— И? — Повисла тишина, после моего рассказа лишь ее спицы продолжали мелодично постукивать друг о друга. — От меня-то что вам, мальчики, нужно?
— Графиня. — Дако отбил дробь пальцами по столу. — Если я еще что-то помню и не выжил окончательно из ума, то это был то ли третий, то ли четвертый год правления королевы Вальери Первой на престоле Финора.
— Пятый год. — Она тяжело вздохнула. — Это был пятый год моего правления, и да, покойный граф Геральд де Фарго пришел ко мне на аудиенцию, прося разрешения на найм одного из некромантов на службе короны.
Вообще я немного не понимал современных политесов по поводу разделения магии на какие-либо школы или веяния. Ладно, еще можно обозвать человека, манипулирующего силами природы, стихийником, хотя и неразумно, ладно, я еще могу понять даже детское разделение, вообще являющееся чуть ли не обзывательством: маг воздуха, маг огня или маг земли. Хотя в вопросе менталистов, тут поднимаю руки и сдаюсь, их наука и искусство действительно отдельный элемент. Но вот в чем разница между общей магией, пришедшей от льесальфов, то бишь светлых эльфов, и дьесальфов, темных эльфов, я не понимаю. Насколько я могу судить, общий принцип управления энергией через формулы структуры одинаковый, разнятся лишь моральные принципы управления. Да, темные эльфы не страдают гуманизмом, чему яркие свидетельства наводнившие мир трансморфы, но отчего удар по горлу лапой монстра запрещен, а огненный смерч, испепеляющий противника, нет, непонятно. Все делают круглые глаза и шепотом говорят о страшном некроманте, способном своими структурами управлять отмершей плотью, и совершенно всем наплевать на то, что так называемые маги земли в состоянии создавать големов, чья изначальная суть вообще не является даже с историческим допущением живой материей. Парадокс: люди сами себя пугают, не видя разницы, почему-то заведомо говоря, что этот убийца он-де наш убийца, светлый воин, а вот тот убийца какой-то мутный, он какаха и вообще здесь не стоял. Хотя, что мы в сумме имеем? Правильно, что там, что там — убивец. Вот как по мне — так это даже интересно. Помню, у нас был патологоанатом, который знал, где и за что подергать или уколоть свежеупокоенного, чтобы он начал дрыгаться или шевелиться, от чего весь курс студентов обычно падал в обморок. Я, конечно, не разделял его маленькие шалости и не очень одобрял его юмор, но бывало полбольницы сбегалось посмотреть на его шоу, делая ставки, сколько и каких студентов останется после его концерта на ногах. Милейшей души был человек, в возрасте уже мужичок, всегда с юмором и шутками, он, по-моему, еще таксидермистом подрабатывал в свободное время.
— Ты знаешь, Дако, что официально на службе у Финора подобных специалистов нет. — Графиня сделала старому магу пальчиком «но-но». — И, как и тебе сейчас, я об этом сообщила графу де Фарго.
— Но? — подтолкнул к дальнейшему диалогу ее старый маг.
— Но неофициально я дала ему адрес одной любопытной особы, кстати, небезызвестной тебе, старый пройдоха. — Хмыкнула она. — Мне назвать ее?
— Мила? — Голос его дрогнул.
— Она, родимая. Что, старый, не думал на излете лет вновь о ней услышать? — Или я ничего не понимаю в жизни, или она откровенно потешается над моим старым грозным учителем?
— Ладно, то дела не касается. — Он хлопнул по столу ладонью. — Что удалось узнать про склеп, в конце концов?
Старушка долго молчала, собираясь с мыслями, либо же просто погрузившись в воспоминания, прежде чем заговорила, поведав нам о делах давно минувших дней. Было это так давно, что уже и не вспомнить тех времен. Так уж случилось, что, как и все в этой жизни, кажущееся простым, на поверку выходит сложнее, чем совершить полет на Луну.
