не протухла. Толлеус легко мог обойтись овощной похлебкой, но решил проявить уважение к спутнице и попросил то же самое.
– Вы тоже любите акрычи в межайском соусе? – удивленно приподняла бровь чародейка. – Я думала, я одна во всем Широтоне, кто их ест!
– Понятия не имею, что это такое, – поспешил признаться старик. – Просто решил попробовать что-то новенькое!
– Понятно! – понимающе улыбнулась Амелия. – Тогда я настоятельно рекомендую лучше взять черепаховый суп – здесь, в Широтоне специально разводят черепах. Вплоть до самого Даймонского Каганата такое нигде больше не попробовать!
Официантка ушла, а чародейка, как и обещала, принялась развлекать Толлеуса светской беседой. Разговор начался с гастрономии: тут-то искусник узнал, что выбор в «Столе императора» и в самом деле очень богатый, чему в немалой степени способствует близость рынка. В этом трактире держали сразу нескольких поваров, которые готовы были предложить различные национальные изыски многочисленным иностранцам, которые тут торговали. Акрычами в межайском соусе оказались запеченные в тесте насекомые – рецепт с дальнего востока.
– На самом деле они суют в тесто местных жуков, но ничего – тоже вкусно! – предвосхищая вопрос старика, пояснила Амелия со смехом, глядя, как тот поперхнулся при ее словах.
Потом беседа плавно переместилась к Турниру и големам. Тут в зале появился Морис: отталкиваясь от пола деревянными колодками, зажатыми в руках, он подъехал к их столику. За ним следом тенью крался Оболиус – один он не рискнул заходить в трактир, закономерно опасаясь, что его отсюда сразу же вышвырнут. В принципе, ему тут вообще делать было нечего, да и кресел вокруг стола стояло всего три, но ситуация разрешилась достаточно неожиданно для Толлеуса. Откуда ни возьмись, появилась давешняя официантка с маленькой табуреточкой в руках и поставила ее у стены. Похоже, сюда не впервые приходили кушать господа в сопровождении своих слуг. Последние всегда должны быть под рукой – поэтому их не выгоняли, а усаживали в уголок недалече. Очень удобно: и не мешают никому, и всегда готовы выполнить распоряжение хозяина.
Чародей задернул за собой портьеру, отрезав шум и запахи общего зала. Правда, сразу же стало темно: нескольких свечей в бронзовом подсвечнике было явно недостаточно для борьбы с сумраком. Толлеус задумался, стоил ли делать здесь искусный светляк или лучше вызвать служку и попросить принести пару факелов, но оробосцы снова удивили его: официантка сама догадалась, чего не хватает клиентам. Появившись бесшумно, точно иллюзия, она осторожно поставила на стол горшок со здоровым – больше тарелки – грибом, шляпка которого светилась мягким зеленым светом.
Подивиться диковинке искуснику не дал Морис. Химерщик, похоже, хотел повторить день знакомства, то есть хорошенько покушать, немножечко выпить и удариться в воспоминания. Правда, сперва он, как воспитанный человек, решил поздравить своего товарища с удачным выступлением на турнире, о котором он был наслышан, несмотря на то, что сам не ходил. Это и определило дальнейшее направление всего разговора.
– Папа, я только что прокатилась на големе – это здорово! – тут же встряла Амелия, блестя глазами.
– Ездить на големах – это, конечно, очень оригинально, но, мне кажется, опасно! – не одобрил Морис, осуждающе поглядев сперва на дочь, а потом на Толлеуса.
– Почему опасно? – не понял искусник, искренне недоумевая, что может приключиться.
– Ну как же? – Упасть можно!
– Упасть можно и с лошади и даже со стула! – опять влезла в разговор старших чародейка.
– Мой Паук устойчивый – сам никогда не падает, – поддакнул Толлеус, который очень болезненно воспринял подозрения на счет своего творения. – То, что я со стены свалился – так это выстроена она была не качественно. Если по земле только бегать, то волноваться совершенно не о чем.
Видя скепсис в глазах инвалида, големщик нашел еще один аргумент:
– А на твоем месте, мой дорогой, я вообще бы передвигался исключительно на големе! Это ж, почитай, новые ноги, только паучьи!
Морис вздрогнул, и старик внезапно понял, что нашел способ заработать на химер. Осталось только соблазнить оробосца.
