Бронежилеты – эту проблему тоже каждый решает для себя сам. Но в отличие от Афганистана – бронежилеты есть у всех. Правда, разные. Есть стандартные, которые выдаются по норме положенности – они армейские, только в черном цвете, но таких меньшинство. Большинство под комбинезон надевает «скрытник» – держатель для стандартной армейской керамической пластины бронежилета. Он предназначен для тайных операций, но большинство носят его всегда, так как потребности в большом бронежилете не видят, носят все необходимое на поясе. Поскольку группа «А» относится к войскам специального назначения – требования единообразной экипировки здесь не соблюдаются и каждый решает для себя, как ему удобно. Некоторые размещают снаряжение на груди, некоторые – на поясе. У «Альфы» держатели с магазинами размещаются даже на рюкзаке – это для того, чтобы ими мог воспользоваться тот, кто идет за тобой – часто взять магазин со спины товарища оказывается быстрее всего.
В зависимости от задачи – бойцы берут от двух-трех до двенадцати магазинов. Если магазинов много, боец менее подвижен, но тот, кто хоть раз оказывался в горах Афганистана без патронов, понесет и целый цинк, только дай. Обычно минимум – это четыре магазина на фронтальной проекции и по два-три цепляют сзади на рюкзак для товарищей. Но на фронте носят и восемь магазинов, если в два ряда[139]. Пулеметчик обычно носит две коробки на двести с фронта и четыре-пять лент в рюкзаке. И столько же носит помощник пулеметчика. Иногда в афганских горах, где помощи ждать неоткуда, по одной ленте берет себе каждый боец РДГСПН[140]. Получается две с половиной тысячи патронов у пулеметного расчета – уже достаточно для серьезного боя. Но тут не Афган, и все понимают, что пулеметом дело не решить.
Оружие. В спецподразделениях за бойцом обычно закреплено по несколько стволов, и многие покупают тюнинг и модифицируют свои: в некоторых отрядах даже деньги на это выделяются. Для Афганистана обычно надевают прицел «Тюльпан» или один из белорусских, некоторые ставят на автомат ПСО. Но для штурма, для действий в городе обычно используют ижевскую «Кобру». В отличие от закрытых прицелов, в ней поле зрения почти не ограничено, хотя «Кобра» и менее надежна. Тем не менее «Кобры» стоят почти у всех.
Что касается самого оружия, то набор обычный: автоматы «АК», снайперские винтовки «СВУ» – их можно использовать и при штурме, укороченные пулеметы Калашникова. На автоматах и снайперских винтовках обычно стоят титановые, облегченные рамы и поршни – оружие проигрывает в надежности в затрудненных условиях, но выигрывает в точности, дополнительные рукоятки, модифицированные приклады, дожигатели. ДТК обычно нет, просто дожигатель – при штурме в помещениях ДТК глушит особенно сильно. У некоторых на укороченных автоматах глушители. Пистолеты – «ПБ» и «Гюрза». Пистолетов-пулеметов нет: в Афганистане они ни к чему, а тут тоже Афган. Ничего нового, типа автоматов Никонова или снайперских винтовок с ручными затворами, у штурмовой группы тоже нет.
Сзади на шлем и на рукава наклеивают особые полоски, они тускло светятся в темноте. По ним можно мгновенно определить не только, что перед тобой свой, но и понять, из какой он группы, так как количество и расположение полосок у каждого свое. Демаскирует это не сильно, в конце концов, если все пойдет под откос, полоски можно и сорвать.
– Проверка связи! Один!
Все поднимают один палец.
– Три!
Три.
– Один!
Снова один палец. Рации нестандартные, специального назначения, но в основе это обычные армейские, только опций у них намного больше и прошивка другая. СССР долго отставал в электронике и системах связи, сейчас это отставание полностью ликвидировано. Сформировано несколько кустов советской микроэлектроники: Кишинев, Львов, Рига, Зеленоград, Ижевск, Бишкек, Новосибирск, Владивосток. Каждый специализируется на чем-то своем, Ижевск например – системы связи и игровые приставки, Кишинев – персональные ЭВМ[141], Бишкек – военная микроэлектроника и персональные ЭВМ, электронные пишмашинки. У спецназовских раций есть такая опция – разговор без рук, это когда приемник крепится на горло. Современные советские рации ничуть не уступают американским.
Саперы, пулеметчики, снайперы собираются отдельно. Саперы собирают свое – например, удилища, творчески переработанные для того, чтобы положить в окно или за угол гранату, длинные черпаки – с той же целью. У снайперов свое. У пулеметчиков – свое…
Каждый, собравшись, молча поднимает руку – готов.