Ну, сами судите, молодой мужчина — одна штука, плюс молодая женщина — одна штука, в сумме получаем счастливую семейную пару. Нет? М-да уж, математика тут бессильна. В те далекие времена де Фарго были еще не графством, а одним из маленьких баронств, уже гораздо позже путем войн и интриг заполучивших свой титул. Главой рода только-только заступил молодой барон Арчибальд фон Фарго, юноша перспективный, не лишенный амбиций и не обделенный в какой-то мере интеллектом. Дела вел вполне успешно. Что-то даже, по сохранившимся сведениям, в те времена прикупал, что-то продавал, раз или два размахивал мечом, сидя в доспехах на коне, причем так удачно, что по хроникам выходило, попал кому-то из врагов своей железякой по голове, от чего прослыл неимоверно крутым воителем и вообще мужчиной хоть куда.
Как и положено старым добрым опусам старины, пришло время молодому барону жениться. Есть такая старая добрая традиция среди баронов, после того как помахал саблей-бляблей над головой, надо обязательно кого-нибудь поймать и жениться на нем. Так уж нам баронам предки завещали. Ну и наш Арчибальд, не будь дурак, вы не поверите, поймал в своем лесу самую настоящую эльфийку, удумав на ней жениться! Тут надо сделать небольшое отступление, уточнив, что вроде бы в те далекие времена подобные мезальянсы были в порядке вещей, причем документально были зафиксированы даже случаи потомства среди таких пар. Ну и считалось это вроде как престижно, иметь в своем роду хотя бы унцию крови самой первой цивилизации мира. Хотя за эльфов я говорить не берусь, так как их отношение к подобным проявлениям братской любви, насколько можно было судить по архивам, сохранившимся до наших дней, было очень неблагоприятным. Что иногда приводило к тому, что первоначальные хозяева мира, гневаясь, нет-нет да и выводили из своих запретных городов стройные ряды своих воителей, дабы, так сказать, засвидетельствовать свое почтение знатным мордобоем в местном колхозе.
За прошествием тучи лет, не сохранилось информации о том, под каким именно предлогом барон оформил этот брак, удалось лишь узнать, что наша пани эльфийка, мягко говоря, не совсем была положительно расположена к своему венценосному мужу. Из хроник следовало, что доблестный муж постепенно превратился из славного воителя и мудрого правителя в рогатое животное, от ветвистости и высоты чьего головного убора могли помереть от зависти местные олени и лоси. Муженек не находил себе места, а также места своей жене, каждый раз отлавливая гулящую жену в очередном из притонов. Он ловил ее и ее кавалеров, бил ее и ее мужиков, запирал за семью замками и десятью дверями. Но, увы, свет красоты этой эльфийки уж слишком ярко манил мотыльков-мужчин, летящих к ней в объятия, невзирая на опасность, препятствия, преодолевая на своем пути все заслоны и каменные стены.
Вот тут то и начинается история. Арчибальд фон Фарго замуровал в семейном склепе свою жену, соорудив нечто вроде колодца, по которому спускал к ней по веревке еду, пообещав ей, что если она не прекратит, то навсегда останется в этом каменном мешке с мертвецами. А если еще хоть один мужчина притронется к ней, то заложит камнем все выходы и входы, обрекая ее тем самым на погибель.
Она не прекратила. Что там да как случилось, уже никто не скажет, но факт остается фактом. По словам одного из свидетелей той истории, вышло, что в один из солнечных дней перепуганные каменщики из-под палки замуровывали последний вход, наблюдая, как по лицу фон Фарго бегут дорожки слез, а из тьмы колодца доносится смех женщины. Она смеялась над ним, пообещав ему, что даже смерть и эти камни не смогут остановить ее. Так ли это, мы уже никогда не узнаем. Но с тех пор поколение за поколением той семьи безрезультатно пытались чуть ли не три столетия кряду заделывать стену в колодец, которую возвел их покойный предок, но она раз за разом расходилась в кладке, открывая неизменно проход внутрь, то ли отпуская красавицу наружу, то ли зазывая очередного гостя к себе в объятия.
