Собрать парашют в ранец, используя укладочную рамку (ее тоже сваяли), было делом недолгим. Руки работали автоматически, быстро, ловко – как и всегда. Все-таки больше трехсот прыжков – тренировочных и боевых. В том числе и ночных, когда не знаешь, на что приземлишься. То ли на гладкое поле, то ли останешься висеть на ветке, проткнувшей твой многострадальный зад.
Так бывает, и гораздо чаще, чем принято об этом говорить. Как бы ни был человек обучен, как бы ни был он умел, всегда существует шанс неудачного приземления. Уж Зимин-то знал это гораздо лучше, чем кто-либо другой. Это он доставал с дерева тело Васьки Силифонтова. Сухая ветвь дошла Ваське до сердца, убив на месте.
Доставал Зимин не потому, что это был соратник, которого нельзя бросать на растерзание стервятникам. Нет. Нельзя себя демаскировать, потому, как ни торопилась группа, пришлось снять Ваську и закопать – так, чтобы никто не смог понять, что это могила орденоносного капитана, погибшего при выполнении служебного задания.
Ни холмика, ни даже креста. Дерн на место, лишнюю землю – по ветру. Был человек – и нет человека. Впрочем, Ваське на это уже наплевать. А его товарищи не могли себе позволить сорвать задание. Выдать себя – смерть для всей группы.
Но с тех пор Зимин ненавидел кедры. Ливанские кедры.
Швеи смотрели на то, что делал Зимин, вытаращив глаза, – и правда, что же это такое невиданное?! На что может пойти столько шелка? Такого дорогого, недоступного простолюдинам шелка?! Шелка, на деньги от продажи которого можно было бы безбедно жить до конца жизни семье из пяти человек!
– Готово? – раздался за плечом знакомый голос, Зимин обернулся и неспешно кивнул:
– Теперь нужно испытать. Нужен дракон. Подготовили?
Уонг посмотрел в глаза Зимину, прищурился, бесстрастно спросил:
– Веришь, что сработает?
– Верю! – почти не покривил душой Зимин. – Сработает.
– А не жалко своих, соплеменников?
– Они мне не свои. Маньяки, убийцы. Выживут – пусть. Не выживут – идут они в Преисподнюю. Лазутчиков подготовили?
– Да. А что у тебя за история с дюженником? На берегу? Почему не убил?
– Уже знаешь… не убил, да. Он, конечно, тварь, но… не маньяк-насильник. Получил свое, и хватит! Смерти не заслужил, только хорошую трепку.
– А ты знаешь, что он чемпион полка по боевым искусствам? Что подрабатывает, выступая на арене?
– А зачем мне это знать?
– Правда – зачем? – ухмыльнулся Уонг. – Просто интересно. Если смог его победить – ты очень опасный человек. Очень. Кстати, он тебя разыскивает.
– Я разве говорил, что слаб и не умею сражаться? А разыскивает – зачем? Хочет продолжить?
– Нет. Ты выиграл, и он должен тебе. Хочет расплатиться. Как? Выкуп, например. Можешь потребовать с него денег. Или меч. Или службу.
– Службу? Хм-м… интересно. А что – пусть послужит… если такой крутой парень. Ну что, куда идти, чтобы полетать? Где этот чертов дракон?
Семенов перевел дыхание. Перед глазами плыло, в ушах звенело. Сколько он ждал ЭТОГО! Кажется – всю свою жизнь! Наконец-то! Пусть так, пусть не по своей воле – но она теперь принадлежит ему!
Хороша, сучка! Рабыня! Ох, хороша! Жаль, что нельзя использовать по полной – вдруг откусит? С этой бешеной суки станется! Не выбивать же ей зубы? Нет, уродовать рабыню ни к чему.
Ничего, привыкнет, покорится. Все бабы так – вначале воют, плачут, а потом влюбляются в насильника. Во всех фильмах про это говорится! На эту тему сотни порнофильмов! Баба – она только и мечтает о сильном самце! О таком, как он, Семенов!
