И король и вправду кое о чем догадался, так как из столицы меня нашло письмо с семьюдесятью тысячами печатями от самого Паскаля, доставленное лично для меня всего лишь с одним словом для моих глаз: «Спасибо».
Пожалуйста.
Мне было горько и противно, нутро выворачивало, корежа мою мораль и не давая мне заснуть по ночам вереницей жутких кошмаров, но винить кроме себя мне некого. Это мое решение, мне с ним и жить дальше…
Если смогу.
Впрочем, смогу и буду. Я уже давно не тот восторженный житель просвещенной Земли, что в розовых очках пришел в этот новый мир. Все стало гораздо сложней и проще по прошествии прожитых лет, мое сознание примет и эту боль, со временем переварит, опуская все на дно души перегоревшим пеплом воспоминаний.
Эту часть сделки я выполнил, осталось решить еще один вопрос, вопрос на миллион, на чьей же стороне я останусь?
* * *
– Сколько энергии! – Априя Хенгельман задумчиво перебирала целый ворох всевозможных амулетов, разложенных перед ней на столе. – Некротика всюду, столько всего можно было бы сделать!
– Соберись, сестра, – сухо произнесла Мила Хенгельман, стоя у маленького окошка и всматриваясь через желтую муть бычьего пузыря во двор с тревогой. – Все это неспроста. Как бы не по зубам нам вся эта игра оказалась.
– Да какие там зубы? – Априя пошамкала практически беззубым ртом. – Ты же знаешь, сестрица, это наш единственный шанс.
– Дьесальфы уже единожды бросили нас. – Покачала головой Милана.
– У нас договор с жрицами Ллос, – произнесла старушка Апри, прислоняясь спиной к стенке маленького домика, где они поселились, и осматривая убогий их быт, где разительным отличием от весьма бедной обстановки был ломящийся от всевозможных яств убранный белоснежной скатертью стол.
– Поэтому и согласилась, – печально под тяжелый вздох тихо произнесла Милана.
– Наши годы подходят к концу. – Априя встала со скамьи, подойдя к сестре и обхватывая ее за плечи. – И пусть шанс невелик на продолжение, но он есть!
– Знаю я. – Вздохнула опять тяжело Милана. – Все знаю, все понимаю, а мальца-то жаль.
– Он и так слишком долго играл со смертью. – Успокаивающе погладила ее плечи в ответ сестра. – Ну, прекрати, сестрица, всем и всегда добрым не будешь.
Разговор их прервался скрипом открывающейся дверки, где на пороге застыла мощью кошачьей грации затянутая в черную броню фигура с обнаженным блеском острых граней кинжального оружия.
– Шель. – Кивнула фигуре Милана, отстраняясь от сестры.
– Мертвы, – произнесла черная пантера, стягивая с головы маску. Ее взгляд томных темных глаз застыл на фигурах четырех стариков-магов, уткнувшихся головами в тарелки на столах. – Я же просила без применения силы! Место должно быть чистым от смертельных эманаций!
– Обижаешь, – вклинилась в разговор Априя. – Никакой силы, обычный яд. Мужички просто сели поужинать, никакой магии, старый добрый яд, Шель.
– Хм, – хмыкнула в ответ эльфийка, на всякий случай пройдясь по дому с амулетом. – Старые ведьмы, все еще кое на что, оказывается, способны.
– На многое еще, деточка, – елейным тоном произнесла Априя, гадливо посматривая в сторону дьесальфа.
– Барон возвращается. – Эльфийка стала серьезной. – Император на подходе, я с Тенями рядом, последний акт игры, старые разбойницы, вы остаетесь встречать всех, за вами и последний шаг.
– Ну да, ну да… – задумчиво произнесла Мила Хенгельман, вновь уставившись рассеянно в окошко.
– Оплата по завершении. – Эльфийка скинула со спины небольшой рюкзак, откуда на свет были извлечены две пары длинных щипцов, изукрашенных рунами, небольшая шкатулка из вороненого металла и перчатки, расшитые золотом, все в магических гектограммах. – И помните, никакого контакта с перстнем или телом-носителем, все только через инструмент.
– Мы в курсе, – ответила за обеих Априя Хенгельман. – Все будет сделано, Шель, мы готовы встречать гостей.
* * *
Сэр Гарич Ол’Рок вышел на объединенную северную коалицию баронств с первыми легкими хлопьями мягкого снега. Усталый, злой, в лохмотьях и искореженном до невозможности доспехе, с кучей изорванных ран на теле, часть из которых успела набухнуть и загноиться, но с прямой, как палка, спиной, и острым, как бритва, ухоженным без единого пятнышка ржы мечом в руках.
Из ста головорезов под его командованием живым к концу осени остался он один. Герой? Безумец? Нет.
Просто хороший солдат. Солдат, который честно выполнил свой долг, солдат, который тут же после двух недель в руках целителей и койки лазарета направился в городской кабак, где уже практически сутки пил по-черному, невидящим взором буровя людей, стены, иногда потолок, когда хмельное тело сползало на пол.
Сейчас много таких было по питейным заведениям. Время такое, послевоенное называется. Кто-то от радости, кто-то от боли потерь. Регулярная солдатня короны, баронские дружинники, хмурые легионеры, мужички бухали, а по пустым домам велся отчет из слез вдов и сирот, когда пришла пора вести счет невернувшихся.
Капитан уже не существующей сотни тяжело ворочал взглядом по сторонам, цепляясь иногда за форму солдат, за знаки различия, пока не уперся стальной хваткой за дальний отгороженный кусок зала, так сказать, для благородных персон. Сквозь муть опьянения он увидел сидящего за бутылкой поджарого, крепенького, светловолосого паренька с огромными темными кругами под глазами от недосыпа, который, как и он, планомерно накачивался алкоголем в компании двух енотов.
– С-с-цука! – тут же выдал он, при узнавании этой персоны.
Стул опасно скрипнул под его взметнувшимся вверх телом, пол неуверенно закачался, когда его обитые сталью сапожищи заухали по дощатому полу.
– Господин капитан! – Дорогу ему преградил здоровяк легионер, нервно тискающий рукоять короткого меча на боку. – Туда нельзя.
Хац!
Лапы Гарича ухватили бойца за плечные ремни, мощные руки резко дернули того на себя, а железобетонный лоб капитана впечатался в нос пытавшегося преградить ему дорогу бойца, не оставляя тому ни малейшего шанса остаться хоть на секундочку еще в сознании.
Буц.
Тело легионера рухнуло на пол, а Гарич, бухая сапожищами, кое-как все же дошел до стола, за которым сидел юнец.
– Оставьте капитана. – Рука юноши взметнулась, когда у их стола тенями встали две фигуры закутанных в плащи людей.
– Вампиры. – Гарич пьяным оком оглядел предполагаемого противника. – Я смотрю, они хорошо прижились при тебе.
