— Что еще? Говори, Улич, — повернулась ко мне Априя.
— Вон там от стены, где угол на привязку планет, — услужливо тыкнул я пальцем, похваставшись кое-какими своими знаниями. — И вот здесь у ног, где соединяете потоки на вон ту петлю сбора.
— Да что же это такое-то? — Мила упала в кресло, безвольно опустив руки. — Я о таком даже не слышала!
— Пожалуй, и никто во всем белом свете о таком не слышал. — Рядышком присоседилась ее сестра. — Даже дьесальфы относились к естественным призракам как к вымыслу, легенде. Я просто не знаю, что и сказать.
— А я знаю! — Сердито топнула ногой Мила, подскакивая со своего места. — Она должна была уйти, так как привязка ее на того юношу исчезла! Значит, мы должны найти ее новый якорь в этом мире! Пусть не думает, что сможет нам спутать все! Ульрих, немедленно сознавайся, что у тебя от той девки осталось! Ведь знала же, старая, что за тобой нужен глаз да глаз!
— Там. — Я, устало прикрыв веки, откинулся на подушки, не желая видеть молящий взгляд девушки. — В нижнем ящике стола, за папками лежит шкатулка. Там.
Ох и взгляд у нее. Не могу, прямо душу чертовка рвет на куски. Ладно бы сторонней была, ладно бы не знал, не видел, но я там был, был в тот день и тот час, когда эту молодую, по сути еще не знавшую жизни девчушку заживо замуровали в камень. Ни за что. Просто потому что судьба и непокорность сыграли свою глупую роль.
Лишь бы не кричала.
Бабушки извлекли из стола обитую серебром шкатулку, доставая из нее тонкой замысловатой вязи красивый дамский браслет.
— Ага! — Априя даже хлопнула в ладоши.
— Ну-да, ну-да, — хмыкнула Мила. — Вот же она точка невозврата, вот она жемчужинка смертельной тьмы.
— А ну-ка если вот так сделать. — Априя сплела незримую паутинку заклинания, набрасывая на браслет. — Что скажешь, Улич?
Ей больно. Проклятие, ей больно! Я широко открытыми глазами смотрел на помутневший контур девушки, отчаянно заламывающей руки и раскрывающей рот в беззвучном крике.
Лишь бы не кричала.
Как тогда, когда ее тащили с мешком на голове к той проклятой стене. Господи, что же так херово-то на душе?! Что я вообще такое говорю? Лишь бы не кричала? Именно так про себя в тот день просил ее эту девочку ее горе-возлюбленный, наблюдая за ее последними минутами?
— Прекратите, — не столько сказал, сколько простонал я. — Немедленно перестаньте!
— Что? — Заморгала Априя. — Она тебя мучает?
— Вот зараза! — Мила тут же сплела свое заклинание, набрасывая его на браслет, от чего контур Адель стал едва-едва проглядывать.
— Перестали немедленно! — Превозмогая чудовищную слабость и боль, еле-еле поднявшись на локтях, одной рукой подхватил со стола миску с каким-то настоем, запуская ей в старушек. — Немедленно сняли свои заклинания!
— Ты с ума сошел? — Миска не долетела, но вот содержимое пошло хорошо, обдавая старушек с ног до головы.
— Ты что не понимаешь, что она убивает тебя? — Априя вытирала лицо подолом юбки.
— Да она рано или поздно высосет тебя до дна, мальчишка! — Мила Хенгельман сурово свела брови. — Это не игрушки, Ульрих, это сама смерть, не вздумай обмануться ее смазливым видом, это убийца!
— Перестали обе. — Я устало рухнул в постель. — Не трогайте ее, хватит ей уже, наумиралась на тысячу лет вперед.
— Ты точно сумасшедший! — оторопело пролепетала Априя.
— Это же всего лишь призрак, Ульрих, не дури! — Мила подошла ко мне, поглаживая по голове и пытаясь успокоить. — Она уже давно мертва, у нее нет ни эмоций, ни чувств, она это сгусток энергии для поддержания недожизни, которой требуется постоянная подпитка. Причем, дорогой, этот сгусток некротической энергии выбрал тебя, твою жизнь, для своей подпитки, она словно клещ, словно вампир, высасывает твою энергию, в конце концов, оставив от тебя лишь жалкую оболочку, хладный труп.
— Я понимаю, — с трудом вытолкнул из себя я слова. — Но все равно не трогайте ее.
— Не пойму. — Априя упрямо замотала головой. — Может быть, она как-то влияет на его сознание? Вроде болотных мороков?