– По вертолетам! – звучит команда. Но она еще ничего не значит, вчера полночи просидели в вертолетах, пока не дали отбой. С погодой не повезло.
Две машины довозят их до вертолетов. Их уже оттащили от ангаров, и они стоят на бетонке, готовые к одновременному взлету. И над всем этим – бездонное, афганское небо. Про такое говорят – к Аллаху становишься ближе…
Все понимают, что спецоперация в Пакистане запросто может стать билетом в один конец – это враждебная, чужая земля. Там американское оружие и советники. Здесь нет ни одного человека, который здесь по приказу – только добровольцы. У троих кто-то из родных погиб в затопленном ленинградском метро.
Все понимают, на что они идут, но все равно идут. Счеты давние. Пакистанские летчики нагло, по-шакальи сбивали наших летчиков, на сверхзвуке ныряя в афганское воздушное пространство на своих «Ф16», зная, что летчик на штурмовике не сможет ответить. Пакистан не годами, десятилетиями давал приют бандитам и убийцам, тем, кто умышлял против СССР и прогрессивного афганского правительства и продолжает это делать. Мало есть на свете стран, к которым накопился такой груз счетов, как к Пакистану. Пора и отдавать.
Или хотя бы отомстить. Не сегодня – так завтра, послезавтра.
Все молчат. Пахнет керосином. И вдруг все три вертолета начинают одновременно раскручивать лопасти…
Площадь Ногина. Старая, маленькая, прямо в центре Москвы, рядом с Китай-городом. Там есть такой пятачок – и на нем всегда стоят одна-две машины ГАИ. У обманчиво скромных зданий рядом припаркованы «Пежо» и «Вольво» с блатными номерами: вместо кода региона – однозначный номер и красный флаг…
Но внутри все мало изменилось с восьмидесятых – в отличие от совершенно нового здания мэрии Москвы, здесь все те же коридоры, все те же ковровые дорожки, все те же двойные, «начальственные» двери. В кабинетах телевизоры, а в некоторых – еще и аквариумы. Это не просто так – рыбки чувствительны к излучениям, и если кабинет прослушивают, они начинают метаться. Признаком совсем уж высокого кабинета служила рельефная карта СССР. В этом кабинете было все – и карта, и аквариум, и телевизор.
– Товарищи члены Президентского совета, в соответствии с планом действий в чрезвычайных обстоятельствах личный состав сводного отряда переброшен на базу в Баграме. На сегодняшний день там развернуты три спецвертолета, три вертолета поддержки, на всякий случай там базируются эскадрилья вертолетов огневой поддержки и особая поисково-спасательная группа. Есть подготовленный резерв специальных сил. И у нас есть новые данные, товарищи. Новые изображения.
– Покажите.
Толстый конверт из манильской бумаги лег на стол, из него высыпались сделанные на дорогой фотобумаге фотографии.
– Это засек спутник фотографической разведки во время крайнего пролета.
У хорошо знакомого членам Совета треугольного особняка стоял белый внедорожник, еще один заехал внутрь, в то место, которое они определили как закрытая стоянка внутри огороженной территории. До этого они не видели таких машин рядом с домом.
– Товарищи члены Совета, эти машины нам удалось отследить на снимке, сделанном только что. Вот здесь, у здания Военной академии. Но до этого их здесь не было, хотя мы просмотрели снимки за все то время, пока наблюдали за этим местом. И вот еще что… на следующих снимках – внутренний двор здания Военной академии, той ночью, когда мы обнаружили там машины. В том числе снятый в терморежиме.
Члены совета увидели белые точки, парами стоящие по углам, у входа в здание – и еще были во дворе.
– Это люди? Белые точки?
– Да, это люди. Военная охрана, прибывшая сюда на вот этих двух машинах, седане и внедорожнике. Эти люди заняли периметр Военной академии, посты у машин. И все это ночью, когда в Военной академии нет никого постороннего. А сейчас мы видим эти машины около интересующего нас здания…
– Они что-то знают… – сказал один из членов Президентского совета, бывший начальник милиции Узбекистана.
– Да, они что-то знают. Уже несколько дней посольство в Исламабаде, станция в Пешаваре, пункт в Читрале взяты под усиленное наблюдение. Человек в Исламабаде, сотрудничающий с нами, сообщил по чрезвычайному каналу, что за ним постоянно следят.