– Не суди, и несудим будешь. – Пожал плечами юноша, указывая рукой на соседний стул. – Прошу, капитан, присаживайтесь, составьте мне компанию.
Ол’Рок шлепком по мохнатому заду согнал одного из енотов, усаживаясь за стол.
– Как чувствовал, что не нужно уходить сразу в столицу. – Капитан устало потер ладонями оплывшее лицо. – Ответ нашелся.
– А что за вопрос был? – Парень налил две рюмки популярного в последнее время по всему королевству виски, под маркой «Сэр Дако», протягивая одну из них усталому офицеру.
– Вопрос простой. – Ол’Рок махом опрокинул мутную горечь алкоголя в рот, даже не поморщившись. – Какого, собственно, хрена мы все еще живы?
– Судьба. – Хмыкнул юноша, пододвигая бывшему начальнику его гвардии поднос с мясной нарезкой для закуски. – Как семья, как твои девчонки, давно не виделись? Когда домой?
– Завтра и поеду. – Гарич откинулся на спинку стула, оглядывая более внимательным взглядом своего визави. – Полгода их не видел.
– Привет не передавай. – Рассмеялся тот в ответ, салютуя рюмкой. – Негоже покойникам приветы слать еще живущим.
– Это ты тот самый Губитель Севера? – Капитан все же принялся за закуску. – Впрочем, не отвечай, и так понятно. Десять тысяч, десять тысяч, Ульрих… Я уже простился с жизнью.
– Губитель, – парень произнес это слово, словно пробуя на вкус. – Это народ так окрестил?
– Он, родимый, – усмехнулся Ол’Рок. – Никто толком не знает, что за чудовище и из каких глубин тьмы вырвалось на свободу, пожрав тысячи тысяч мятежных душ.
– Надеюсь, тебе не нужно говорить, что и ты об этом не имеешь ни малейшего представления? – Парень устало прикрыл глаза. – У чудовища не должно быть имени.
– Хреновая война получилась. – Гарич запрокинул голову, уставясь в потолок. – А поверь мне, я успел повидать их не одну. Не получилось четко разграничить, кто здесь свой, а кто чужой.
– Все мы чужие и свои, все мы правы и виноваты. – Парень налил еще по одной. – Суть-то в другом.
– Суть обычно в песочек, а потом лапками загребают. – Скривился в некоем подобии улыбки бывший капитан. – Не нужна она эта суть.
– А что же тогда? – Внимательно посмотрел на него паренек. – Как тогда оправдывать себя?
– Как? – Ол’Рок внимательным взглядом посмотрел на вопрошающего. – А оно тебе нужно? Оно нужно тебе это оправдание, если ты делал все по совести и иначе поступить не мог? Ты как всегда, барон, забываешь, что иногда нельзя поступать иначе, просто нельзя. Для нас нет слов «не хочу» и «не могу» с «не буду». Честь и долг, барон, честь и долг! Держись своего слова, держись своей ответственности перед теми, кто тебе не безразличен, и тогда никаких оправданий тебе не нужно будет.
– Честь и долг… – Покачал головой барон Ульрих. – Ты в своем репертуаре, капитан.
– Я один? – Улыбнулся тот в ответ пареньку. – Ты мог исчезнуть, растворившись без следа, тебя и так-то нет в живых. Они выкинули тебя, стерли, растоптали и забыли, так ответь мне на вопрос, что ты сделал?
– А может, меня принудили к этому? – насупился парень, забирая остатки нарезки у капитана.
– Кто? – Откровенно заржал капитан. – Не коронованный король? Да как только ты оказался на свободе, я больше чем уверен, ты мог махнуть хвостом, и только б тебя вспоминали!
– Ну-у… – Молодой барон сморщил нос. – Там на самом деле куча всяких указующих персон разной значимости была, куда мне бежать и что делать.
– А в итоге? – Вскинул бровь сэр Гарич Ол’Рок. – В итоге ты здесь, ты с Германом, даже в какой-то степени с Ноной…
– Вот только ее не надо сюда. – Фыркнул парень.
– Не буду. – Гарич уже сам потянулся к бутылке, наливая еще по одной. – Это твой долг и твоя честь, сам знаешь, у нас с тобой немного разное видение мира.
Выпили.
Закусили.
– За девочек спасибо, что вернул, – произнес Гарич, смежив устало веки.
– Пожалуйста, – кивнул тот ему в ответ.
– И за королевство спасибо, – опять произнес капитан.
– Угу, – кивнул опять барон, скривившись как от куска лимона.
– А вот по нашему с тобой вопросу ответить тебе все же придется. – Ол’Рок задумчиво оглядел парня с ног до головы. – Ты ведь у нас совершеннолетний теперь? Я не ошибаюсь?
– Да ладно?! – Барон удивленно вскинул брови. – Гарич! Я тебя умоляю!
– Ничего не знаю. – Категорично замотал из стороны в сторону тот головой. – Давай, пацан, подымай жопу, у нас с тобой вопрос чести не решен.
* * *
– Боги поднебесья! – Априя Хенгельман отпустила ноги тела, которое тащила с сестрой по грязному городскому проулку, схватившись за спину руками. – Проклятье! Спину стрельнуло! Вроде малец мальцом, а тяжелый, зараза!
От избытка чувств старушка пнула перетаскиваемого носком сапога.
– Тише ты! – шикнула на нее сестра, продолжая волочить по грязной дороге за руки молодого парня. – Зашибешь еще ненароком! Вон гляди, его и так кто-то порядочно отметелил!
– Ох уж это мужичье! – В сердцах сплюнула на землю Априя, вновь хватая за ноги их ношу. – Страдальцы *уевы, вояки, итить их за ногу! Строят из себя не пойми чего, а на поверку только хари свои заливать пойлом могут да подсрачники друг дружке по кабакам отпускать.
– Не ворчи, – покряхтывая, отвечала ей сестра Мила.
– Сидят здоровенные лбы, слезы с соплями свои пьяные по мусалам размазывают, – не унималась все старушка. – Шли бы остолопы по домам, землю пахали, дома рубили, баб тра…
– Да угомонись ты! – не выдержала Милана Хенгельман. – Вокруг него охраны крутится целая куча, хорошо повезло, дурак с кем-то драку устроил, можем по-тихому утащить, а ты все бу-бу-бу да бу-бу-бу! Тащи давай молча!
Молодого паренька две старушки с трудом, но все же отволокли от питейного заведения порядочно, считай две улочки задворками, пока их не встретил небольшой, крытый тентом возочек, запряженный худосочной чумазой кобылкой. Благо с повозки соскочили две стремительные черные тени, лихо погрузившие похищенного внутрь, и старушкам не пришлось его еще и туда забрасывать, так как ругань в полутонах была та еще.