— Вот такое вот начало у этой истории, мальчики. — Спицы бывшей королевы продолжали монотонно отбивать дробь, кидая петлю за петлей на творимое таинство создания самого настоящего бабушкиного шарфика, либо же носка или шапочки, что иной раз можно принять за одно и то же. — Именно это мне и поведал один специалист, которого все же сумел нанять граф. И что самое смешное, тому специалисту даже не понадобилось прибегать к своему искусству, достаточно было просто посидеть пару часов за хрониками в библиотечном архиве.
— Но специалист все же взялся за дело? — Сэр Дако явно нервничал.
— Нет. — Она покачала головой. — Специалист, как ты хорошо, наверно, знаешь, все же женщина, а подобные истории в наших душах всегда находят благородную пищу для себя.
— Но как-то удалось же молодому Раху законопатить ту дырку! — высказался Гарич. — Не мог же простой ремесленник переплюнуть столько мастеров, часть из которых, бьюсь об заклад, на голову превосходили его!
— Согласен. — Кивнул Энтеми. — Ту барышню не могли столетиями остановить, а тут какой-то мальчишка пришел и прикрыл ей дверку. Что-то здесь не сходится, как бы и в самом деле не обошлось без чьей-то помощи.
— Вообще, и сама эльфийка не очень вписывается в образ Белой Смерти, как-то не подпадает она под образ мстительницы. — Графиня отложила в сторону свой труд, поднявшись и заботливо разливая нам в опустевшие кружки чай. — Все это время эта история была одной из местных легенд. Ладельерра, как звали ее, стала своего рода защитницей местных девчат, к ней туда бегали постоянно, словно к мощам святого, прося то помощи, то защиты, то совета. Многие верили, что она даже помогает. Думаю, соглашусь с капитаном, что-то случилось страшное, кто-то перешел границу дальше, чем это позволено живущим в этом мире, и не удивлюсь, что столь мощный призрак это дело чьих-то рук, а не просто ожившая и раздосадованная женщина.
— Некромант? — произнес я то, что они упорно обходили стороной.
— Похоже. — Сэр Дако вновь принялся нервно стучать пальцами по столу. — Не думаю, что нужно искать возвышенные мотивы, все, наверно, как всегда до одури просто, как удар топором. Рах нанял кого-то, а уж этот кто-то, то ли по причине неуплаты, либо же из других каких-то побуждений своей души, решил, что ему не нужны свидетели его труда. Возможно, Рах сболтнул лишнего, что ни говори, но подобные люди стараются оставаться в тени, по причине своей специфики.
— Если вы решили влезть в эту историю, — графиня уселась в кресло, аккуратно придерживая кружку чая, — то считаю просто первейшей необходимостью привлечение к этому вопросу схожего по аналогии специалиста.
— Да. — Дако опустил голову. — Я поговорю с небезызвестной знакомой и попрошу у нее помощи.
— Ну а нам как быть? — Гарич любил четкость во всем.
— Как уже говорил, основную массу предлагаю разместить на работах в корпусе легионеров. — Я потер усталые глаза. — Самого Фаву с сыном предлагаю все же разместить здесь в Лисьем. Парень, на мой взгляд, едва-едва небо коптит, и зимой в телеге или палатке он не протянет долго. Еще раз потерять то, чего, по моему мнению, он и не находил, для отца будет во сто крат тяжелее.
— Это опасно, Ульрих, поверь моему опыту. — Сэр Дако поджал губы. — Я считаю, что призрак привязан все же не к артели в общем, а именно к роду Рах. Мы такой добротой ставим под удар себя и всех жителей замка.
— Понимаю. — Я согласно кивнул. — Но парню нужен постоянный уход, иначе до весны, по моему мнению, он не доживет.
— Ульрих, эта доброта к тому, кто уже не с нами, пустая трата сил. — Взгляд бывшей королевы пригвоздил меня к месту, сканируя с головы до ног не хуже рентгена. — Возможно, исход юноши будет лишь избавлением, как для него, так и для окружающих. Все твои старания будут впустую.