О… какая жизнь его ожидает! Сколько возможностей, сколько… баб! Хоть сейчас – иди, выбирай из камер любую и дери ее во все дырки – как эту!
Но эта слаще всего. Женщина Конкина, этого козла вонючего! Когда трахаешь Настю, представляешь, что Конкин привязан в углу и смотрит, как он, Семенов, заставляет выть эту сучку!
Да воет-то не от боли, точно. Ей нравится! Точно – нравится! Иначе и быть не может, любой бабе нравится такой, как Семенов – командир крепости! Умнейший, хитрейший, сумевший обмануть всех!
Всех, всех обманул! И еще обманет! Погодите, вы еще увидите, кто такой Семенов!
– Вставай, чего разлеглась? – Семенов толкнул ногой съежившуюся на диване Настю, перепачканную кровью и спермой. Он насиловал ее три часа – с перерывами, – оторвавшись по полной за все, что накипело. Она считала его ничтожным, убогим, она назвала его прыщавым гнилым ублюдком! И кто теперь ублюдок? Кто?!
– Следующий раз почистишься как следует… иначе слизывать заставлю! Клизму сделаешь! – Семенов ухмыльнулся. – Рассказать, как это делается? Что, в твоей деревне все такие неумехи? Конкин не научил? Я научу, сучка! Да хватит ныть – ведь довольна, настоящий мужик тебя попользовал! Встала, говорю!
Она хлопнул Настю по испачканному семенем заду, и на белой коже отпечаталась пятерня. Поморщился – синяк будет. У этой суки синяки возникают, как по волшебству. Кстати, что-то крови многовато… надо отвести ее к лекарю. Сдохнет еще… нежная слишком! Принцесса, мать ее ети!
Настя встала, прикрыла лобок и груди руками. Семенов хохотнул:
– Чего прикрылась-то, как девственница? Ты теперь не девственница во всех дырках! Ха-ха-ха… Шагай к двери, на выход! Без вещей! Ха-ха-ха… рабыням не положено вещей! Голая ходи! Как положено! Ты теперь моя рабыня, моя сучка, и я буду тебя жарить, когда захочу! Пошла!
Семенов вдруг разъярился и пнул Настю в зад. Она покачнулась и едва не упала, а по стройной ноге пробежала капелька вишневой, густой жидкости, оставляя за собой красную дорожку.
«Дуры, ну какие дуры! – подумалось Насте сквозь красный туман, застилавший ее избитую голову. – Теперь вот так, как я! Дуры!»
«Дуры», о которых она вспомнила, сидели в камерах по двое и трое, как раньше сидели осужденные на пожизненное заключение, и задыхались в смраде нечистот. Организму не прикажешь, не скажешь: «Потерпи, канализация не работает!» Он действует так, как привык. И хуже того – из-за жары, из-за непривычной местной еды многих из узниц прошиб понос, и они не вылезали с горшка, что совсем не способствовало хорошему настроению.
Когда Семенов организовал свой заговор, поддержали его семьдесят процентов охранниц. Он обещал им золотые горы – свои дома, деньги, много мужчин (в том числе и рабов). Тем, кто был не согласен, не дали ничего сделать, не дали сообщить коменданту крепости о зреющем заговоре – просто дали по башке и спрятали в камерах. Но таких было мало. Слишком мало, чтобы как-то повлиять на ситуацию.
Теперь – и те, кто активно помогал Семенову и пришельцам, и те, кто был против, – сидели по камерам, голые, несчастные, изнасилованные как минимум по десятку раз каждая. Солдаты давно уже были без женщин, а тут – огромные, белые, экзотические! Ну как можно пройти мимо и не овладеть ими хотя бы разок?! Это добыча, награда за риск! Честная добыча!
Глупые суки думали, что кто-то собирается исполнять обещания, данные Семеновым, – напрасно! Женщина – никто! Почти рабыня! Кто исполняет обещания, данные рабыне?! Это все равно как пообещать табуретке, что отпустишь ее на волю! Вещь – она вещь и есть. Чего бы человек ни обещал вещи – это не имеет никакого значения. Вещь – она на то и вещь, чтобы ей пользоваться!