Колеса резво закрутились, застучали по мостовой, Касприв покинули довольно резво, без задержек, а дальше уже укатанной грунтовкой между рощ и покрытых легкой пудрой первого снежка полей.
Ветерок задувал, ночное зимнее небо было непроглядным из-за перины облаков, спустя примерно три, может, четыре часа езды вывернули на полутропку, едва видимую дорожку, что привела их спустя еще какое-то время наконец-то к низкому, покосившемуся от времени домику, вросшему по пояс в землю.
– Тащите в дом. – Махнула темным эльфам рукой на тело паренька Милана Хенгельман. – А ты, Апри, печь затопи, дом весь выстыл.
Легкие темные фигуры быстро справились с задачей, без слов и лишних движений скрываясь в ночи, а Милана все время простояла у окошка, тяжело вздыхая, с тяжестью на сердце всматриваясь во тьму ночи, где ей все казалось, что за ними кто-то пристально смотрит.
Кто-то холодный, чужой и бесстрастный, пристально буровит, не оставляя ни на минуту в покое, она даже для себя мысленно нарисовала его фигуру, щуплую, закутанную с ног до головы в непроглядную темную мантию.
* * *
Меня трясло, причем не пойму, то ли от холода, то ли от высокой интоксикации организма алкоголем. Пару раз за ночь со стоном пытался встать и куда-то пойти, каждый раз обратно заботливо укладываемый чьими-то руками в постель.
Потом меня рвало, и лишь под утро я полноценно уснул, наверное, впервые нормально за эти полтора месяца блужданий по мукам.
Проснулся далеко за полдень, в незнакомом бревенчатом домике с низким потолком под мерное потрескивание полешек в дровяной печи в центре, просто молча и без резких телодвижений, покряхтывая, встал, спуская босые ноги в камыш, который всецело укрывал, похоже, земляной пол этой незнакомой хижины.
– Ну что, болезный, живой? – донесся старческий дребезжащий голосок из угла комнаты.
– Еще не знаю. – Я с сомнением ощупывал себя, то и дело морщась, когда находил многочисленные гематомы на своем теле.
– Некисло тебя так, сынок, отметелили, – посочувствовала старушка, которую я, наконец, рассмотрел своим слегка заплывшим правым глазом.
– Бывает. – Философски пожал я плечами, тут же пожалев об этом, так как ребра отозвались глухой болью.
– Зубы-то в этот раз хоть оставил? – хихикнув, из-за печи появилась вторая бабулька, точная копия первой, сидящей в углу со спицами и вязанием, неся на ухвате дымящийся чугунный горшок и ставя его на покосивший на правый бок деревянный стол.
– На месте вроде. – Я испуганно поводил языком во рту, пересчитывая свое достояние.
– Это же Гарич был? – спросила Милана, продолжая, возиться с горшком. – Старая стала, слепая, в темноте-то толком и не разглядела. Да и вы там скакали с ним как петухи в курятнике, только перья во все стороны летели.
– Ага, – кивнул я, доставая из-под топчана, на котором лежал, свои сапоги. – А портянки где?
– Простирнула, – подала вновь голос Априя Хенгельман из своего уголка. – Смердели так, что мочи не было терпеть, там, у печки бери, должны уже высохнуть.
– Есть, поди, хошь? – Хмыкнула Милана, наблюдая от стола за моими робкими попытками вновь научиться нормально передвигаться. – Полдома ночью заблевал, поганец, хотели уже под утро вообще на улицу выкинуть, устроил тут не пойми чего.
– Водички бы… – Голова хоть и не болела, но плыла и была ватной.
– За стол садись. – Махнула рукой Мила. – Вон отварчик с травками, вот кашка с грибочками, да не спеши, губы все побиты, только корка взялась, опять полопаются, вся харя в кровище будет.
Ел и вправду неспешно, долго, то и дело смежая в каком-то полусне веки. Все еще немного мутило, но обильная пища и травяной чай худо-бедно, но делали свое дело, возвращая меня постепенно к жизни.
– Спасибо, – произнес, наконец, отодвигая от себя пустую миску и все так же мелкими шажочками шаркая ногами, возвращаясь на топчан.
– Да на здоровье, – в спину долетело от Миланы.
– Как там девчонки? – уже приняв горизонтальное положение и разглядывая паутину в углу под потолком, спросил я старушек.
– Да что им будет, козам? – рассмеялась из угла Априя. – Молодые, красивые, у Деметры так вообще сиськи выросли во-о-о-т такенные!
– А ты не завидуй, – рассмеялась от стола возившаяся с посудой Милана. – Демочка егоза, вся в женихах, ладная, умница. Дело, что ты передал, крепко держит, башковитая девка.
– Ага. – Вновь хихикнула Априя. – И сиськи ничего так.
– Ви при ней, тоже деловая вся, умницей-разумницей растет. – Милана, собрав все со стола, уползла куда-то за печь.
– Все хорошо у них будет в жизни, Улич, – пошамкала губами Априя. – Устроены, не голые, не босые, да и сами вроде без свистящего ветра в голове и про меж ног растут.
– Хорошо, когда хорошо. – Вздохнул тяжко я, переводя взгляд от паутинки на мутное желтое окно, затянутое бычьим пузырем. – Ну а вы, разбойницы, чего? Сами-то как?
– Да живем помаленечку. – Цыкнула, прищурившись с хитрецой Априя, разглядывая меня.
– Маги, которых я послал вас сторожить, где? – подал я вновь голос из-под натянутого до ушей стеганого одеяла.
– Там. – Махнула рукой куда-то мне за спину Априя. – В дровяном сарайчике.
– Все? – Шмыгнул я носом, прислушиваясь к стонами ветра где-то под потолком и на улице.
– Ну, по крайней мере, все, кто дошел, – ответила мне Милана, появляясь вновь из-за печки с дымящейся кружкой очередного отвара трав. – На вот еще, поцеди потихонечку, а то зеленого еще весь цвета.
– Угу, – буркнул я, высовываясь из-под одеялка, принимая сидячую позу, чтобы удобней было баюкать горячую кружку в руках. – Спасибо.
– Поправляйся. – Милана присела рядышком на топчан, прикладывая мне свою ладошку ко лбу, после чего, проверяя белки глаз, даже заставила рот открыть на предмет изучения. – Ну, вроде ничего, жить будешь.
– Долго, правда, не обещаем. – Тут же усмехнулась Априя со своего места.
– Значит, за дьесальфов играем в этот раз? – попеременно смерил я взглядом двух сестричек.
– Дурбалай. – Сухой палец Миланы Хенгельман звонко щелкнул меня по лбу. – Мы играем там, где нам дают в уплату то, что нам нужно, а уж эльфы это, люди али леший с леса дремучего это уже вопрос десятый, двадцатый.
– Денег было мало? – Я задумчиво потер лоб.