— Впустую? — Я невольно улыбнулся. — В одном колесе тридцать спиц, но пользуются колесницей не из-за них, а из-за пустоты между ними. Кувшины делают из глины, но пользуются не глиной, а пустотой между ней. Так и дом строят, возводя стены, ставя двери и окна, используя в пользу лишь пустоту меж них. Это польза пустоты. Мы не видим ее, мы не можем ее познать, но без этой пустоты нет жизни.
Все недоуменно и обескураженно уставились на меня. Ну да, до Лао-Цзы еще дорасти надо, да и вообще, заладили одно и то же. Бросить на улице помирать того, кто даже моргать самостоятельно не может, это, ребята, выше моих сил.
— Вы мне тут про принципы меньшего зла не рассказывайте. — Я ответил графине вскинутой бровью на ее взгляд. — Знаю, проходили уже ваши международные принципы, где из двух зол выбирать нужно меньшее. Я другой человек, если есть два зла, считаю своим долгом надавать по мусалам обоим, а не сидеть и моргать по сторонам, решая, куда пойти, куда податься.
— Это, конечно, делает тебе честь. — Взгляд у Дако был неласковый. — Но как же риск, как же быть людям в замке? Они-то за какие принципы пострадать должны?
— За принципы всеобщей любви и братства. — Фыркнул я. — И вообще, мелочь и женщин вполне можно перевезти в здание администрации Касприва. Кто боится, милости прошу с вещами на выход.
— Я думаю, тебе все же не стоит проявлять мягкость, — вновь подала голос графиня.
— Человек входит в жизнь мягким и слабым, а умирает жестким и крепким. Жесткость и сила — спутники смерти! — тут же выпалил я.
— Сынок, послушай мудрых людей, что старше тебя. — Дако попытался воздеть многозначительно палец.
— Мудрый человек не выставляет себя на свет, поэтому блестит; он не говорит о себе, поэтому он славен; он не прославляет себя, поэтому он заслужен; он не возвышает себя, поэтому он является старшим среди других. — Он что, думает, что мой колодец уже пуст? Да у меня в свое время на кухне три года подряд висели отрывные календари с высказываниями мудрецов!
— Молодой человек, это в конце концов неприлично. — Нахмурила брови графиня.
— Когда потеряна истинная добродетель, является добродушие; когда потеряно добродушие, является справедливость; когда же потеряна справедливость, является приличие. Правила приличия — это только подобие правды и начало всякого беспорядка. — Да я их одним Лао-Цзы размажу по стенкам!
— Он что, так и будет всю эту хренотень сидеть и нести нам до утра? — Графиня осуждающе уставилась на красного как вареный рак сэра Дако, являющегося фактически моим наставником. М-да, а бабуля-то какова?
— Боюсь, что так. — Старый маг устало подпер рукой голову. — Похоже, слову разума он следовать отказывается, целиком и полностью беря все на сердце.
Тот, кто следует разуму, доит быка. Умник будет в убытке наверняка! В наше время доходней валять дурака, ибо Разум весь ваш, по цене чеснока.
А вот вам на, Омарушку нашего Хаямушку, чтоб жизнь медом не казалась.
— Пороть не пробовали? — Вновь обернулась ко мне добродушная бабушка.
— Пробовали, — хором ответили мужчины. — Не помогает.
* * *
Не знаю, кто именно, но кто-то подходил к Фаве, пытаясь давить на него, чтобы он отказался от моего гостеприимства. Мне без разницы кто, все равно вышло по-моему. Он только открыл рот, краснея и смущаясь, да отводя взгляд, чтобы отказаться, как я прямо в лоб ему дал: «Не доживет до весны, если будешь слушать чужие слова».
Он знал, я знал и все в округе знали, каждый, оставаясь при своем мнении. Вышло так, как решил я, парня расположили в соседних апартаментах вместе с отцом и престарелым Армусом в услужении, а также приставленной для массовки стражей из моих гвардейцев.