— Да нет, похоже, он вполне в сознании и отдает себе отчет. — Мила проверяла пульс и сердцебиение, а также тонизировала меня малой толикой своей силы и рядом заклинаний.
— Но мы же не можем оставить на тебе этого паразита?! — рассердилась Априя. — Ты уж, малец, извини, но эту гадину опасно просто для людей оставлять в живых. Сегодня она тебя втихомолку прикончит, а завтра другого, а послезавтра может и масштаб вырасти, тут сложно что-то прогнозировать, здесь можно лишь с полной уверенностью заявлять о том, что она смертельно опасна для всех живых на этом свете.
— Понимаю. — От действий Милы мне и вправду стало легче. — Вот.
Стянув с мизинца маленькое серебряное колечко с черной бусинкой топаза посередине, протягиваю его сестричкам.
— Я читал, что жрецы дьесальфов могли привязывать некротических слуг, в том числе и призраков на подобные амулеты для охраны своей силы. — В одном из томов бабули даже напрямую рекомендовалось ставить стража на свое хранилище, чтобы защитить его от чужих посягательств. — Я знаю, что вы сможете, имея на руках привязку к нашему миру призрака, заключить его в этот амулет, где он будет получать свой необходимый заряд, выполняя волю хозяина и не причиняя ему вред.
— Ульрих, это актуально для призванных тобою лично слуг, для тех, кого ты сам создавал, в которых сам своими руками вкладывал команды, и барьеры, через которые слуга не сможет навредить хозяину. — Мила задумчиво крутила в пальцах мой амулетик. — Тут другой случай.
— Вот именно. — Покивала ее словам Априя. — Здесь и сейчас с этой субстанцией вообще невозможно предсказать, что получится. Поверь нашему опыту, это не тот зверь, которого можно приручить, этот зверь опасен для того, кто его хочет погладить.
— Попробуйте. — Я склонил голову набок, встречаясь со взглядом той, кого нет. — Попробуйте, мои хорошие, иначе хоть самому в петлю лезь.
* * *
«Спасибо».
Стояла глубокая ночь, бабушки, намучившись со мной и своей магией, давно удалились по своим комнатам и оставили меня вроде как спящего, с маленьким, но заметно потяжелевшим колечком на пальце.
Теперь она со мной. Адель, милая черноволосая девочка, порхающая, словно птичка, из стороны в сторону по комнате.
«Не за что».
Я слышу ее, я говорю с ней, я знаю теперь, что она не выдумка и не бред больного воображения, она здесь и сейчас, она здесь, она говорит мне «спасибо» и улыбается. Она жива, кто бы что ни говорил, но она жива, я чувствую это, я верю.
«Почему ты вновь спас меня?»
Шебутная птичка замерла надо мной, развевающимися крыльями, на незримом и неощутимом ветру из мешанины белого платья и черноты длинных волн ее пышных волос. А глаза-то какие! Словно омуты, если долго смотреть, можно утонуть в них.
«Вновь?»
Черт меня подери, да ради такой улыбки не жалко и умереть! Нет, не правы бабушки, это не программа, это не сумбурный сгусток какой-то энергии, ни в жизнь не поверю, что что-то или кто-то сможет сымитировать подобное.
«Я помню тебя, после страшного холода и всепожирающей жажды ты единственный, кто не бежал от меня. Ты слушал меня, ты слышал меня. Не как остальные, нет, те лишь бежали прочь!»
Ну, милая, немудрено было при прежнем твоем виде и в штаны наделать, если что. Да уж сейчас она куда милее прежнего образа с ликом смерти, что уничтожала и преследовала своих жертв.
«Я была словно скована этой жаждой, мне хотелось лишь одного — насытиться жизнью тех, кто сделал это со мной, и узнать, наконец, у НЕГО, за что он так поступил со мной».
Да уж. Узнала. Узнали мы с тобой правду, девочка, на свою голову. Ни дать ни взять, не прибавить, не отнять. Все узнали, все до самой сокровенной минуты встало перед нами, мы прожили тот день по памяти твоего возлюбленного. Я был там. Я был в тот день с тобой.
«Теперь ты свободна».
Ой ли? Как там сказали бабушки? Бери свой амулет и своего клеща и предупреди паразитку, что если еще раз начнет пить тебя, рассыплется в прах в мгновение ока. Да уж бабули поработали, постарались на славу, максимально связывая эту дикую мощь самопроизвольной силы на моем амулете. Хотя, судя по их кислым физиономиям, они и вправду не уверены в том, что смогли сделать все на совесть.