– Жизни. – Хмыкнула Априя. – Жизни у нас осталось с кошкиных слезок полмисочки.
– И? – Отвар пил мелкими глоточками.
– Обещали помочь. – Пожала плечами Милана.
– Вы ведь понимаете, что все будет непросто? – Отдав кружку Милане, вновь увалился на топчан, укрываясь одеялом, так что один нос торчал из-под него.
– Ну, с тобой в главной партии уж точно нелегко будет, – произнесла Милана, удаляясь к печке с пустой кружкой.
– Поэтому, малец, слушай нас внимательно. – Априя отложила в сторону свое рукоделие. – Я не знаю и знать не хочу, что там у тебя за шальные мысли бродят в голове, твои демоны, тебе с ними и бороться. Только вот помочь бабушкам ты обязан.
– Помочь, Ульрих, – произнесла Милана, присаживаясь у стола. – Делай, что должен, но последнюю милость ты уж окажи нам, старым, а то ведь мы и переиграть все можем, да так, что мало никому не покажется.
– Слушаю вас внимательно. – Шмыгнул я носом, устраиваясь поудобней в своем логове.
* * *
Дошли, добежали, доползли. Пришлось попетлять, пришлось ставить засады и срочно бежать в ночи, но задачи своей добились. Объединенная группировка северных баронств приняла группу имперских рейнджеров вполне благосклонно, к тому же депеши от нового короля из столицы все были уже на месте и их ждали.
Император, в лице Прата Вайлед Нарога, в короткие сроки, привычно и профессионально стянул вокруг себя обособленный костяк из своих людей, тех, кто подошел раньше, тех, кто подошел позже. Полетели письма, засуетились гонцы, почта, новости, разведка, координация совместных действий совместно с Паскалем. Хвост змее укоротили, но вот голова, ощеренная сталью ордена бестиаров, все еще была опасна и вполне могла повторить к весне еще один заход по кровавому кругу раздавленной смуты.
Впрочем, основываясь на своем опыте, император все же склонялся к тому, что этот виток, эта петля исторических событий гражданской войны была окончена. Но был еще один штрих, последний шаг на пути завершения гамбита разыгранной карты между человечеством и эльфами, и на кону, увы, стояла его жизнь.
Вот так вот, ни много ни мало, а существование того, кого многие называют Вечным, было подвешено на слепую волю судьбы и характер тех, кто будет вправе решать будущее. Мог ли он как-то повлиять на события? Конечно, мог, и даже в определенном смысле сделал это, но отказаться от следующего шага был не вправе.
Почему? Потому что кое-что знал, знал о сущности игроков, знал правду о тех, кто копает под него, а также прекрасно понимал, кто он и что он такое, а также почему именно ему предстоит следующий шаг.
Но торопиться не следует. Сначала он подбил тылы на случай своего долговременного отсутствия, переговорил с теми, кто будет вести дела за него, надел свой лучший из нарядов, гладко выбрил подбородок и приготовил себе отличнейший обед из трех блюд.
Маленькая слабость большого человека. Мало кто знал, что император восхитительно готовил.
Суп дель’барро, пряный голубой мох, молочная составляющая и перепелиные язычки, на второе раковые шейки в чесночно-сливочном соусе с двумя отварными корнями исшельского дуба, ну а на десерт простота мира, в своем великолепии янтарно-слезливых сот, срезанных заботливыми руками пасечников буквально на его глазах.
– Господин… Нарог. – Полог его шатра отошел в сторону, пропуская внутрь высокого статного брюнета с нахально вскинутой бровью.
– А! – Прат промокнул губы белоснежной салфеточкой, отбрасывая ее в сторону. – Граф Десмос! Прошу вас, любезнейший, присаживайтесь, могу ли я вам предложить чего-нибудь выпить?
– От хорошего винного букета не отказался бы, сударь. – Расплылся в улыбке граф.
– Понимаю-понимаю. – Кивнул старый вояка, поднимаясь и извлекая из небольшой плетеной корзины запыленный, залитый сургучем глиняный кувшинчик. – Однажды мне год жизни пришлось провести в теле вашего собрата, так не поверите, до сих пор есть не могу, пока все не обнюхаю. Потрясающее усиление обонятельных рецепторов, так сказать, новая палитра красок жизни!
– Ну не все так сразу. – Хмыкнул граф, присаживаясь в одно из походных кресел и закидывая нога на ногу.
– Увы, за все нужно платить. – Император протянул вампиру откупоренную пробку от кувшина. – Вы выяснили, где и кто?
– Достойно богов! – Граф зажмурился от удовольствия, поводя аккуратненько пробочкой у своего носа. – Все, как вы просили, господин Нарог. Позвольте угадать? Восемьсот сорок второй год? М-м-м… кажется, восточные холмы баронства Элервейта?
– Обижаете, сударь, – рассмеялся император, наливая два бокала, один из которых протянул своему собеседнику. – Мне поставляют с южных холмов, знаете ли, могу себе позволить!
– Обворожительно! – Десмос не пил, он, словно кот, макал кончик своего языка в бокал. – Как долго я был лишен этих чувств! Более семидесяти лет мне понадобилось, чтобы насладиться вновь этим запахом, а вот в последние десятилетия даже вкус понемногу возвращается.
– Рад за вас! – Император отсалютовал своему оппоненту бокалом. – Но давайте вернемся к нашим делам.
– Хенгельман. – Вампир с сожалением отставил в сторону свое вино, впрочем, не упуская из рук винную пробку. – Обе. Наш Ульрих у них, естественно, как вы и говорили, вся округа там напичкана дьесальфами. От Теней бойцов не много, но от этого не легче, госпожа Шель привлекла бойцов своего клана, плюс подозреваю как минимум двое это лесовеки дома Солнца.
– Подозреваете? – Император задумчиво осмотрел вампира с ног до головы.
– Увы, господин. – Граф виновато развел руками. – Там даже таким, как я, не проскочить.
– Сильны? – Император поджал губы.
– Сверх меры. – Кивнул посерьезневший Десмос.
– Мне понадобиться фора минимум в полдня пути, – раздался голос третьего человека, заставивший вздрогнуть вампира.
В дальнем темном углу шатра появилась фигура щуплого паренька, чье тело с ног до головы было укутано в непроглядную хламиду.
– Вам хватит этого времени, уважаемый Альмадир Фархат? – Склонил свою голову император, охватывая взглядом темную фигуру.
– Должно. – Пожал тот плечами. – Твои люди, плюс гнездо графа.
– Но Хенгельман… – Поежился вампир. – Эти две в состоянии помирить нас всех там, не разбираясь, кто будет правым, а кто виноватым.
– А вот это уже, господа… – Тот, кого именуют как Альмадир Фархат Халим, уселся в третье кресло, с интересом покосившись на откупоренный кувшинчик. – Это уже пусть будет вопросом нашего барона, в конце концов, мы и так многое для него сделали.