Тогда старики-разбойники решили давить на жалость, не отправив ни одного ребенка прочь из замка, ну да даже этот их финт ушами не возымел на меня действия. Называйте меня как хотите, слабаком, нюней, размазней, но этот парень не издохнет, как собака, выброшенный на улицу под моими окнами, в то время как я, кутаясь в плед и попивая чай с ватрушками, буду прикрываться мыслями о неоправданном риске, глобальном потеплении и ценах на нефть. Вот такое вот я говно выросло, видимо, плохо меня в детстве воспитали родители, да мало жизнь потерла в жерновах. Пороху сопляк не нюхал, да не знаю, как оно что по жизни.
Ребятню загнал в свои комнаты, всех и скопом, потихоньку обалдевая от шума, девчата не замолкали ни на секундочку! Некоторые умудрялись во сне вполне четко произносить некоторые предложения из недосказанных за день слов! А те, что помладше, ногами перебирали в постели, даже во сне оставаясь юла юлой. Дети есть дети, они всю эту историю восприняли как одно сплошное загадочное приключение, чуть ли не каждый раз заставляя меня рассказывать всю эту трагедию театральным шепотом, с добавлением душещипательных отступлений и прочей брехни. Хорошо хоть перед рассказом на стульчик не просили забраться.
Весь Лисий превратился в одно большое дружное общежитие. Вы не поверите, но умирать не хотел никто! Народ сбивался в комнаты, на зубок усвоив правило: призрак нападает только на одиночек.
Вообще не завидую призраку, вот уже была на исходе вторая неделя, что путем простой математики примерно трижды или даже четырежды он должен был собрать свою жатву, но, увы, народ вел себя осмотрительно. Правда чуть бабушку на днях не пришлось отпевать, так уж получилось, что девчонкам полюбилась забава напяливать на себя простыни по вечерам и блукать, хихикая и зловеще подвывая по коридорам замка. Этакие Касперы-хохотушки, да уж детям все нипочем. Вот в один из таких вечеров они и набрели на графиню в сопровождении баронессы и неизменной спутницы Шель де Красс, выводя из большой игры бабулю, добавляя и в без того ее седую голову белых прядей. Ничего страшного с ней не случилось, старушка была словно из кремня, уже следующим утром вставляя всем пистон направо и налево, не разбираясь, кто прав, а кто виноват. Вследствие чего я чуть не ринулся расцеловывать ее увядшие уста, когда она волевым решением приставила к моей гоп-компании надзор в лице баронессы фон Каус и пышечки графини де Красс, не говоря уже о том, что рядом были всегда дети леса, красавицы Пенка и Молочко, близняшки, с довольно еще хорошо сохранившейся маман фон Пиксквар. Да уж, лесная волчица преображалась на глазах, превращаясь из измученной жизнью и бытом бедной женщины в довольно привлекательную и пышногрудую красотку. Да у меня в этой компании по вечерам глаза на лоб лезли и начинался нервный тик от всех тех прелестей и форм, которые открывались моему юношескому неокрепшему разуму.
Хех, а Герман-то наш уже не брыкается! Мол, фи, девчонки! Вот, тоже по вечерам сидит тихо рядышком, сглатывая слюну, видимо, просыпается в нем хищник, ворочается с боку на бок самец, набирая обороты, заставляя беспокойно шевелиться хвостик в штанах. Ну да куда от природы денешься? Рано или поздно всех накроет, правда не всех отпустит. Вон некоторых накрывает уже по прошествии чертовой прорвы лет. Вампиресса не отступала от меня ни на шаг, то и дело пытаясь завязать разговор на интересующую ее тему. Но к ее сожалению, эта тема интересовала лишь ее, не находя отклика в моем лице. Хотя стоит отдать ей должное, бесовка знала и умела давить подобно многотонной скале, рухнувшей с вершин. Быстро войдя в дружеские отношения со всем наличествующим женколлективом, она решительно и кардинально преобразилась, просто и до одури, банально надев платье. Да, просто стянула с себя униформу, не надела штанов или куртки, она просто надела платье, сверкнув пару раз таинственно своими темными очами.