«Спасибо».
«Пожалуйста».
Всегда пожалуйста, девочка, попробуй эту жизнь на вкус вновь, попробуй радоваться солнцу и звездам, а главное улыбайся, несмотря ни на что, несмотря на то, что с тобой произошло. Попробуй. Может быть, получится.
«Прости, что пила твою жизнь».
«Прощаю».
Нет, ну а что? Закричать: возвращай мне взад? Понятно, что «пила», понятно, что меня, а кого еще? Даже не знаю, как бы все повернулось, убей она еще кого-то из моих домашних.
«Я старалась сдерживать себя. Ты хороший, я знаю, ты простишь».
«Забудь, лучше скажи, как ты себя чувствуешь сейчас?»
Да, я знатный лекарь призрачных структур, в конце концов вы же помните, что мы в ответе за тех…
«Холод ушел. Я сыта и чувствую, что переполнена энергией. Я на многое способна, благодаря твоему кольцу. Ты только попроси, а уж я попробую не остаться у тебя в долгу».
«Мой друг и подруга погибли из-за одного человека…»
«Твоя война с навками?»
Веер из юбок и волос всколыхнулся, нависая надо мной. Это было так волнительно, пугающе и завораживающе прекрасно, что ею хотелось наслаждаться, снова и снова следя взглядом, не отрывая глаз ни на секундочку.
«Да, именно моя война».
Да, девочка, ты права, это моя вина и это моя война, где я уже потерял больше, чем когда-либо в прошлом.
«Я знаю, кого ты ищешь».
«Ты мне покажешь его?»
Сердце забарабанило в груди, наполняя тело адреналином и заставляя сжиматься кулаки. Вот и все, вот она развязка, finita la comedia.
«А ты разве сам еще не понял?»
О господи, я реально ощутил прикосновение ее легкой ладони к моей щеке! Нежно, легко, словно перышко, а не ладонь проскользнула по моей щеке.
«Боюсь, что нет».
Я повернул голову в желании еще раз коснуться ее руки, но она отдернула ее, ласково улыбнувшись мне.
«Кракен, Ульрих, кракен».
При чем здесь он? Ну сидит у меня в подвале, мышей жует да иногда полголовы высовывает, чтобы милашка Ви погладила ему верхние веки, а он от удовольствия пузыри бы пускал…
«Нет, не о том думаешь».
Едрена кочерыжка, подруга, ты что, можешь мои мысли читать?
Словно перезвоном легких китайских ветряных колокольчиков наполнилась комната при звуке ее смеха. Чистого, нежного и такого волшебного.
«Не важно, Ульрих, это не важно, главное, что ты уже сам знаешь ответ на свой вопрос. Ты ведь уже знаешь, кто этот человек?»
«Думаю, да».
Кракен. А ведь действительно хорошая подсказка. Я знаю. Вот только что мне делать со своим знанием? Да уж, это уже другой вопрос.
«Ты уверен, что поступаешь правильно?»
«Нет, я уверен, что поступаю неправильно, но я обязан поступить так в память о своих друзьях».
Да именно так проще всего оправдать месть, прикрыться памятью, и я это знаю, а также прекрасно понимаю и теперь принимаю этот грех на душу. При всем своем налете цивилизованности, пусть и невсеобъемлющем, но человеколюбии и веры в светлое, я осознанно беру этот камень за пазуху, чтобы пронести его в будущем через всю свою жизнь, зная, что не простил, зная, что не смог стать выше глупых эмоций и не менее глупой ситуации.
«Не грусти, я буду рядом».
«Спасибо».
Я блаженно прикрыл веки, ощущая еле уловимые прикосновения, когда ее руки стали успокаивающе гладить меня по голове, и вправду успокаиваясь внутренне и где-то, может даже, примиряясь с самим собой в душе. И пусть я не святой, но по крайней мере переживать по этому поводу не стану.
А наутро закрутилась карусель забот и дел. Рано, еще при первых лучах солнца я, пошатываясь, самостоятельно смог слезть с осточертевшей до ужаса кровати, водружая себя на свой трон на колесиках. Вот оно сладкое чувство победы и ощущение прилива сил после долгой и затяжной болезни. Ну до полного выздоровления еще, конечно, далеко, два гвардейца спустили меня в главный зал, где я уже, казалось, тысячу лет не бывал, чтобы поприсутствовать на завтраке, на который собрались все домочадцы.