* * *
Спал. Ел. Думал о смысле жизни. Четыре дня в компании двух старушек, положительно сказались на моем здоровье. Меня выкормили, выходили, выстирали, вычесали и откровенно затрахали советами и разговорами. Милейшей души некромантки все говорили, и говорили, и говорили со мной о смыслах, последствиях, о том, что я сделаю, чего я не сделаю, пытались достучаться до моего сознания, а я лишь молчал, кивал, думал и откровенно отъедался, так как чего не отнять у бабулек, так это дара вкусности стряпать.
Охамев от вседозволенности и неги, послал даже одну бабульку за вещами моими сходить в гостиницу, самому не хотелось. Холодно уже на улице.
– Идет, Улич, – подала голос уже под вечер как-то печально Милана Хенгельман, облюбовавшая местечко у окошка. – Пора, сынок.
Сердце у меня в груди сжалось испуганным комочком, бешено трепеща своим тихим голоском: «Нет, нет, нет, нет!» Но меня попросили, две щупленькие, старенькие прохиндейки знали, что я не смогу им отказать.
Пора.
Как ни прокручивай задуманное в голове, сколько раз все по кругу ни обсуди, а руки тряслись, когда Милана улеглась на топчане, а Априя Хенгельман на лавке у печи, закрывая глаза и складывая ручки вдоль своих сухоньких тел.
– Слушай, пацан, – заворчала неугомонная Априя. – Давай уже резче, сколько можно там стоять, яйца мять?
Длинный, тонкий кинжал, словно шило в масло, вошел в ее грудь, под моей рукой совершенно не встретив сопротивления, лишь на выходе уперевшись стальным клювом в доску лавки, на которой она лежала.
– Нормально, – донесся голос Милы. – Все точно, мальчик, не бойся, это не страшно – умирать.
Дзинь.
Кинжал выпал из моих рук, после того как я закончил убийство второй сестры, ударившись о бок каменной печи, а мои ноги подкосились, опуская мой тощий зад на пол.
Вот так. Вот так оно все и произошло. Минут пять тупо сидел, смотря на свои руки, еще минут десять тер их гадливо о штаны, бездумно расхаживая по комнате взад и вперед. Что же это? Как же так?
Какое-то бездумное отупение охватило меня, я попятился от бездыханных тел двух бабулечек, еще утром потчевавших меня блинами с медом, а теперь…
Скрипнула дверь домика, пропуская внутрь бедного убранства огромного коротко стриженного мужчину с сединой на висках, в тяжелом расшитом золотом плаще с отороченным волчьим мехом капюшоном.
– Мда, – произнес он, скидывая свой плащ на пол и стягивая тяжелые кожаные перчатки. – Вижу, ждал, а также вижу, что совсем не к месту будет вопрос, что тут произошло?
Он отстегнул с пояса короткий широколезвийный меч с искусной гардой, изукрашенной тусклыми изумрудами, любовно укладывая его на стол, куда он не без труда умостился, с интересом рассматривая меня и тела двух старушек.
– Знаешь, а я ведь был знаком с ними двумя. – Мужчина задумчиво покрутил перстенек тусклого серебра на руке. – Не помню, правда, представился я тогда им по имени или нет? Но помню, чертовски красивы были ведьмы. Ярко горели девчонки, жили бескомпромиссно, брали все жадно, нахраписто.
Шмыгнув носом, я подошел к топчану, из-под которого вытащил свой рюкзачок, порывшись, выудил со дна фляжку и уродливую рыбью голову шлема, лишь после этого усевшись рядом с императором за стол.
– На, – протянул я фляжечку, после того как сам сделал робкий глоток.
Посидели.
Помолчали.
– Ты понимаешь, что это ловушка? – Я с какой-то тоской и тревогой вслушивался в то, как тихонечко подвывает ветер в щелях под самой крышей.
– Угу. – Кивнул мужчина, делая еще глоток из моей фляжки.
– Думаешь, уйдешь и в этот раз? – Повернувшись к нему, пристально всматриваюсь в тяжелые карие глаза.
– Мне-то что думать? – улыбнулся он. – Это тебе сиди, голову ломай, сейчас мое дело маленькое, махай да махай себе мечом.
– Ты мне никто. – Поджал я губы, поигрывая желваками. – В какой-то мере я даже поддерживаю идею того, чтобы стереть тебя с лица этого мира.
– Но не в этом ведь дело, парень. – Он откровенно заржал. – Люблю, не люблю, хочу, не хочу, это ведь не для таких, как ты, верно?
– Вот только ляпни мне здесь и сейчас про долг и честь, собственными руками в землю закопаю, – зло зашипел я, отворачиваясь от него.
– А чем тебе не по нраву долг и честь? – Он положил руку на рукоять меча, переводя взгляд с меня на входную дверь.
– Бьют за них больно. – Печально усмехнулся я, отодвигаясь от него подальше в сторону и в уголок.
Началось без прелюдий и высокопарных фраз. Резко, мощно двери слетели с петель и внутрь влетели три смазанных скоростью тени, еще микромиг от четвертинки секунды, и в воздухе засверкала сталь скрещиваемых клинков. Раз, еще, и еще, сноп искр от мечей, злая вибрация стальных жал. Я банально не успевал отслеживать всю красоту выводимых комбинаций этого безумного вихря отточенного и злого железа в руках убийц и мощных лапах императора.
Чур меня, чур, от греха подальше забился в свой уголок, нервно шаря по карманам правой рукой, левой же поспешно нахлобучивая на голову шлем Арнольда Жеткича. А меж тем так же внезапно, как все начиналось, столь же внезапно все и закончилось.
Император, высокий статный мужчина медленно оседал на колени, пронзенный насквозь тусклой сталью одного из нападавших, в свою очередь утягиваемый в могилу императором, так как его клинок аналогично пробил грудную клетку врагу.
– Ну что, Гальверхейм? – произнес со злостью второй боец, стягивая с лица маску и разбрасывая по плечам искрящиеся синью воронова крыла волосы. – Я, Тайшана Ледельер, именно я и мой род остановили твой вековой бег!
– Кх-х-ха! – Ошметок крови вырвался изо рта императора, смазав его смех. – Рано…
– Пес! – Нога эльфийки ударила умирающего мужчину в грудь, запрокидывая его на спину в лужу его же крови. – Поздно, рано, это уже не для тебя, ты отправишься в Дьес, где тебя ждет твоя окончательная смерть!
– Рано… – опять полушопотом, затихая навеки, произнес мужчина. – Радуешься…
Пух… Ш-ш-ш-ш…
На земляной пол один за другим полетели маленькие желатиновые, зеленые шарики, наполненные смертельным концентратом отравляющего газа.
– Какого?!. – договорить она уже не смогла, спазм удушения сковал судорогой ей легкие и обжег горло, выводя вместо слов ужасающий, захлебывающийся хрип.