Вот тут-то я и признал ее не как боевую машину смерти, не как молчаливого телохранителя, а как живую, горячую, красивую и способную быть желанной женщину! В платье, этом извечном доспехе всего ее племени, где каждая складочка, каждый изгиб многовековой наступательный контур их чар, она действительно держала себя на уровне рядом с остальными, эффектно подчеркивая свою неординарность среди подобных.
Да, я, кстати сказать, неожиданно открыл новый патент на старое доброе изобретение. Насисьник обыкновенный! Или как он там правильно называется? Лифчик? Не суть важно, главное, что я его быстро вроде как придумал. Местные, как я уже говорил, до моего пришествия даже трусов не знали, мотая на бедра тряпочки, а тут я просто белке в глаз на излете за сто метров попал, так актуальна, оказывается, эта часть гардероба. Одно только жаль, придумать-то я его придумал, а вот мерки на колпачки мне снять не дозволили, а я бы, между прочим, старался! С одной только госпожой Шель можно возиться часа три, пытаясь то так, то эдак обхватить необъятное.
Но не будем теребить… в общем теребить не будем, а вернемся к делам. Моя жена, с постной надменной физиономией, в сопровождении своей управляющей, также была загнана в мой вертеп, чем несказанно омрачила мне праздник жизни. С ее приходом наступила и настоящая зима. Первое утро как на землю бархатным ковром кристаллической белизны лег снег, скрывая все углы и неровности, а также пухлыми шапками укрывая ветви деревьев и крыши построек.
— Мой муж, — серым, бесцветным голосом отстраненно произнесла Нона, присаживаясь как-то вечером рядом со мной.
— Мой жена, — попытался таким же бесцветным голосом передразнить ее я.
— Правильно говорить — «моя жена». — Из-за ее плеча высунула свой нос ее управляющая леди Нимноу.
— Когда мне нужен будет совет, как разговаривать со своей женой, я обязательно про вас вспомню, сударыня. — Окинул я ее холодным взглядом. — А пока попрошу вас отойти на десять шагов назад и не лезть, куда вас не просят.
В лице поменялась не только она, но и сама Нона, видимо, они решили, что пришло время для серьезного разговора, а для этого баронессе Когдейр, видимо, необходима помощь.
— Простите, барон, но… — начала была леди Нимноу.
— Прощаю, но по-прежнему настоятельно рекомендую вам отойти подальше, во избежание осложнений при переговорах, которые вы тут удумали на пару вести со мной. — Постанывая, ко мне на руки взобрался енот Профессор, его мордочка была выбелена румянами, а шерсть вокруг ушей пестрела несколькими десятками маленьких, но аккуратных косичек, что делало его похожим на печального клоуна и Боба Марли одновременно. Мохнатым доставалось от детворы по полной, и если Профессор, в силу своей интеллектуальной состоятельности, еще нет-нет да и сбегал от них, то второму еноту Прапору, в силу его толстого зада, это удавалось гораздо реже.
— Итак, баронесса, вы созрели для обстоятельного разговора со своим мужем, — решил я помочь ей завязать разговор.
— Да! — Она собралась, поблескивая взглядом и сжимая кулаки. — Я бы хотела покинуть ваш замок со своей управляющей, вернувшись к себе в земли!
— Нет. — Я успокаивающе поглаживал енота, платочком оттирая с его фыркающей мордочки румяна.
— Вы не понимаете! — Она, волнуясь, немного раскраснелась. Вообще преображение из барона в баронессу явно шло ей на пользу, в этом виде она гораздо милее мне. — Я буду помогать вам управлять землями, вы же не сможете управлять сразу стольким, у вас и здесь полно дел, а я обязуюсь часть годового бюджета перечислять вам, так сказать, как добропорядочная жена своему мужу!
— Нет. — На одних передних лапах, наконец, до меня добрался Прапор, так как на его толстую заднюю часть кто-то умудрился напялить кружевные с рюшечками трусы.
— Вы не понимаете! — вновь попыталась она.
— Отнюдь, сударыня. — Прапора пришлось спасать, освобождая его филейку из кружевного плена. — Я прекрасно вас понимаю.
— А по-моему нет! — Губы поджаты в сплошную белую полосу.