– Опять? Дорогой Василий, ты бы поосторожнее пользовался рабынями. Зачем портить товар?
Маг поднялся навстречу Семенову, доброжелательно кивнул, еще раз окинул взглядом Настю, едва стоявшую на ногах, поджав губы, покачал головой:
– Однажды я уже не смогу ее спасти. Прошлый раз ты ей все порвал, а сейчас… как вижу – еще хуже. Может, лучше продашь ее? А что, я дам тебе хорошие деньги! Шестьдесят золотых! Прямо сейчас! Посмотри – она при смерти, ее лихорадит. Девка после прошлого раза еще не успела оправиться, а ты ее снова изувечил! Это неправильно.
– Лечи давай! – Семенов скривился, другим взглядом осмотрел Настю, которую шатало из стороны в сторону. – Она заслужила! Это баба начальника, того, что сбежал вместе с женой вашего властителя, гнида редкостная, как и ее мужик! Командовала здесь… тварь!
– Жена начальника? – неприятно удивился маг. – А почему ты нам это не сказал?
– Ваше-то какое дело?! – взвился Семенов, щека его задергалась, выдавая бешеное напряжение. – Я теперь здесь начальник, а значит – это моя баба! Моя рабыня! И все остальные бабы – мои рабыни! И если я дал вам ими попользоваться – это не значит, что рабыни стали вашими! Здесь вы в гостях, и не вам указывать – что мне делать, а чего не делать! Лечи и заткни пасть!
Маг замер. Никто и никогда не разговаривал с ним в таком тоне. Маги всегда были элитой мира, даже если и подчинялись сильным мира сего. Какой бы ты властью ни обладал, но лечиться придешь к магу. А если тот не захочет тебя лечить? Если изобразит лечение, а сам, наоборот, сделает хуже? Убьет тебя? И ведь не докажешь, что это сделано нарочно!
Только глупец может ссориться с магом. С лекарем, который, возможно, тебе скоро, очень скоро понадобится. И вот какой-то там невоспитанный чужеземец, наглец, грубый мужлан, предатель своего народа позволяет себе ТАКОЕ?!
Руки мага заходили сами собой, выстраивая фигуру «амос», чтобы выпустить проклятие, но лекарь остановился, не закончив пасса. Строгое распоряжение Галаза – что бы ни сотворил этот придурок, ничего не делать против него. Он слишком ценен, чтобы так быстро дать ему укорот.
По-хорошему этому идиоту Василию давно следовало гнить в виде трупа за стеной замка, как и его товарищам, которых он предал. То, что он жив, – это не благодарность за предательство, это расчет. Кто-то ведь должен обучить солдат владеть оружием? Кто-то должен показать, как работают пулеметы, автоматы, пистолеты, преподать уроки тактики с новым оружием бойцам Синуа?
Впрочем, как оказалось, дело совсем не сложное. Снять информацию о владении оружием пришельцев из мозга Василия оказалось не так уж и сложно. А затем – несколько тренировок, и вот – готовые стрелки. Ну… почти готовые. Конечно, стрелять так, как это делает тот же Василий, они не могут. Но встретить врага пулеметными очередями – запросто!
Но тут еще один момент – никто не умеет управлять автомобилем. И никто не умеет варить металл электросваркой. А Василий умеет. И пока он не закончит оборудовать бронеавтомобиль, пока не сделает то, что задумано, – пусть живет. Скоро, очень скоро все встанет на свои места! Синуа – на троне, а те, кто им помогал, – рядом.
Главу гильдии магов – под топор! Чтобы не помогал врагу! Ну а во главе гильдии кто-то должен встать, и… понятно – кто!
– Хорошо. Твое дело! – смягчился маг, увидев перед мысленным взором себя – со знаком гильдии на плече, в темной, благородной одежде, с левой стороны от трона. Маг-советник! Хорошая карьера! Можно ради нее немного потерпеть ублюдка.