Она рухнула поверх тела императора, так и не сумев до конца отпраздновать своей победы и уже не повторив этого никогда впредь.
Вот так. Именно так. Магию мою твои амулеты глушат, Адель не в состоянии к тебе прикоснуться, прекрасная и смертельно опасная пантера, но что ты скажешь на это?
Молчишь?
Что ж, я тоже, пожалуй, помолчу. Нечего тут говорить, а думать о свершившемся буду позже. Не нужно было вам играть со мной, не нужно было угрожать мне, принуждать, пугать…
– Ульрих? – От входной двери послышался тихий голос, заставивший меня вздрогнуть всем телом от испуга. – Боги! Ты понимаешь, что натворил?!
На входе в полумраке угадывалась фигура моего друга алхимика, закутанного в его любимую хламиду.
– Ульрих, это же эльфы! – испуганно произнес он. – Я, пока искал тебя, пока шел сюда… Их тут под сотню! Что бы здесь ни происходило, что бы за игры они ни вели, но ты покойник! Как и я с тобой теперь! Что же ты натворил?! Нам нужно бежать!
Паника все нарастала и нарастала в его голосе, движения становились дергаными и нервными.
– Подожди, – произнес я, стягивая шлем. – Последний штрих.
Звякнули друг о дружку вычурные щипцы, покрытые замысловатой вязью рун, что я извлек из-за печи, подспудно натягивая пару расшитых золотом перчаток. Руку императора оттягивал из-под тела эльфийки исключительно щипцами, ими же режущей кромкой, с противным хрустом, отделил от кисти палец с перстнем тусклого серебра, а уже другими, с плоскими губками захвата, медленно перенес палец с перстнем в приготовленную металлическую шкатулку.
– Теперь все, – произнес я, пряча шкатулку в свой рюкзак, который закинул на плечи. – Теперь, Аль, бежим, бежим так, дорогой, как никогда раньше не бежали за всю свою жизнь.
– Пойдешь за мной. – Нервно вздрогнул он от моего голоса. – Я постараюсь тебя вытащить.
* * *
Всем нам рано или поздно, на этапе нашего жития-бытия приходится встречаться с таким понятием, как смерть, которая является кульминацией, жирной точкой самой жизни. И мы называем это утратой, вот это самое событие потери, то есть саму смерть. Сильные эмоции, переживаемые нами, когда мы лишаемся близкого, любимого человека в результате его смерти, называют горем. А горе – это такой «хитромудрый» процесс, при помощи которого человек работает со своей болью, вновь обретая чувство равновесия, дабы наполнять и впредь смыслами и желаниями свою жизнь.
Согласитесь, что, как ни крути, горе как процесс необходимо, хоть и весьма болезненно, и не считайте его проявлением слабости, так как это практически единственный способ, посредством которого человек восстанавливается после ощутимой потери.
Умными головами с широкими лбами были подмечены характерные стадии сего священнодействия, такие как: психосоматическая боль, поглощение образом, чувство вины, враждебная к окружению реакция.
При соматике горе утраты проявляется в виде периодических приступов затруднения дыхания, длительностью от нескольких минут до часа со спазмами в горле, припадками удушья, учащенным дыханием и постоянной потребностью вздохнуть. Впоследствии постоянные вздохи сохраняются длительное время и вновь особенно заметны, если человек вспоминает или рассказывает о своем страдании.
Леофоль Лаурикан задыхался вот уже как вторую неделю, загоняя коней в мыло, распуская их шкуры на боках в мясо и кровь, так как отчаянно желал ускорить ни в чем не повинных тварей, хлестая их в отчаянной мысли успеть, догнать ускользающие секунды времени.
В следующей стадии, поглощения образом, может возникнуть чувство нереальности происходящего. Нас догоняют призраки наших надежд, отчего возникают зрительные и слуховые иллюзии. Переживающие горе, в большинстве своей массы, слышат шаги умершего, встречают его мимолетный образ в толпе, узнают знакомые запахи, в каждой мелочи узнавая свою потерю. Такое состояние отличают сильной эмоциональной вовлеченностью, под влиянием которой люди утрачивают грань реальности.
Вот и Лаурикан, с дрожью в руках ронял свои мысли образы вдоль дороги. Вспоминая и ощущая запахи давно забытых лет, минувших событий, где он был с ней, брал ее руки в свои, наблюдая за блеском черной радуги в ее волосах.
Но хуже всего ему стало, когда он ощутил чувство вины. Чувство беспомощности перед вселенной, тупое щемящее ничтожество в груди ворочалось поганой склизкой жабой осознания, закравшегося под рубаху, окуная его в мысли о том, что все тщетно, и он не успеет, как ни спеши.
И что в итоге?
Он не успел.
Какой-то убогий, вросший в землю домик, в не менее убогом и нелепом месте на краю скудной кривой рощицы, среди заброшенных унылых полей, проклятого богами севера…
– Тай… – прошептал он одними губами и екнувшим сердцем, опускаясь на колени перед телом, что возложили на стол эльфы охранения.
В общем, не надо слов, не надо мыслей, не надо чувств в золе марать, все отгорело, все потухло, осталось пеплом лишь дышать. Стихи, ёпта…
Эльф пошатываясь вышел под серое ватное небо, усталость давила на плечи, морозный воздух покусывал прохладой лицо и кончики заостренных ушей, группа лесовиков, группа бойцов детей ночи, его сопровождающие, все смотрели на него в ожидании указаний и, естественно, памятуя о последней стадии борьбы с утратой, мы не удивимся, услышав их.
– Убейте, – произнес он, медленно стягивая с лица повязку, чтобы открыть всем смотрящим свое новое лицо, на котором горели ненавистью два глаза. – Найдите и убейте всех!
Новое лицо было занятным, такого еще не было среди перворожденных, чтобы один глаз сиял чистотой голубого неба, а второй был непроглядней самой черной безлунной ночи.
* * *
Холодно. Прямо никакого спасения, до костей, когда руки уже не трясутся, а уже не гнутся, с трудом сжимаясь в кулаки. Мы все бежали и бежали с Алем, уходя лесом, по предгорью, опускаясь на юг, переползая с трудом овраг за оврагом, петляя, стараясь выбирать голые проплешины на камнях, лишенных снега, дабы хоть как-то запутать следы, утяжелить работу своим преследователям.
Никаких костров, в редкие минуты отдыха прижимались друг к другу, пытаясь отогреться остаточным теплом своих тел. Даже воду толком не пили, замерзла во фляжках, которые потом выбросили, жевали на ходу снег.
– Еще немножко, – шептал Аль, лихо вышагивая впереди. – Давай, Улич, шевелись, надо спешить, не больше дня у нас в запасе.