И все поняли, что решение надо принимать прямо сейчас. Немедленно.
– Надо ехать в Кремль, – озвучил общую мысль министр внутренних дел.
Операция «Копье» началась тридцатого апреля две тысячи одиннадцатого года. Первоначально она должна была начаться на день раньше, но погода внесла свои коррективы. Операцию передвинули на сутки, и на следующий день погоду сочли подходящей.
Оперативная группа была разделена на несколько частей, каждый имел свой позывной и свою задачу. Всего в обеспечении операции участвовали более четырехсот человек, в том числе семьдесят девять – в отрядах особого назначения, а двадцать четыре – в ударном отряде. До многих, например, до пилотов вертолетов, информацию довели в самый последний момент и не в полном объеме. Про бен Ладена никто не говорил, задача – обеспечить высадку РДГСПН в Пакистане, в назначенной точке и ее возврат на базу.
Группа управления в этой операции имела позывной «Листок». Она состояла из наземной компоненты и воздушной. Наземная компонента представляла собой штаб на базе Анна, там находился командующий операцией, генерал Востротин, сотрудники КГБ и ГРУ, обеспечивающие разведку и связь. Воздушная компонента состояла из самолета «РЭБ Ил-90» и двух самолетов «МиГ-27» индийских ВВС, вооруженных противорадиолокационными ракетами. «Ил-90» обеспечивал радиоэлектронное подавление сигналов вражеской ПВО и в критической ситуации мог служить платформой разведки и запасным ретранслятором.
Штурмовая группа состояла из трех вертолетов «Ка-29С» с экипажами, двадцати четырех спецназовцев из «Альфы» и проводника с собакой. Вертолеты имели позывные Кинжал-один, Кинжал-два и Кинжал-три, и только они должны были сблизиться с целью, в случае, если все пойдет как надо.
Резервная группа состояла из двух подгрупп численностью по пятнадцать человек каждая – итого тридцать. Позывные – Фонарь-один и Фонарь-два. По спешно откорректированному плану четыре вертолета «Ка-29» с усиленной группой спецназа ВВС на борту должны были приземлиться на аэродроме подскока, примерно в пятнадцати километрах от границы. Если все пойдет как надо, они тихо уберутся оттуда, как все закончится. Если нет, они должны будут проследовать к Абботабаду и помочь блокированным там спецназовцам вырваться с боем из окружения…
На случай, если все пойдет совсем плохо и в бой вмешаются подразделения пакистанской армии, существовала группа прикрытия – группа «Копье». Восемь истребителей-бомбардировщиков «Су-30», которые находились на базе Анна в полной боевой готовности. Задействование этой группы предусматривалось лишь в самом крайнем случае, если в районе будет засада, со средствами ПВО и бронетехникой. В этом случае группа «Копье» обязана была обеспечить прорыв, подавив сопротивление пакистанцев любой ценой. На задействование группы «Копье» требовалась отдельная санкция лично Президента СССР, потому что ее задействование было чревато ядерной войной.
Риски были столь велики, что в последний момент из Москвы пришел приказ отменить действия группы «Копье». Энтузиазма участника операции это не добавило, получалось, что если что-то пойдет не так, то они останутся на территории противника без поддержки.
Группа «Кинжал» взлетела с аэродрома Джелалабада в двадцать три часа пятнадцать минут, вертолеты направились строго на восток, прячась в складках местности, чтобы свести к минимуму риск обнаружения радаром. Группа «Фонарь» должна была взлететь через сорок пять минут, в двенадцать ноль-ноль. Группа «Листок» уже находилась в воздухе.
Три малозаметных вертолета взлетели с аэродрома Джелалабад первыми. Когда должна была взлетать вторая волна, они уже должны были быть у цели. Так было задумано для того, чтобы массированный взлет вертолетов не насторожил пакистанские (читай, китайские) разведывательные пункты у границы.