— Улич?! — Мила Хенгельман удивленно вскинула брови. — Тебе и вправду, смотрю, лучше!
— Пивет! — Малышка Ви с разгону залетела на меня, чуть не завалив на пол вместе с коляской. — Покатай мя на колесиках!
— Привет, моя хорошая. — Я чмокнул девочку, поглаживая ее по головке. Вот непоседа!
— Пестик, ну-ка сядь на место и доешь кашу! — Взвились тут же бабушки, перехватывая малявку.
— Не качу-у-у кашу-у-у! — Тут же насупилась Пестик-Ви. — Ее Пра-пра ест!
Пра-пра это Прапор, один из парочки лесных братьев енотов, что на правах, если и не полноправных, но уж точно хозяев жили в Лисьем, привезенные мною из леса во время военной кампании против Когдейра.
— Здравствуй, муж, — холодно, но с поцелуем в щечку поприветствовала меня моя жена, что уже стало целой победой в наших с ней отношениях. Да, о любви тут речи не идет, но по крайней мере уважение друг к другу мы проявляем искреннее.
— Улич, ну наконец-то тебе лучше! — Герман облапил меня, похлопывая по спине. — Рад видеть, что тебе уже лучше, того и гляди, скоро на рыбалку махнем!
— А как же, конечно, махнем! — Я тоже с удовольствием пообнимался с ним.
— Долго ты что-то! — Ко мне подошла Деметра. Ух, а девочка-то растет! Какие-то пару лет прибавили ей солидности в разных местах, ну а взглядом эта томноокая барышня никогда не была обделена. — В принципе я знала, что ты не тот человек, которого легко сломать, но даже для тебя что-то долговато ты кис да помирал.
— Иди сюда, всезнайка! — Я улыбнулся и тоже обнял ее, чем, похоже, вогнал ее немного в краску.
Ну что, Ульрих? Жизнь-то не закончилась? Есть, есть еще на свете люди, которые любят тебя и переживают о твоей судьбе. Не один ты на белом свете!
«Как мы себя, оказывается, любим!» — рассмеялась Адель, легким ветерком проносясь по комнате.
«Цыц», — улыбнулся я.
Хорошо, действительно хорошо вот так вот с утра просто позавтракать со своими домашними, болтая о всяких несуразицах и, казалось бы, никчемных мелочах. Как же много на самом деле в этом скрыто, я даже никогда раньше не задумывался об этом. Взять хотя бы простое ребячество с енотами, когда мы, зля бабушек, тайком скармливали вкусности двум мохнатым зверушкам, смешно клянчившим что-то со стола.
— Всем доброе утро! — В зал вошел Жеткич, присаживаясь за стол. — Рад видеть, что вам гораздо лучше, барон!
— И вам не кашлять, — поприветствовал я его колбаской, насаженной на вилочку. — Сегодня просто особенный день.
Я с умным видом погрузился в созерцание и жевание вкусностей на своей тарелке, вроде как подвешивая фразу в воздухе, так как сюрпризом мое дальнейшее решение станет для всех присутствующих.
— Кхм. Особенный? — Первой не выдержала, к моему удивлению, Мила Хенгельман. — И чем, по твоему мнению, этот день будет отличаться от предыдущих и последующих?
— Как, а я разве вам еще ничего не сказал?! — И так вот удивленно брови вверх, поглядите на меня, саму невинность.
Взгляд окружающих сказал мне о многом, впрочем, больше всех взглядов мне сказал сжатый кулак одной из бабушек, которым она тонко намекнула мне, чтобы я прекратил паясничать.
— Сегодня вы все собираетесь и едете в столицу! — весело и задорно попытался я донести до них радостную весть.
Вот не люблю, не люблю я такие вот немые паузы и искаженные в мыслительном процессе лица окружающих после моих слов. Неловко себя начинаешь как-то чувствовать.
— Ну, одно понятно сразу. — Мила Хенгельман потерла задумчиво переносицу. — Ты стал, как и прежде, нести всякий непонятный бред. Значит, и вправду выздоравливаешь.
— Но почему в столицу? — Деметра оглядела всех присутствующих. — Кто конкретно едет и почему?
— Едешь ты. — Я стал загибать пальцы. — Герман и бабули вместе с Ви. В общем-то, пока все. Госпожа Нона пока отправится с визитом домой в Когдейр.
— А он точно выздоравливает? — Нона уронила вилку, поворачиваясь к Миле. — Госпожа Кервье четко дала понять, что я невыездная.