– Оставь ее, я сейчас ей займусь. Может, все-таки продашь ее нам? Заложница не помешает. Если комендант еще жив, нам бы не помешало иметь рычаг воздействия на него.
– Сдох небось, – равнодушно дернул плечом Семенов. – Я влепил ему пулю прямо в спину. И этой… жене Властителя тоже влепил! (Ты точно не жилец, подумал маг, стрелять в спину женщине из рода Властителей?! В любом случае ты покойник.) А от денег я не откажусь. Сколько ты сказал? Семьдесят золотых?
– Шестьдесят, – со сдерживаемой неприязнью уточнил маг. – И это очень много за искалеченную женщину с порванным задом. Если я ее не стану лечить – рабыня умрет от лихорадки. Скорее всего яд уже пошел в ее кровь. Видишь, как ее лихорадит? Она вся горит!
– Шестьдесят так шестьдесят, – снова пожал плечами Семенов. – Но сейчас!
Маг тоже пожал плечами, вышел в соседнюю комнату, которая когда-то была кабинетом начальника смены, вернулся с тяжелым мешочком. Бросил его на стол:
– Здесь половина. Если не сумею ее спасти – задаток останется тебе. Сумею – после того, как закончим наше дело, я верну тебе оставшуюся половину.
– Э! Э! Так не пойдет! Ты меня что, надуть пытаешься?! Все давай деньги! – Семенов от возмущения стал даже заикаться. – Знаю я вас, черножопых! Так и смотрите, как бы белого обмануть! Деньги или девку назад!
– Забери! – Маг подтолкнул Настю к Семенову, и она буквально рухнула на него, потеряв сознание. – Она все равно скоро помрет. А ты не получишь тогда ничего. Забирай, забирай!
– А лечить?! Ты же должен лечить!
– Кому я должен? – Маг дернул щекой, и руки его снова забегали, будто ловя в воздухе невидимую муху. – Плати! Твоя рабыня – ты плати за лечение! Оно стоит двадцать золотых! Ты что, думал, тебе здесь все бесплатно? Мои услуги стоят денег! Я двадцать лет изучал медицину, сдавал экзамены в гильдии, а еще покупал снадобье, которое должен влить ей в глотку! Тратил деньги и силы! Так что забирай эту дохлятину и проваливай! Тебя господин Галаз искал, желает с тобой поговорить. Ну что смотришь, чужеземец? Убирай свою шлюху, пока она мне весь пол кровью и дерьмом не закапала! Все! Разговор окончен! И да, кстати, если тебя ранят – готовь еще двадцать золотых. Бесплатно лечить не буду. Если только за тебя господин Галаз не заплатит!
– Да ладно, ладно – чего ты кипятишься? – Семенов растерянно похлопал глазами, шагнул, взял со стола мешочек с золотыми. – Отдашь, когда сможешь! Забирай! Чисто из дружеских к тебе чувств!
Прапорщик вышел из комнаты, притворив за собой дверь, а маг все стоял, смотрел вслед, сжимая и разжимая кулаки. Очень, очень хотелось устроить негодяю какую-нибудь пакость! Жаль, что пока нельзя!
– Что, невтерпеж проклясть? – Голос Галаза был мягким, смотрел он пристально, с усмешкой. – Когда все закончится, я отдам его тебе. Сделаешь с ним все, что захочешь. Пусть только обучит управлять железной колесницей. С оружием он уже помог.
– А так ли нам нужна его колесница? Он говорил, что управлять этой штукой просто, а вот исправить поломки – практически невозможно. И зачем она нам?