– Да вот хоть сейчас можешь проверить и сам убедишься!
Чародей медлил, но Амелия снова поработала на големщика, повторив свою мысль о том, что это здорово, и что она сама бы с удовольствием прокатилась еще раз. Обычно болтливый химерщик помолчал, а потом, видимо решившись, отодвинул тарелку и тихо сказал:
– Я бы хотел попробовать.
Чародей проехал пару кругов вокруг трактира (Толлеус плюнул на конспирацию), проверил маневренность, поднялся по лестнице и, наконец, остановился у входа, где уже собралась пара зевак. Один из них сейчас же поинтересовался, сколько стоит аттракцион, но искусник не стал связываться с подработкой. Во-первых, сейчас у него другой клиент и совсем другая сумма на кону, а во-вторых, слишком близко рынок с его служащими и налогом на Искусство.
Морису Паучок понравился. В принципе, он и в самом деле был не плох, хотя и простоват – некоторых возможностей у него просто не было. Если что и вызывало нарекание – так это внешность голема. Если бы старик знал, для чего ему понадобится этот образец, он бы всенепременно подошел к формированию облика маленького шестинога более серьезно, а так это была скорее телега, нежели карета, если проводить параллели с более привычным транспортом.
И все же, вкусив забытое ощущение свободы перемещения, химерщик всей душой захотел приобрести себе эти новые ноги, не обращая внимания на мелкие недостатки. Толлеус же, напротив, горел желанием товар продать, хотя и не подавал вида. В принципе, он не лукавил, когда заявил, что сам планировал пользоваться Паучком. Вопрос заключался лишь в том, готов Морис на большие траты или нет? Вообще сколько стоят големы, искусник понятия не имел, и на какую сумму можно рассчитывать, оставалось только гадать.
Големщик мучился, прикидывая и так, и эдак: он хотел купить у чародея как минимум тридцать химер, чтобы хотя бы обеспечить работу жилета. Отчего на них разная цена, искусник не знал. Возможно, это зависит от возраста животных. Как бы то ни было, даже если считать по десять монет, то все равно хватает едва на пару десятков голов, даже если старик вытряхнет все свои сбережения и останется ни с чем. Получалось, что за Паучка нужно требовать золото или мешок серебра. То, что старик мог собрать за день, по его глубочайшему убеждению не могло стоить так дорого. И что с того, что Морис не знал истинной цены голема и не имел альтернативы. Просто Толлеусу совесть не позволяла обмануть того, кто так душевно с ним общался. Даже свои – братья-искусники предали и арестовали его в тот момент, как только он стал им не нужен. Химерщик был практически единственным человеком в Оробосе, который вел себя с приезжим искусником по-человечески и даже подарил одну химеру просто так, по-дружески, хотя стоила она, как оказалось, «ого-го»! Вот если бы можно было украсть у безликого государства, которое ворочает тысячами золотых в день, старик бы не переживал, но залезть в карман к живому человеку он был не готов даже ради спасения собственной жизни. По большому счету вообще следовало бы подарить Паучка чародею ответным жестом – цена в десять серебряных монет казалась вполне адекватной.
За такими грустными мыслями Толлеус сам не заметил, как вся компания снова переместилась за столик в трактире. Морис тоже задумался о своем и молчал, притихла и его дочь. Лишь Оболиус ни о чем не переживал. Впрочем, у него были свои проблемы: все время он косился на Амелию и периодически о чем-то едва слышно вздыхал.
– Учитель, я есть хочу! – вдруг подал он голос. Старик встряхнулся и, словно проснувшись, посмотрел на парня. Потом молча протянул ему свою нетронутую тарелку. Хитрого, точно лиса, Рыжика не нужно было уговаривать дважды: он сейчас же переместился со своей табуреточкой к столу и уселся так, чтобы быть между хозяином и чародейской дочкой. Толлеус тем временем решился:
– Такая ситуация складывается, уважаемый Морис, – начал он. – Мне нужны химеры. Много. Боюсь, мне не насобирать нужной суммы. Я готов продать голема и практически все, что у меня есть. Или, возможно, тебя заинтересует какая-нибудь услуга с моей стороны? – Я знаю, что Искусство востребовано в Оробосе…
Морис, кажется, тоже был занят подсчетами денег на покупку голема. От слов старика он очнулся и улыбнулся:
– Твой парень, когда прибегал, как бы между прочим спросил про цену на химер. Только я сразу смекнул, что не просто так это! Эль Гаррудо носом чует покупателя! – и чародей показал пальцем на свой нос. – Я частенько дарю людям мохнатку или глазунью. Другие торговцы считают это придурью с моей стороны! Тупицы, не понимают, что клиент потом вернется и купит еще! Потому что химеры дают много! Незаслуженно, ох, незаслуженно химероводство стороной обходят! Будь моя воля, так в каждой бы школе… – завел старую песню Морис, найдя благодарного слушателя.