Капитан Алексей Горелов находился во втором вертолете – вторая группа, они должны были штурмовать и зачистить комплекс, в то время как первая обеспечивала периметр и выставляла пост на случай подхода подкреплений от пакистанской академии сухопутных войск. Их было тринадцать – несчастливое число, если не считать за боевую единицу собаку. С ними была собака: огромная немецкая овчарка в наморднике, и с ней проводник – собака была обучена искать тайники в домах и задерживать людей. В Афганистане это хорошо работало, смертник, даже если на нем пояс шахида, вряд ли будет подрываться вместе с нечистым животным. Собаку предполагалось задействовать, если пояс шахида будет на ком-то из тех, кого они найдут в доме…
Лейтенант сидел у иллюминатора, он был полупрозрачным, но все же кое-что было видно. Они прошли хайберский проход – зарево огней, огненная змея дороги Пешавар – Кабул, движение на ней не прекращается ни днем, ни ночью, а потом ушли севернее. Сейчас они шли горами, прячась за склонами, ныряя из одного ущелья в другое. Здесь было пусто и мертво – только шестым чувством можно было понять, что вертолет двигается. Так – это как в ангаре подводной лодки до его затопления…
– Убери своего кабысдоха! – выругался Павлов, который сидел так, что собака частично лежала на нем, дыша на него – от него воняет.
– Он приносит удачу.
– Он приносит блох…
Сидевший рядом Исматов, в который уже раз проверявший свое оружие, засунул свою «Гюрзу» в кобуру на груди, взял пса и неуклюже попытался перетащить его к себе на колени – сын фермера, он любил животных. Пес глухо, недовольно зарычал, если бы не глухой намордник, он бы уже бросился.
– Осторожнее, – сказал проводник.
– Нам всем… надо быть осторожнее.
Никто не хотел думать о том, что за окном. Никто не хотел думать о том, что предстоит. Вертолет шатало в неровных воздушных потоках ущелья…
– Кинжал-два главный, что там у нас? – запросил Павлов через систему внутренней связи.
– Тридцать пять! Немного опаздываем. Сейчас будет Пешавар, обходим с севера.
Зарево огней, далеко на горизонте горело верховым пожаром. Три вертолета клином неслись в ночи, и никто не знал, что их ждет в пункте назначения.
На Абботабад они вышли точно. Помимо станции спутниковой навигации на каждом вертолете кто-то оставил недалеко от цели, на мусорной свалке, радиомаяк, работающий в постоянном режиме на частоте, которая мало кем использовалась. Сейчас пилоты шли точно на него, зная, что цель меньше, чем в двух сотнях метров от маяка.
– Ленинград! – крикнул пилот, отмечая последнюю точку перед целью. Каждая такая точка называлась условными обозначениями, в качестве которых использовались названия советских городов.
– Пять минут, принять готовность! – проорал выпускающий техник-сержант в отсеке Кинжала-один, головного вертолета основной боевой группы.
– Листок, Листок, я Кинжал-один, продвигаюсь вперед для выполнения десантирования.
– Кинжал-один, вас понял.
Головной вертолет ушел вперед – он должен был приземлиться за пределами забора, огораживающего цель, и высадить группу, которая обеспечит безопасность и блокирует дорогу с обеих сторон. Еще два вертолета появятся чуть позже, один должен сбросить группу в пределах забора, из режима висения, другой – за забором.
Командир экипажа вертолета с позывным Кинжал-два переключил на себя связь с центром управления операцией.
– Листок, Листок, я Фонарь-два, пять минут до точки, у нас все штатно, прошу информацию по обстановке.
– Фонарь-два, пока все чисто, повторяю, все чисто, духов в ваших секторах нет.
– Листок, вас понял, продолжайте наблюдение.
– Фонарь-два, плюс, продолжаем наблюдение. Удачи вам там.
– Я Кинжал-один, цель идентифицирована, повторяю, цель идентифицирована. Наблюдаю активность, захожу на цель. Атака, атака, атака!
– Кинжал-один, левый борт готов!
– Кинжал-один, правый борт готов!
Люки по левому и правому борту малозаметного вертолета Кинжал-один, которые в положении «прорыва» были плотно задраены, сейчас были открыты, и в каждый из них смотрел ствол пулемета «ПКМВ»[143], готовый огрызнуться огнем.
«Ка-29С» – гибрид транспортного и ударного вертолета, с максимальным вооружением по возможностям поддержки десанта он не уступал «Ми-24» самых первых серий, но в отличие от «Ми-24» даже с самой тяжелой загрузкой он мог нести шестнадцать десантников. Сейчас, после переоборудования машины в малозаметный вариант, в первом и втором вертолете было по двенадцать спецназовцев группы «А». После нанесения удара по зданию и подавления огневых точек второй из них должен был высадить на крышу и во двор здания две специальные группы по шесть бойцов. Они должны были провести штурм здания одновременно с двух направлений, с крыши и со двора. В третьем вертолете были два снайпера, переводчик, кинолог с собакой и еще четыре бойца группы «А», группа резерва. После того как первый вертолет высадит блокирующую, а второй – штурмовые группы и прикрытие снайпера будет не нужно, третий вертолет должен будет совершить посадку на поле рядом с домом либо в ситуации противодействия высадить группу на тросах.