— Ну отчего же? — Порывшись в карманах, извлек горсть орешков, разделив их между мохнатыми братьями по несчастью. — Ваш муж вам не мил, более того, в какой-то мере противен. Вы льете слезы по ночам, так как вы не только проиграли какому-то малолетнему сопляку войну, но и еще и все свои земли, а также свою свободу, свою жизнь, всю себя. Все то, что у вас было, пока вы скрывались под личиной своего покойного брата.
Она молчала, на лице была смесь испуга и какой-то детской бесшабашности, что-то вроде: «Да, это я разбил бабушкину вазу! А не фиг ее ставить где ни попадя!»
— Все я прекрасно понимаю, Нона, но, увы, как и вы, я заложник ситуации. — Я погрозил пальцем Пестику, которая со своей рыжей товаркой-одногодкой пыталась под прикрытием одеяла добраться до наблюдающего за ними с ужасом в глазах Прапора. — Мы можем с вами как любить друг друга, так и ненавидеть. Мы можем с вами разговаривать часами напролет или же молчать до конца наших жизней. Но вот одно, чего мы не можем, так это теперь расстаться без особой воли на то короля.
— Но ведь формально-то мы будем вместе! — растерянно произнесла она. — Да и управлять там нужно кому-то.
— Все так, да не так. — Повозившись на столе, я налил баронессе кружечку чая, вручая ей в руки. — Вы ведь не слепая и, наверно, обратили внимание на небольшую седоволосую женщину, что поселилась в моем замке?
— Э-э… Это вы про графиню де Кервье? — Нона захлопала удивленно ресницами.
— Да-да, именно про нее. — Я также налил себе чашечку, вроде как ненароком столкнув со стола пару печенек своим мохнатикам. — Вы с леди Нимноу не думали на досуге, почему после свадьбы эта леди все еще находится здесь?
— Ну-у-у… Не знаю. — Во взгляде просматривался интерес, похоже, все же я где-то как-то, но располагал эту особу к себе. По крайней мере, ей интересно беседовать со мной.
— Ну, раз вы не знаете, то я возьму на себя смелость и просвещу вас, в силу своих скудных предположений и познаний нашей внутренней политики земель. — Откинувшись на спинку кресла, поймал на себе сердитый взгляд Тины, делающей вид, что с интересом выслушивает истории сидящей рядом де Красс. — Эта милая старушка находится здесь для того, чтобы ваш покорный слуга барон Ульрих фон Рингмар одной из темных ночей не отправил на тот свет свою молодую жену Нону фон Когдейр, тем самым навсегда присоединив к себе все ее земли.
Нона побледнела, а за ней и я, так как из-за плеча в это время спокойненько так выплыла Вальери де Кервье, совершенно невозмутимо присаживаясь рядом и позвякивая чайничком на столе.
— Вполне себе разумное предположение, дочка. — Старушка кивнула баронессе, махнув на меня ладошкой. — Сей муж не по годам трезвые мысли иной раз высказывает. Даже любопытно мне, старой, стало послушать, что же дальше он осмелится тебе, милая, поведать.
— Дальше? — Можно было, конечно, начать паниковать и выкручиваться, но не поверите, мне было тупо лень. — Дальше-то и начинается политика. Кто такой этот Рингмар? Да никто, по сути пока, а вот кто такой будет Рингмар после смерти жены? Не морщите лоб, милая, этот Рингмар после вашей смерти станет без пяти минут графом. — Я отпил чая, наблюдая за носящимися по комнате детьми. — Де Миртов еще лет пять не будет на политической арене, да и сам наследник, непонятно по каким причинам находится в руках барона. Его заядлый враг и один из самых богатейших баронов в графстве повержен, а вследствие последних событий и присоединен к его землям. По непонятным причинам поддерживается Кемгербальдами и наследниками Гердскольдов, а по некоторым данным, еще и сестрой ныне властвующего барона Пиксквара. Все это неожиданно толсто и жирно подчеркивает статус молодого барона, указывая королю на него перстом, на котором недвусмысленно можно прочесть лишь одно слово.