– Постой, постой! – Я весь запутался, – прервал его Толлеус. – Какие мохнатки, какие глазуньи?
– Ну как же? – изумился чародей. – Химеры – они же разные, для каждого дела своя подходит лучше всего. Вот, например, глазунья – это птичка такая с огромными, как у совы, глазами. Хотя на самом деле она от голубя получается. Ее как Око можно использовать, только птичка притом еще лапками может мелочевку какую-нибудь взять и как конструкт не светится. А тебе я мохнатку дал. Их так зовут, потому что шерсть у них такая длинная, что пока не сострижешь, даже сколько лап, не сосчитаешь. Этих обычно при наведении чар используют, чтобы, значит, свою ауру не попортить. А еще от усталости помогает и для тонуса: нам, старикам, это самое оно…
– Как от усталости? – встрепенулся искусник, услышав милые сердцу слова.
– Да очень просто! Притомишься, бывает, так она чувствует и сама ластится. А как ауры ваши соприкоснулись, так она и начнет твою своей разглаживать. Так и усталость уходит, и застарелые рубцы от неправильных чар смягчаются. Даже проклятье простенькое рассосаться может! Я потому тебе и дал мохнатку, что ты на здоровье жаловался. Вот, думаю, доброе дело хорошему человеку сделаю!
– Спасибо, конечно. Только ты не сказал про это ни словечка, а все больше про тренировки чародейские рассказывал! – засопел Толлеус.
– Правда? – искренне изумился Морис. – Ой, голова дырявая! Прости старика!
– А ведь и правда лезла и лезла твоя химера, спасу не было! Я-то все думал, что ей от меня надо? Она же здоровенная, придавит ненароком – вот и прогонял.
– Это верно, крупная скотина. Потому что от свиньи произошла. Ты не смотри, что не похожа – редко когда общие черты сохраняются, только размер тот же. А вообще это ее умение – лекарское – случайно появилось. Все-таки для других целей ее выводили. Вот только, думается мне, с маленьким животным ничего не вышло бы. Тут ведь большая аура нужна, сильная, чтобы на твою повлиять. Взрослая мохнатка отлично снимает усталость, потому что крупная, а эффект от детеныша совсем слабый. Хотя люди все-таки чаще покупают двух- трехмесячных малышей – их хотя бы на руки взять можно. Или взять, например, ушанку – маленькая животинка вроде кошки, от которой и произошла. Она тоже на ауру воздействует, причем именно болезни лечит, но она делает это точечно, я бы так сказал, воздействуя на конкретный орган. Всю ауру ей не осилить – размер не тот!
– Сколько стоит? – воскликнул искусник, забыв про прочих химер. При этом он так взмахнул руками, что чуть не опрокинул бокал с вином, который лишь слегка пригубил.
– Дорого, дорогой мой, очень дорого! – затряс головой Морис. – Это очень редкий товар, потому что и конструкт правильный сложно делать – тут уровень поболее моего требуется, и не к каждому ушанка пойдет – сама она выбирает хозяина, понимаешь. Иначе попросту не захочет лечить, и все, будет жить в доме без всякой пользы.
– Откуда все-таки берутся химеры? – погрустнел старик. – Столько новых видов, которые в лесу не водятся. Причем никакого конструкта на своей химере… мохнатке, как ты сказал, я не вижу. Чудно как-то это…
– Да все просто! – оживилась Амелия, которой наскучило сидеть молча. – Отец делает специальный конструкт, подсаживает его беременному животному, и все! – Через положенный срок рождается химера, не похожая на родителей, бесплодная, зато с нужными качествами…
– Или не рождается, – с нажимом добавил Морис. Или рождается, но совсем не то. И конструкт для каждых родов нужен новый. Я могу создавать всего четыре вида химер, хотя посвятил учебе всю жизнь.