И я шевелился, спешил, ноги гудели от усталости, мыслей практически ноль в голове, одни вопросы. Зачем я это сделал? Для чего? Для кого? Чего мне еще не хватало в этой жизни, чтобы в очередной раз засовывать свою голову в очередную петлю?
В чем дело? В гордыне моей? Обидели мышку, в норку насрали? Прищемили гордость, заставили плясать из-под палки, мол, делай, Ульрих, что велят, да зубами не щелкай? Не знаю. Черт меня подери, я не знаю, почему я так поступил, ведь умом понимаю, что плевать я хотел на императора, на эльфов, и так взял грех на душу, вытаскивая Паскаля из объятий смерти, так чего же боле?
Дураком родился, дураком, видимо, и помру.
К самим горам не пошли, постепенно, наоборот, даже опускаясь ниже, это удивительно, что Аль так хорошо ориентировался по местности, без его уверенности я бы уже через день пути вынужден был констатировать факт того, что заблудился.
Километр за километром, среди необхватных елей, через паутину непролазного терна, минуя дубравы, переходя ручьи и озера, вперед и только вперед, с редкими перерывами на отдых, мы уходили прочь.
Формально мы находились в южной оконечности Рингмара, здесь, насколько я помнил карты, та еще глухомань, даже трапперы сюда редко забредали. По моим прикидкам, еще на полдня пути до горячих болот, но по факту уже сейчас земля становилась иной, изрезанной многочисленными промоинами и ручьями, местами топкой, с все редеющим и редеющим лесным покровом.
Воздух тяжелел, наши ноги мотали путь. В скором времени разность температур от выстуженной зимой атмосферы и дышащей горячими источниками земли укрыла нас с глаз долой вязкой взвесью тумана, который сизыми клубами кружил в воздухе, оседая на одежде, траве и кустарнике, хрустальными микрокапельками льда, хрустящего и колющегося, на гранулы под пытливыми ручками. А потом зуммер Мака показал мне, что мы не одни. Звенящие яростью ветра, белооперенные стрелы выбивали щепу из деревьев, стопорясь в магической защите, которую я не снимал с себя и алхимика ни днем ни ночью.
Нас настигли, и хоть пока ничего не могли сделать, но и я, в ответ огрызаясь магией, не был уверен, что не бью в молоко, так как туман и многочисленные деревца с кустарником хорошо скрывали наших преследователей. Адель же я пока не спускал с поводка, приберегая ее на черный день, который не заставил себя ждать.
О том, что подошли эльфийские маги, я узнал по кроваво-красному стальному клюву стрелы, что вдруг проклюнулась сквозь одежду и тело моего плеча.
– М-м-м! – От инерции удара стрелы меня кинуло лицом на камни, хорошо Аль успел подхватить под руки, не давая упасть.
Начался настоящий ад, под градом стрел, под давлением магии нас лупили почем зря, не давая зачастую и шага ступить из-за камней.
– Бежим!
– Идем!
– Ползем!
Аль тащил меня чуть ли не на себе, хоть и самому ему досталось. Даже приблизительно не скажу, сколько шла эта гонка, но в какой-то момент мы оказались по колено в коричневой мути теплой воды, среди скрюченных изуродованных деревцев, что словно руки старух-нищенок сгорбленными пальцами ветками тянулись сквозь туман в небо.
– Уходи, Аль. – Воздушные лезвия Эббуза сорвались с моих рук, уходя в туман. – Двоим нам не уйти, а так хоть ты спасешься.
– Все спасемся, – усмехнулся алхимик, устало облокачиваясь на уродливый ствол дерева. – Мы в болотах. Идем, скоро передохнем немного.
Шаг, еще, снова скоротечный натиск эльфов, град смертельных стрел, магия, заставляющая воду вскипать под ногами, огненные шары, с гулом летящие в туман. Бежим, утопая в воде и грязи, падая, поднимаясь, чтобы вновь упасть.
– Здесь, – произнес Аль, показывая рукой вперед, где среди тумана перед нами угадывались смутные очертания пологого склона небольшого черного холма, усыпанного какими-то непонятными валунами.
– Что там? – Ноги подкосились от усталости, из-за чего я зарылся руками в вонючую смоль ила.
– Помощь. – Алхимик зашарил рукой у себя по груди, извлекая из одежды кулончик, в виде монетки. – Их не трогай, они наши.
– О чем ты? – Я недоуменно осматривался по сторонам.
Там. Молча от усталости, тот махнул лишь в сторону холма, где весь каменистый склон вдруг ожил движением, вздымаясь в волне оживающих фигур. Одна, две, двадцать, пятьдесят, то, что я принял за темные каменные валуны, было телами десятков людей, все это время неподвижно лежащих на склонах. Общее число этой армии скрадывал туман, но вот чего он не мог скрыть, так это горящие зеленой магической гнилью глаза этой армии мертвецов, восставшей в одночасье перед нами.
– Боги! – выдохнул я, когда мертвецы единой машиной сделали первый шаг в воду, направляясь в нашу сторону.
– Спокойно. – Рука алхимика сжала мне плечо. – Спокойно, Ульрих.
Да какое там спокойствие, когда мертвецы шагают, монотонно печатая шаг по воде прямо на вас?! Сердце подскочило, казалось, из груди к горлу, страшно было неимоверно, но я все же внял ледяному спокойствию, исходящему от Аля, что монотонным голосом держал мое внимание на себе.
– Кто это? – Я всматривался в мертвое воинство, старательно обходящее нас стороной и скрывающееся в проклятом тумане. – Кто все эти люди?
В изорванных, измазанных тиной одеждах покойников все еще можно было увидеть мундиры солдат, кто-то был в кольчугах. Трупные пятна, приторно-сладкий до омерзения дух мертвечины, бессмысленные синюшные лица и горящие некротической силой глаза.
– Не важно, Ульрих. – Алхимик спрятал свой амулет-монетку в одежды. – Времени нет, надо идти, они ненадолго задержат эльфов.
– Мне нужны ответы, Аль! – Я перехватил его за плечо, когда он собирался уходить.
– Позже! – Он сбросил мою ладонь. – Все позже, еще немного потерпи и поверь мне.
Вновь дорога. Вода все увеличивалась, туман становился гуще и непроглядней, изредка по пути среди пучков осоки и камыша выпуская в поле зрения чахлые искореженные деревца. Если поначалу мы были и в состоянии еще бежать, то теперь воды было уже по пояс, темной, стоячей, плюс еще и ноги по щиколотку уходили в придонный ил, откуда их с трудом можно было выдернуть.
Странное состояние, руки и лицо покусывал мороз, вершки болотных трав сверкали кристалликами льда, а вода была теплой, парила, вздымая целые клубы туманной взвеси в атмосферу.
– Все, – произнес алхимик, когда мы застыли на краю огромной водной глади, раскинувшейся невидимыми просторами, на краю которой мы очутились. – Ждем.