— К-какое? — запнулась баронесса.
— Опасайся. — Улыбнулся я, отвесив поклон старой королеве.
— Ну-у-у… — протянула графиня, возвращая мне улыбку. — Не то чтобы «опасайся», но по крайней мере «не проморгай» — точно.
— Так что, дорогая моя жена, быть нам с тобой вместе. — Я пристально вгляделся в прямую и серьезную старушку, ожидая ее реакции. — По крайней мере еще год, до главного бала в столице, где со мной наверняка пожелают познакомиться несколько влиятельных персон, чтобы оценить, что же это за птица такая новый барон фон Рингмар. И если что, с чем его едят, а то мало ли, может, полусладкое будет гораздо уместней сухого вина к этому блюду.
— Я бы порекомендовала повару побольше перца насыпать на язык этой птичке, — рассмеялась де Кервье.
— Лишь бы яблочко не всунули, куда поглубже, — так же рассмеялся я.
— Но это лишь одна сторона. — Графиня вновь посерьезнела. — Мы ведь не забываем о молодой жене барона? Ей-то что делать, к чему готовиться?
— Пожалуй, эта часть будет для меня интересней, — фыркнула Нона, отставляя пустую чашку.
— А ей предстоит готовиться управлять двумя баронствами сразу. — Я тоже поставил на стол свою чашку. — Рингмар не всегда будет здесь, он уже не принадлежит сам себе, скоро он уйдет на обучение в академию, а потом вообще неизвестно куда, а кому-то, без сомнения, придется за всем этим присматривать.
— Что?! — Нона удивленно вскрикнула, широко раскрыв глаза.
— Тише, девочка, на тебя люди смотрят. — Графиня кивала своим мыслям. — Думаешь, она справится?
— Посмотрим. — Я пожал плечами. — Время еще есть, подтяну ее, поучу, что-то расскажу. В конце концов, ее всегда можно сплавить в какой-нибудь уединенный монастырь с глаз долой.
— Как в монастырь?! — У баронессы задрожали губы.
— Ну да, ну да. — Задумчиво покивала головой де Кервье. — Значит, так, девочка, собирайся с мыслями и берись за ум, слушай, что тебе будет говорить твой муж. О своих планах вернуться в Когдейр забудь навсегда, твой дом теперь здесь. Твоей жизни ничего не угрожает, а вот как ты ее проживешь, уже будет зависеть от того, правильно ли ты все поняла и сделала.
Мы сидели, каждый размышляя о своем, а я еще и распутывая косички у енотов. Все не просто, все не просто так.
* * *
Призрак все же убил. Один из слуг самостоятельно решил спуститься вечером в подвал за провиантом, где его и нашли поутру. А потом призрак убил одного из конюхов, задолго до рассвета решившего покормить лошадей. Потом одну из кухарок. Люди, расслабившись от двух недель мнимой безопасности, давали слабину и по привычке считали, что смерть это то, что бывает с другими.
Мы с сэром Дако, каждый по отдельности, перелопачивали его библиотеку, по крупицам собирая сведения по этому вопросу, то так, то эдак прокручивая возможные варианты противодействия, в ожидании, когда к нам наконец-то приедут специалисты, что с трудом продирались через снежные заносы необычайно пышного снега для начала зимы.
Этот труд принес нам лишь поверхностные знания, совершенно не проливая свет на решение вопроса, впрочем, скучать не приходилось. Моя супруга взялась за учебу рьяно и с каким-то внутренним остервенением, подолгу проводя со мной время за рабочим столом, где я учил ее самостоятельно, хотя бы тупо подбивать расход-приход или же в моем сопровождении присутствовать при судебных тяжбах. Надо все-таки похвалить ее, девушка уже через пару дней бегло называла номера указов и статей из моего кодекса и даже, к моему стыду, указала пальчиком на одну из моих огрешностей. Я банально в разных сводах противоречил сам себе, от чего могла возникнуть путаница, но пока благодаря либо случаю, либо банальному стечению обстоятельств, этого не произошло.