Перед тем как идти на эту операцию, связанную с глубоким проникновением на территорию чужого и, возможно, враждебного государства, они долго тренировались в «проникающих» полетах над территорией Таджикистана и Узбекистана и быстрой высадке десанта под огнем. Они знали, что объект могут защищать до двадцати боевиков, и были готовы к противодействию, отрабатывали это на учениях – с имитационными боеприпасами, естественно. Но жизнь, как обычно, поломала все планы быстро и сразу.
Подполковник ВВС Борис Савельев пилотировал второй «Ка-29С» почти на инстинкте, он работал на таком же вертолете восемь лет, из них четыре года возил спецназ и мог пилотировать вертолет в ночное время с закрытыми глазами. На голове его был специальный шлем с забралом, на котором отражалась информация от радара для полетов в сплошной темноте и одновременно информация от терморадара, интегрированного в систему прицеливания.
– Кинжал-два, я Кинжал-один, группу высадил. Отхожу на восток. Точка сброса свободна, противодействия нет.
– Кинжал-один, я Кинжал-два, тебя понял. Пошел на точку.
Объект, который он много раз видел на компьютерном мониторе – существовала трехмерная проекция этого объекта и прилегающей местности, – приближался, он обратил особое внимание на четвертый этаж здания – там было что-то вроде укрепленной огневой позиции, чтобы простреливать ведущую к дому дорогу. Но там никого не было, ни единого белого пятна.
– Тридцать секунд! – прокричал он в микрофон для десантной группы. – Готовность, штурмовое десантирование!
– Тридцать секунд, готовность!
Кто-то из ударной группы, которых он вез, отодвинул в сторону дверь десантного отсека. Подполковник маневрировал, призывая в помощь весь свой летный опыт, чтобы высадить группу именно там, где нужно.
В этот момент по крыше метнулась тень – они появились, как из-под земли! Потом здание озарила вспышка.
– Вспышка! Она летит к тебе! – позабыв всю процедуру связи, закричал пилот Лезвия-два, полковник Сабадаш.
Он дернул ручкой, слишком резко… и почувствовал, как вертолет проваливается назад. Коварный характер неотработанного, с нарушенной за счет модернизации вертолета развесовкой дал о себе знать самым худшим образом. Управление потеряно, лопасти больше не держат вертолет в воздухе – и он падает. Сбоку, почти впритирку с кабиной, пронеслось что-то, оставляя дымный след.
– Держитесь! Кинжал-один совершает жесткую посадку в районе с координатами…
Вертолет тяжело хрястнулся обо что-то хвостом, это частично уменьшило силу удара. Потом был еще один удар – такой, что содрогнулся вертолет. Капитан сильно ударился головой – так сильно, что расколол забрало шлема. Последнее, что он видел перед тем, как потерять сознание, красные трассы, летящие в небо.
Один из штабов операции «Копье» был организован в самом Кремле, то есть под Кремлем. Это была бывшая станция «Метро-2», построенная еще при Сталине, в девяностые годы она была расширена, новые помещения использовались для проведения совершенно секретных совещаний и управления особо важными операциями. Сеть «Метро-2» имела станции под всеми важнейшими объектами Москвы, и потому, когда участники совещания на площади Ногина решили отправиться в Кремль, они не вышли на улицу – они спустились вниз и сели в мотор-вагон, который и доставил их на станцию метро «Кремль». Кстати, в девяностые же убрали старый, видавший еще Сталина подвижной состав – теперь по «Метро-2» ходили обычные мытищинские поезда, правда, всего на два вагона.
Когда метровагон подошел к станции метро «Кремль», она, кстати, напоминала обычную станцию метро, только без эскалаторов (их заменяли лифты и аварийные лестницы) и без какой-либо отделки (голый бетон) – Президент СССР был уже внизу, в подземном командном центре. Помимо него там был председатель ПГУ КГБ…
Наверху, в помещении спецсвязи, находился Артамонов, начальник охраны Президента СССР, которому президент безоговорочно доверял. Срочную он отслужил в Афганистане, в десанте.
Пристроенное к станции «Метро-2» помещение было маленьким, места в нем было как минимум вдвое меньше, чем количество людей, которые набились в него. Вперед пропустили Президента, министра обороны, председателя КГБ, остальные встали за их спинами, почти у входа, не желая ничего пропустить из разворачивающейся перед ними на экране монитора драмы.