– Неужели ты не понимаешь – зачем? – Галаз недоверчиво покачал головой. – Это чужая магия! Это то, чего боятся все! И то, что сделал один человек, всегда сможет повторить другой! Я верю в это! Ты посмотри на идиота Василия – если уж такой придурок может управляться с чужеземными механизмами, неужели мы не найдем тех, кто сможет ими управлять не хуже? Кстати, в лагере Властителя находятся заключенные, и, со слов Василия, не менее умелые, чем он сам! Нам нужно только лишь захватить лагерь! И тогда все будет замечательно. Кстати, тот же бывший командир крепости – он и поможет нам! Он гораздо более разумен, чем этот предатель! Давай-ка, вылечи девку. Ты правильно сделал, что ее выкупил. Спрячем – предложим Конкину работать на нас. Куда он денется? Его женщина в заложниках. А по имеющейся информации, он ее очень любил. Очень!
– Когда пойдем на вылазку?
– Как только закончат обшивать колесницу железом. Дольше тянуть нельзя. Подкрепления не будет, уверен. Кстати, ты не забыл про девушку? Она еще не умерла?
– Жива, – маг усмехнулся, – женщины живучи. Да и не так уж она и плоха, как я наговорил этому придурку. Избита – да. Жестоко изнасилована – да. Но вряд ли имеются серьезные повреждения внутренних органов – проникающих ранений нет. Ну… за исключением естественных отверстий! Хе-хе-хе…
Маг наклонился, с натугой поднял девушку, положил ее на стол так, что голова оказалась на столешнице, а ноги и руки свесились к полу. Девушка тяжело и прерывисто дышала, глаза ее были закрыты. Под тазом тут же стала набираться лужица крови, и маг недовольно поморщился:
– Похоже, что я погорячился. Ей довольно сильно досталось. Сейчас!
Маг выскочил в соседнюю комнату, шагая широкими, быстрыми шагами, вернулся через полминуты, держа в руке глиняный кувшинчик. Открыл его, влил в рот больной несколько капель – строго отмеренное количество, – заткнул кувшинчик и заводил руками, выписывая странные, причудливые фигуры. Затем запел или, скорее, завыл, модулируя высоту звуков и не переставая водить руками.
Через несколько секунд после того, как маг начал завывать, руки его стали светиться голубым светом, довольно-таки ярким в неосвещенной комнате. Солнце уже склонилось к закату, и тень стены, окружающей тюрьму, легла на окна кабинета начальника смены.
В воздухе запахло чем-то острым, странным, на металлических деталях стола, на ручке двери, на вешалке, пристроенной в углу, заплясали голубые шарики наподобие шаровых молний.
Галаз поморщился и на всякий случай отошел подальше. Он не любил магию и не доверял колдовству, хотя и признавал, что без нее никак не обойтись. Магия – это способ продлить свою жизнь тем, кто может себе это позволить. То есть таким, как он, Галаз. Тем, кто может заплатить.
Девушка вскрикнула, задергалась, затем обмякла. Теперь она дышала ровно, кожа ее стала розовой, кровотечение прекратилось, и на коже медленно, но верно стали исчезать кровоподтеки, царапины, следы укусов и щипков.
Прошло около двадцати минут, и о полученных повреждениях напоминала теперь лишь засохшая струйка крови на бедре да маленькая лужица, подсыхающая, густая, красная, как вишневое варенье.
– Готово! – удовлетворенно кивнул маг и устало облокотился на угол стола. – Да, на самом деле ей досталось. Маньяк какой-то! Он ей все порвал, и спереди, и сзади! Еще бы с полчаса – и конец! Ему самому надо было в тюрьме сидеть! Кстати, тебе не кажется, что надзиратели, которые охраняют преступников, со временем сами становятся преступниками? Напитываются от них злом?
– О чем ты говоришь?! – досадливо поморщился Галаз. – Отведи ее в камеру, и пусть сидит, ждет! В отдельную камеру! А то еще придушат соратницы. Да и наши придурки затрахают – спрячь ее.
– Воды нужно. Еды – она сейчас будет восстанавливать силы. А хороша девка-то, а? Хорошая рабыня!
– После того как он все ей порвал – хорошая?! Толку-то от нее!