– Что еще, Аль? – Я с подозрением смерил тяжелым взглядом его худую сгорбленную фигуру.
Но в ответ лишь тишина и далекий едва уловимый всплеск воды. Потом всплеск повторился, потом еще, он был мягким и приближался, а источник все был скрыт от меня косматой ватой пара.
– Кто ты? – разлепив губы, спросил я его, рассматривая потеки грязи на хламиде и корочку льда на плечах.
– Мое имя не изменилось, Ульрих, – усмехнулся он. – Я по-прежнему Альмадир Фархат Халим из Бейбута.
– И что же ты делаешь, Альмадир? – Я, как и он, перевел взгляд на затуманенную поверхность воды.
– Спасаю наши задницы, Улич. – Он задумчиво поковырял пальчиком грязный лед, застывший на рукаве хламиды. – Ну и сопровождаю тебя по мере моих сил.
– Куда? – Где-то на грани восприятия зрения появилась темная мутная точка, постепенно с приближением растущая и обретающая черты.
– В безопасное место, туда, где тебя уже давно ждут. – Он вскинул ладонь, предупреждая дальнейшие расспросы и с напряжением всматриваясь уже нам за спины. – Они закончили с зомби.
– Я практически истощен по всем энергиям. – Вздрогнув, я также непроизвольно оглянулся. – Еще один, может два наскока, и они убьют нас.
– Уже нет. – Алхимик вновь обратил мое внимание на большую воду.
Там, среди тумана четко можно было уже рассмотреть плывущий по воде плот, на котором я разглядел странно неподвижную женщину, что замерла, словно каменное изваяние, пристально буровя меня тяжелым взглядом.
– Твою же мать! – непроизвольно вырвалось у меня с постепенным осознанием того, кто же на самом деле находился на плоту.
Лера, та самая гарпида, что еще не давеча как в начале осени топила меня по пути в Рингмар! Изящная грация, восхитительной гибкости стан, с тяжелыми, идеальной формы кругляшами обнаженной груди, на которую тусклой смесью из золота и меди ниспадали ее тяжелые рыжие локоны.
Королева, новая или старая, не суть важно, но это хозяйка северных рек и озер, и она здесь, она горделиво стояла на своем бронзовом хвосте, прямо посреди небольшого плота, который медленно буксировался в нашу сторону ее многочисленной свитой.
– Здравствуй, барон. – Ее лицо дрогнуло под полутенью мягкой улыбки.
– Не время любезничать! – одернул меня и ее Аль, прекращая диалог. – Эльфы уже рядом!
– Грубиян. – Фыркнула гарпида. – Эти воды издревле колыбель моего народа, здесь я королева!
– Время! – вновь оборвал ее алхимик. – Задержи перворожденных, нам же нужно спешить.
– Я чту договор. – Скривила она губы в гримасе недовольства. – Навки проводят вас до границ.
– Вперед, Ульрих. – Аль подтолкнул меня к плоту. – Не время медлить.
В подтверждение его слов над нашими головами засвистели эльфийские стрелы.
– Вперед, дети мои! – взмахнула рукой гарпида, и тотчас спокойная водная гладь вспенилась сотнями мощных спин и плавников речного народа. – Возможно, мы еще встретимся, барон.
Она какое-то время еще побуровила меня взглядом тяжелых умных глаз, после чего скрылась, одним мощным рывком посылая свое тело в непроглядное зеркало темной воды.
Наш плотик, на котором мы расположились с Алем, медленно поплыл в туман, толкаемый руками навок, эту преграду уже эльфам не одолеть. Я знал, на что способны люди реки, я знал, на что способна даже одна гарпида.
* * *
Болели раны, навалилась гранитным камнем на плечи усталость. Апатия обволакивала нас, как и проклятущий туман, скрывавший три дня кряду от нас солнце. Я не знал, куда мы плывем, алхимик отмалчивался, немые навки тупо тянули плот по известным лишь им протокам и рукавам гигантской горячей воды, но, как и все на этом свете, к концу подошел и наш путь.
Вода расступилась, мы покинули плот и болота, вновь меряя расстояние шагами, стаптывая и без того изношенные сапоги о камни тропинок и дорог. Мы вновь уходили в горы. Теперь вверх, по камням, среди завывающего ветра, по перевалам и незримым тропам. Камни большие, маленькие, оползни из гравия, скалы в отвес над головой. Лишь гулкое эхо да заунывная песня промозглого ветра.
День, ночь, день, ночь, тупая опостылевшая механическая работа до остервенения, до полной отключки головы, когда на привале падаешь мешком, не в силах пошевелиться, когда острый гранит под щекой кажется пуховой периной.
Я даже потерялся во времени в этом унылом царстве безмолвных камней, лишь в какой-то момент с радостью в душе осознав, что идем уже не вверх, а только вниз. Значит, скоро, значит, уже почти-почти у цели, когда-то же мы должны остановить свой бег? Когда-то же кончится сила воли, заставляющая нас упорно передвигать свои усталые ноги?
Через ночевку вышли в широкую пойменную долину, пересеченную словно полумесяцем рекой, где на малом островке, среди уже побеленной первым льдом воды возвышался монумент крепостного замка, с высокими стенами и острыми шпилями башен.
Серьезный замок, такой штурмовать годами можно. Даже издалека он внушал уважение своей надменной неприступностью, своим горделивым осознанием власти и доминантности над окружающей местностью. Каменный князь, с прямой непреклонной спиной.
– Нас уже ждут… – с каким-то восторгом и ноткой страха произнес Альмадир, не зная, куда девать руки. – Давай поспешим, Ульрих, негоже заставлять хозяина ждать…
Кого? Чего? Зачем? Алхимик упорно молчал, заставляя меня злиться и скрежетать зубами. Похоже, это очередной виток моей бесконечной истории, похоже, я опять взвалю на плечи чужие проблемы, принимая ответственность за чужую судьбу.
Снова попал.
Тяжелый перекидной мост из черного мореного дуба с зеленью окисляющейся меди заклепок гулко ударил о берег у наших ног, открывая черную пасть мрачного замка-великана. Мы робко прошли по нему, где у самого входа под тенью арки нас встречала фигура высокого подтянутого мужчины.
– Мы снова встретились, барон, – улыбнулся седоволосый герцог де Тид. – Здравствуй, Ульрих.
Ком страха подкатил к горлу, чего-чего, а подобного я не ожидал. Ужас этого мира, один из тех, кем можно пугать королей, тот, перед кем, по его мнению, за мной висит долг крови, саркастически улыбался, меряя меня оценивающим взглядом.
– Аль, – кивнул, наконец, благосклонно герцог моему сопровождающему. – Рад видеть тебя дома.
– Спасибо, отец. – Поклонился приветственно седоволосому закутанный в хламиду алхимик. – Спешили, как могли.