Чародей не озвучил свою мысль до конца, но Толлеус понял, куда тот ведет: работа сложная, поэтому товар дорогой. Вот только дочка выдала родителя: цена явно завышена. Не дарят люди первому встречному-поперечному десять серебряных монет в надежде, что это потом окупится. Понятно, что в цене на химеру заложены и эти подарки, и рыночные пошлины, и навар… Себестоимость животного должна быть в пределах двух-трех монет. А это уже совсем другой разговор.
– Но вернемся к нашему делу, – решительно начал искусник. – Меня интересуют именно мохнатки. Сколько их у тебя и сколько ты за них хочешь?
– Удивительно, зачем искуснику столько мохнаток! – изумился Морис. Одной вполне достаточно для терапии! Даже если ты обвяжешься ими со всех сторон, эффект больше не проявится! Впрочем, смотри сам. У меня их пятьдесят семь. И я сделаю тебе скидку – отдам их по восемь серебрушек! Надеюсь, ты по-дружески тоже не станешь ломить цену за своего голема!
Оболиус, который все это время прилежно набивал брюхо разными кулинарными изысками и до поры не проявлял никакого интереса к беседе, сейчас же нырнул под стол, как будто за упавшим кусочком, откуда изобразил для Толлеуса целую пантомиму. Старик не был уверен, что правильно понял все жесты своего помощника. Языка торговцев, на котором представители разных стран легко договариваются о сделке без единого звука, он не знал. Однако он понял суть: четыре оттопыренных пальца, которыми ученик тряс особенно энергично, означают сумму химеры, до которой нужно понижать планку. Толлеус поступил иначе. Прикинув в уме свои активы, он безропотно согласился на восемь монет за мохнатую голову, но запросил за голема ровно столько, чтобы доплатить осталось сто сорок монет. Таким образом, химера получалась примерно за две с половиной серебрушки. По его разумению, Морис оставался не в накладе, вместо прибыли получая голема, а у самого Толлеуса оставалось еще несколько десятков кругляшков из благородного металла. Мало, но зато честно. Чародей беззвучно зашевелил губами, что-то прикидывая в уме, а потом, когда сообразил, какими расчетами руководствовался искусник, понимающе улыбнулся и торговаться дальше не стал.
– И все же, зачем тебе столько мохнаток? – снова спросил Гаррудо, когда сделка состоялась. – Теперь ведь ты уже можешь мне сказать?
– Могу, – подтвердил старик. – Если ты заплатишь за обед!
Чародей хохотнул и предложил пополам, Толлеус не стал упираться: он был доволен, что сэкономил немного денег. Что же касается химерщика – быстрое восстановление маны у несостоявшихся поросят оказалось для него новостью. Правда, мана для чародеев не настолько ценна, чтобы налаживать ее добычу в крупных масштабах, и умеют ли они вообще ее собирать также, как жизненную силу? Но, как воспользоваться полученной информацией – это уже его головная боль, а у искусника своя – целое стадо крупных животных, и ни малейшего понятия, как с ними управляться.
Старик ерзал на облучке, крепко сжимая вожжи, но при этом стараясь не понукать лошадь. Хотя, честно признаться, очень хотелось щелкнуть ими по крупу, чтобы кобыла сменила неспешный шаг на бодрый галоп. Позади остался Широтон с чародеями и искусниками: от последних хотелось оказаться как можно дальше, причем как можно быстрее. Да, Никос сказал, что решил этот вопрос и что бывшего настройщика беспокоить не будут, но верилось в это слабо: парень хоть и могуч не в меру, но он всего лишь один человек против самого сильного государства современности, при этом сбежавший узник.
Впереди ждала пугающая неизвестность, что также не добавляло хорошего настроения. Когда Толлеус очнулся в темнице, он даже испытал облегчение – свалился груз с плеч, который давил многие годы. А вот теперь снова нужно бояться, причем сейчас он в розыске.