– Я вылечил. Потому и устал. Восстановится, ничего. Девка молодая, крепкая. Но хороша, да! С удовольствием возлягу с ней, когда все закончится.
– А не великовата? – Галаз ухмыльнулся и оценивающе посмотрел на Настю, начавшую подавать признаки жизни. – Хотя… да, хороша! И экзотика! Предлагаю за нее сто золотых. Соглашайся, тебе-то обошлась в тридцать!
– Шестьдесят, – ухмыльнулся маг, – просто тридцать потом.
– Тридцать! Все равно ты ему не отдашь. Да и эти, что отдал, заберешь! Или я тебя не знаю, – широко улыбнулся Галаз Синуа, и оба мужчины радостно расхохотались.
* * *
– Хватит ныть! За что боролись, на то и напоролись, глупые суки! – Лариса Дроздова презрительно сплюнула на пол, с ненавистью глядя на «соперницу», завывающую в голос, лежа на кровати. – Кто вас просил поддерживать этих чурбанов?! Против своих! Вот и получила! Сколько получила, Анечка? Десять? Пятнадцать? Киска не болит? А попка? У-у-у-у… суки! Так вам и надо! Твари!
Анька зарыдала еще громче, и Раиса Федорова укоризненно покачала головой:
– Лар, хватит, а? И так тошно! Кто знал, что эти чурбаны такие брехливые твари? Сама знаешь – мы, бабы, готовы прислониться к тем, кто сильнее, кто поманит да пообещает. Такова наша женская доля. Не всем быть такими сильными, как ты… Лучше давай подумаем, как жить дальше!
– Как? Раздвигай ноги пошире или рачком становись – как еще-то?! А! Еще и облизывай послаще! Ты чо, Райка, дура?! Нас теперь будут использовать во все щели, каждый день, и не один раз! Хотя Аньке, может, и нравится – она любит по чужим мужикам скакать! Что, Анечка, тебе какой понравился, второй или пятнадцатый? А может, первый? Типа – первая любовь! Как вдул, достал до самого сердца, ты и задергалась, да?
– Ну хватит! – Раиса нависла над Ларисой, как линкор нависает над эсминцем. – Заткнись! Никто не думал, что так выйдет! Нам какая разница, с кем до́говор подписывать?! Откуда знали, что они все такие, эти чурбаны! Я вот что предлагаю – как придут к нам… любовнички, притвориться, что уже в отключке, а потом взять и вышибить им мозги!
Раиса махнула в воздухе кулаком так, что воздух загудел, и Лариса присмирела:
– Эй, эй – так бы ты чурбанов била, когда они по Конкину стрелять начали! А ты что? Стояла и смотрела? Ну да, да – кто ж знал! Идиотки…
– Они меня тогда вы-ы-ылечили… – простонала Анька и потерла живот. – У меня болит живот! У меня, наверное, детей теперь не будет после них!
– Наоборот – молись, чтоб не залетела, дура! – скривилась Лариса. – И чтоб болезнь какую-нибудь не подцепить! Кто знает, какие у них тут болезни?! Сгнием, как прокаженные! Или как сифилитички! Детей у нее не будет! Не о том думаешь! Ты рабыня, слышала?! Думаешь, почему голая лежишь? Обычай у них такой – все рабыни ходят только голые! Мол, одежда – это для свободных! А рабыня – это товар, и товар надо показывать, хвалиться! А еще – очень удобно, быстренько поставил тебя к стенке, да и вдул по самое не хочу! И одежда не мешает! Гостям предложил, соседу, другу! Чуешь, чем пахнет?!
– Чую, – недовольно фыркнула Раиса, – из параши несет так, что дышать нечем. Так что скажешь-то? Насчет восстания?
– Восстание… – тоже фыркнула Лариса, – с кем восставать? С этой пришмандовкой?! – Она кивнула на рыдающую Аньку. – Ну вот сумели мы прибить одного-двух чурбанов, а дальше что? Дальше? Вышли в коридор! А там их пятьсот! Пятьсот, понимаешь?! Или больше… Перебьют нас, как глухарей на току!