Видно было плохо. Различные оттенки черного и серого, потом – огни города, любой город даже ночью имеет источники света.
– Что происходит? – спросил президент.
– Они у цели, – почему-то шепотом сказал министр обороны, – они прорвались, Игорь Иванович…
Затем они увидели вспышку в центре экрана – аппарат фокусировался на цели. Опытный, не раз такое видевший министр обороны выругался сквозь зубы.
– Что-то не так?
– Похоже, они нарвались на сопротивление, – ответил министр…
Председатель КГБ взял трубку спутникового телефона «Алтай», начал набирать номер. Огонь не прекращался, всем показалось, что они видят один из вертолетов. Только министр обороны и, скорее всего, председатель КГБ смогли понять, что дело худо. Вспышки выстрелов были подобны искрам электросварки, и их было много. Очень много…
– Что там делается? У нас проблемы, да?
Председатель выслушал доклад, сказал только одно слово «действуйте». Положил трубку.
– Да, у нас проблемы. Они обстреляны, один из вертолетов уже на земле. Второй и третий совершили посадку.
– Что значит «на земле»? Что это, черт возьми, значит?! Он сбит?
– Совершил экстренную посадку, товарищи, причем во внутреннем дворе. Вероятнее всего, сбит. Второму и третьему удалось сесть, периметр не прорван. Они дали сигнал тревоги…
И в этот момент прервалась трансляция со спутника. Спутник ушел…
Снайперскую группу, прикрывающую место высадки, составляли два снайпера. Все они находились по правому борту вертолета, люк был открыт. Первый снайпер поместил свое оружие в порт для пулемета, второй вынужден был устроиться у двери. Они еще не вышли на позицию, а кто-то уже увидел вертолеты и открыл по ним огонь из гранатомета. Они видели вспышку и серую полосу дыма – выстрел из «РПГ-7»…
– Плюс! «РПГ» – на час!
– Вспышка! Она летит к тебе! – крикнул по связи командир их вертолета, пытаясь предупредить коллегу об опасности.
Один из снайперов был вооружен винтовкой «ОЦ-03АС», другой – автоматом «АК-74М» с ночным прицелом и глушителем.
– На крыше!
Гранатометчик упал, не успев укрыться…
– Кинжал-два падает, он падает!
Только этого еще не хватало…
– Третий этаж, балкон – контакт!
Света не было, но наблюдатель заметил движение на третьем этаже. Снайпер с автоматом дал короткую очередь…
– Цель… нейтрализована…
– Подтверждаю, цели нет! – доложил второй снайпер.
Ракета прошла мимо, это видели, но вертолет Кинжал-два со штурмовой группой исчез за высоким забором, было видно, как полетели обломки. Пламени, сопровождающего взрыв баков, не было видно. Хоть что-то хорошее…
– Листок, это Кинжал-три, Кинжал-три, мы над целью! Кинжал-два упал в районе цели, мы его не видим, повторяю, нет визуального контакта.
– Кинжал-один, это Листок, выйдите на связь!
– Листок, это Кинжал-один, нахожусь на земле, повторяю – нахожусь на земле. Кинжал-два, не наблюдаю, повторяю, Кинжал-два не наблюдаю.
– Кинжал-три, десанту готовиться к сбросу, десанту – на сброс! Все накрылось к чертовой матери!
– В точке сброса чисто! Сто пятьдесят! Сто тридцать!
Офицер «Альфы», командующий резервной командой и являющийся старшим по званию офицером на месте цели, сунулся в пилотскую кабину, он уже надел кевларовую балаклаву, на левый глаз опущен ночной монокуляр.
– Что там у нас?
– Сопротивление выше расчетного, Кинжал-два сбит. Уничтожили стрелка и ракетчика с «РПГ», но там могут быть еще.
– Черт…
– Фонарь-три, это Листок, Главный запрашивает возможность активизации плана «Б», повторяю, Главный запрашивает возможность активизации плана «Б».
– Листок, там сбитая Метла и двенадцать наших парней!
– Кинжал, вопрос – ты сможешь их забрать?
Мать их…
– Листок, я иду на снижение, высажу десант на запасной площадке! Продолжаем операцию, повторяю, продолжаем операцию!
– Товарищ полковник!
– Готовь людей, я высажу их перед зданием!
– Постарайтесь как можно ближе, сэр!
– Черт бы вас побрал. Постараюсь…