Как бы ни было велико желание старого искусника ехать быстрее, приходилось подстраиваться под неспешную походку химер. Толлеус уже не единожды проклял этих своенравных животных, которые так и норовили разбрестись по всей округе, вместо того чтобы организованно идти следом за хозяином. Увы, без них никак нельзя было обойтись – они являлись живыми источниками маны, нужной искуснику как воздух. Приходилось мириться со всеми их выходками, ленью и прожорливостью. Оболиус ехал на второй лошади позади стада, без устали размахивая длинным кнутом, подгоняя таким образом отстающих и задавая направление. Получалось у него неважно. Хоть он какое-то время и работал в конюшне, но пасти и тем более перегонять на большие расстояния скот – это совсем другое дело.
Новоиспеченные пастухи пробовали связать стадо друг за другом веревкой, чтобы все животные длинной вереницей шли вслед за телегой. Увы, эта светлая идея не выдержала испытания практикой – химеры активно сопротивлялись такому обращению, упираясь изо всех сил, при этом жевали веревку, накинутую на шею. От такого способа пришлось отказаться. Неплохо себя зарекомендовал мобильный загончик – упрощенная версия защитного купола. Быстро выбраться из города, не растеряв по пути живой товар, удалось лишь благодаря ему. Но постоянно его использовать было проблематично – он потреблял прилично, поэтому постоянно приходилось вновь заряжать единственный манонакопитель, оставшийся в хозяйстве у Толлеуса. К тому же искусный загон обладал рядом других неприятных качеств. Так, например, если какое-то особо упрямое мохнатое чудовище артачилось, то наступающий купол не подгонял его, а опрокидывал на землю, и животное волочилось в пыли, рискуя заработать травму. Габариты купола также не способствовали удобному путешествию: Торговый Тракт хоть и был широк, но все равно почти полностью перекрывался невидимым загоном – один ничего неподозревающий всадник уже кувырнулся с лошади на всем скаку. Благо, никто не пострадал, и человек даже не понял, отчего упал, иначе у Толлеуса могли быть неприятности.
Старик без устали думал, как бы решить эту проблему. Неплохо было бы погрузить всю скотину на телеги с высокими бортами, запрячь в каждую пару быков и везти их спокойно. Вот только таких телег надо много, а нанимать караван повозок – никаких денег не хватит. И без того монеты стремительно заканчивались – большая часть сбережений ушла на приобретение химер, а надо было еще как-то обустроиться на новом месте, а перед этим добраться дотуда.
На следующий день в одной из придорожных деревень Толлеус нанял в помощь местного пастуха, который имел двух обученных псов и обещал стать настоящим спасителем. Однако безоблачного путешествия не получилось. Мохнатые помощники чародеев совершенно не боялись собак, попросту игнорируя их лай. А от укусов химер неплохо защищала длинная шерсть. Промучившись до вечера, пастух плюнул и вернулся в свою деревню, оставив искусника с учеником наедине с их проблемой.
Надо сказать, что даже с наступлением сумерек трудности не заканчивались: нужно было заботиться о фураже и ночлеге. Никому и в голову не могло прийти перегонять целые стада по Торговому Тракту. Потребности городских жителей в мясе удовлетворяли окрестные деревни. Конечно, на тракте можно было увидеть пару или даже десяток коров, понуро бредущих на рынок или в свой последний путь к трактирным столам, но и только. Исключение составляли лишь лошади – бывало, что в некоторых крупных купеческих караванах их насчитывалось до сотни, поэтому большие конюшни в придорожных постоялых дворах были. О том, чтобы выпустить пастись свое мохнатое имущество на окрестные поля или оставить их там на ночь, не могло быть и речи. Старику приходилось определять химер в стойла, кормить их первосортным лошадиным овсом и платить, платить, платить… Складывалась несуразная в представлении кордосца ситуация: у него было полно маны, но обменять ее на деньги не было никакой возможности. В Оробосе этот ценнейший с точки зрения Искусства ресурс был никому не нужен или, если сказать точнее, не было нормального рынка маны. Даже просто складировать ее на будущее не получалось – ее попросту некуда было перекачивать. От безысходности Толлеус заливал ее во все предметы, какие вез с собой, но оттуда она очень быстро улетучивалась, отчего с лица Толлеуса не сходила печать искреннего страдания.
Искусник ставил массу экспериментов, вспоминая все, что знал по конструкции накопителей, варьируя материалы, но самоделки получались откровенно дрянные, сильно уступающие даже обычным кордосским по цене десяток за серебрушку.