— Госпожа Кервье дала понять, что ты невыездная без согласия на то мужа. — Поднял я вверх палец. — Ну а если муж не против, то почему бы и нет? Ладно-ладно, вижу, вы все удивлены, потому объясню по порядку.
— Так и так на следующий год королевский бал, куда достопочтимая де Кервье строго-настрого велела мне явиться. — Я подлил себе чаю и с любовью принялся намазывать варенье на хлеб свежей выпечки. — Месяц туда, месяц обратно, там еще неизвестно, сколько придется пробыть, смысла уезжать нет, ведь еще через год меня ждет академия.
— И это верно. — Тут же закивал Жеткич. — В принципе ты можешь пропустить первый год набора, твой юный возраст тебе позволяет, только я думаю, не стоит терять время. Кто знает, куда в дальнейшем тебя отправит корона?
— Вот и я про то. — Кивнул я ему с благодарностью. — Пришло время прощаться с этим домом, и возможно надолго. Поэтому я и решил, что вы, мои дорогие, переберетесь в столицу, где будете рядом со мной. Здесь и сейчас в Рингмаре, что ни говори, небезопасно, какая-никакая, а война, впрочем, надеюсь не надолго. Ну, а что касается госпожи Когдейр-Рингмарской, то вы, Нона, давно рвались к себе домой. Здесь вам особого смысла находиться нет. Здесь и Энтеми прекрасно справится, а вот в ваших землях реформы и порядок стоит начинать проводить побыстрей и более жестко, к тому же, не в пример начала наших отношений, я сейчас куда больше вижу в вас своего помощника и союзника, нежели ранее. Хочу выразить вам свое почтение и уважение, за время, что мы провели здесь с вами вместе, я узнал вас как прекрасного, умного и проницательного человека, на которого могу положиться в своих делах.
Конечно, я говорил не все, заставляя ее смущаться. Управленец из нее и вправду неплохой, особенно теперь, когда я показал ей немного другие правила игры, что, конечно, пусть и помогают, но меж тем и обязывают несущего власть. Нона и вправду неплоха, а главное, не в пример мне, все же не без амбиций, которых во мне явно на порядок меньше. Она любит власть, она живет ею и ей это нравится, в то время как для меня это всего лишь способ облегчить свое существование и выйти за рамки простого смертного в своих желаниях творить что-то новое. Одно только то, как она взялась за полицию, может рассказать о многом.
Госпожа баронесса не просто следила персонально за тем, как набираются люди, как их одевают, как их расставляют по своим местам и обучают новым правилам. Она самолично умудрилась обойти каждого, даже как мне доложили, не поленилась пройтись пару раз с ночным патрулем по улицам. А уж о законодательной базе даже говорить не приходится. Тут уже даже я не в силах с ней тягаться, так как у нее просто какой-то сверхъестественный дар к юриспруденции. За все это время она столько выискала нестыковок, столько перелопатила бумаги и внесла новых поправок и законов, что уже даже я терялся во всем этом документообороте. Честно скажу, умная девочка и пошла по верному курсу, а главное — своевременно. Это просто благо для всего мира, что она не осталась в своем замкнутом мирке из обмана, ненависти и страха, в котором прозябала считай всю свою жизнь. Нона обретала себя рядом со мной, из злобного Нуггета превращаясь постепенно в красивую, а главное умную и при деле женщину. Ну да и нюансы, конечно, есть кое-какие, власть властью, а весь денежный поток она, конечно, в свои руки не получит. По крайней мере, не сейчас и не весь. Энтеми получал от меня финансовый оборот двух земель, так как более детально видел, а также участвовал в создании моего бизнеса. Все суммы, превышающие определенный мною лимит трат, должны согласовываться со мной, ежели вдруг появятся сверх запланированного бюджета на год. В принципе у меня тут расписана стратегия по старой, так сказать «гасконской», на пятилетку вперед. Ну и плюс очередность новых проектов и софинансирование старой базы.
Хотя у Ноны и своего капитала, думаю, на нововведения будет предостаточно. Я же не варвар какой-то, чтобы все у нее отобрать. Будут у нее свои деньги, а как иначе? Все же честь по чести, это ее золотые рудники и ее земля Когдейр, причем, не в пример моей, богаче. Пусть оттуда и берет, а у меня свой НЗ, так сказать, будет на черный день, опять же с учетом, если я с горем пополам, но запущу наконец-то банковскую линию, что должна обогатить меня, по моим самым скромным прикидкам, просто до заоблачных высот.
— Вы мне льстите. — Улыбнулась она.
— Нисколько. — Вернул я улыбку. — Я со спокойной душой покину стены своего дома, зная, что оставляю его в надежных руках.
— Благодарю. — Кивнула она. — Надеюсь, когда мы вновь увидимся, у меня будет чем порадовать вас, мой муж.
— Нисколько не сомневаюсь, — согласился я.
— А скажи-ка бабушке, милок, кто и когда выезжает, — с прищуром вклинилась Априя.
— Вот-вот, — поддержала ее сестричка. — Что-то подсказывает мне мое сердечко, не все ты бабушкам рассказываешь.
— Ну… — протянул я. — Вы все сегодня собираетесь, а завтра, думаю, уже и в путь-дорожку двинетесь. Чего ждать-то?
— А ты, родненький, когда поедешь? — Поджала губы Мила.
— Через пару деньков. — Вот противная бабка, ну никак ее не обойти ни с какой стороны. — Напишу пару писем, кое-что подтяну в делах, объясню некоторые вещи сквайру, в общем, передам бразды правления да вас ринусь догонять.
«Адель!»
Я поманил взглядом девушку-призрака, что частично скрылась под столом и наглаживала там млеющих енотов.
«Останови бабушку! Пусть прекратит расспросы!»
«Как?» — Она с любопытством вспорхнула вверх, рассматривая то меня, то Милу Хенгельман.
«Не знаю! За нос ее ущипни там или стул из-под зада убери, но пусть она прекратит!»
В общем, объяснять дальше не понадобилось, как только бабуля вновь открыла рот, ей словно по мановению волшебной палочки туда залетел пирожок, застопорив ее поток словоизлияний.
Смешно. А главное так быстро, ловко и назидательно, что никто кроме покрасневшей как рак Хенгельман и не заметил. Ан нет, вон сестричка давится от смеха, пряча улыбочку в кулак.
— А как же ваша месть, барон? — Самым конкретным оказался Жеткич, с вниманием рассматривавший меня, слушая каждое мое слово. — Смею ли я надеяться, что она окончена? Вы, наконец, вняли голосу разума и решили прекратить эту кровавую бойню?
— Да. — Я так же внимательно и не без интереса стал разглядывать его. — В этом вы правы, пора заканчивать весь этот балаган. Уж слишком это дело затянулось, пора уже и прекратить.
— Похвально и весьма. — Кивнул он мне.
На том и закончились утренние дебаты. Народ разбежался по комнатам вещи паковать, а я до полудня просидел в кабинете с Энтеми и его женой, которые все это время строчили новые указы и постановления, а также ряд моих пожеланий. Так сказать, передача власти с горем пополам состоялась. Да уж, нелегко теперь придется голубкам, наверняка Нона потянет леди Нимноу обратно, домой в Когдейр, даже не знаю, как они теперь все это улаживать станут, ну да то теперь их дела, мне туда лезть не стоит.
Лишь уже за полдень я в своей телеге смог добраться до Касприва, постучавшись в двери личного дома госпожи Пиксквар и ее возлюбленного мужа, моего капитана Гарича.
— Барон! — У порога меня лично встречала баронесса, добродушно расцеловав мои порозовевшие щечки. — Какая неожиданность! А Гарич в Лисьем, он только вечером будет, я думала, вы вместе, или вы персонально ко мне прибыли?
— Персонально, баронесса, персонально. — Меня сгрузили сопровождающие легионеры стрелки, с которыми я теперь при выходе в свет не расставался. — У меня к вам разговор, или даже не так, просьба.
— Тогда прошу в дом. — Она принялась суетиться, собирая мне стол и подгоняя слуг. Да уж быстро она освоилась, ну или вернее сказать, вспомнила начальственный тон. Надо же, а совсем недавно буквально из лесу в прямом смысле слова вышла.
— Итак, барон, — начала она, когда мы наконец остались одни. — О чем вы хотели меня попросить?
— Мне нужна ваша помощь, баронесса, вернее Пенки и Молочка. — Я смутился, так как, хоть убей, не мог вспомнить настоящих имен ее дочерей. — Но обращаюсь не к ним, а непосредственно к вам, как к матери, ибо дело это щекотливое, а посему ваше одобрение для меня крайне важно.
Вопрос хоть и пустяковый, но не без малой толики опасности. А конкретно мне нужно было, чтобы девчонки на границе моих владений навели, что называется, «шороху», всполошив народ, который по моей задумке должен был пустить слух о страшных оборотнях, что завелись в моих землях.