– Лар, я лучше сдохну, – мрачно заявила Раиса, потирая отвисшую большую грудь. – Но подставлять свой зад… На старости лет заделаться шлюхой для чурбанов – это не по мне. Ты как хочешь, а я придушу гада, и будь что будет! В конце концов, мы же русские бабы, что, с какими-то недомерками не сладим?! У них и большого-то – только хрены! Да и то до наших мужиков не дотягивают!
– Еще как дотягивают, – скривилась Лариска и осторожно коснулась низа живота, – твари мерзкие! Болит все! Ладно, я тоже согласна. Помирать – так с музыкой! Эй, пришмандовка, ты с нами? Или тебе больше нравится рачком, да чтобы мужиков побольше?
– Я не смогу! Не смогу! Я не умею! Я боюсь! – захныкала Анька, и Лариса пренебрежительно усмехнулась:
– Другого не ожидала. В общем – мочим тех, кто придет, берем оружие, захватываем другие камеры, освобождаем девчонок. Потом ловим по одному чурбанов, валим и засовываем их члены им в рот! Отрезанные!
– Хорошая программа! – кивнула Раиса и слегка улыбнулась. – В самом деле, Лар, ты вспомни – наши Брестскую крепость держали, Ленинград не сдали, а тут… недомерки какие-то! Мы же боевые бабы! Мы им покажем кузькину мать!
– В общем – ждем, когда придут. Не спешим, ждем момента. По сколько они обычно приходят, помнишь?
– Трое-четверо. Здесь же тесно.
– Если больше – отменяем. Не сладим. Они хоть и коротышки, но все-таки мужики, не забывай!
«Гости» пришли вечером, когда на улице стало смеркаться. Загромыхали засовы, радостные, возбужденные солдаты вошли в камеру, и один из них нес в руке масляный фонарь, резко пахнущий сладковатой копотью и чем-то пряным, будто в масло специально добавляли ароматическое вещество.
Их было пятеро – здоровые, молодые мужчины, стосковавшиеся по женскому телу. Обычные солдаты – не хуже и не лучше других. Отстояли на посту, честно послужили и были награждены «билетом» на поход в «публичный дом», где их ждут вкусные, сочные белокожие шлюхи!
Хорошая еда – и вовремя, немного вина, необременительная служба и пара сладких шлюх – что еще нужно солдату для счастья? О таком можно только мечтать, когда стоишь в чистом поле, держа в руке тяжелое копье, и ждешь, когда на тебя накатится первый ряд тяжелых, закованных в броню всадников.
Редкий латник выйдет из битвы, не получив ни одной раны. Век латника недолог, потому контракты обычно составляют максимум на три года.
Но тут есть и свои плюсы в службе пехотинца – всадники не грабят города. Попробуй-ка, погарцуй по улицам города на боевом коне! Быстро получишь стрелу в глаз! Всадники – это оружие для уничтожения пехоты, не более того. Чтобы рассеять тех, кто на самом деле захватывает города.
Чтобы захватить город, нужны латники – легкие ли, тяжелые, но латники, пехотинцы, «мясо» армии, ее костяк. И когда выжившие пехотинцы врываются в город – вот тут уже держись, жители, прячьте своих жен и дочерей, закапывайте сокровища! Только все равно это бесполезно – найдем, отнимем, трахнем!
А тут – раздолье! Покорные белокожие великанши, так отличающиеся от местных – смуглых, потрепанных жизнью «красоток».
Как эти белокожие стонут! Как плачут, прогибаясь под толчками впившихся в них солдат! Это вам не бесчувственные шлюхи, пахнущие селедкой и вином, это домашние бабы, сладкие, чистые… пока чистые. И тот, кто успеет насладиться ими сейчас – не затасканными, не изувеченными грубым обращением клиентов, – будет вспоминать об этом событии всю свою жизнь!
Первый шагнул к Аньке, отвернувшейся к стене и сжавшейся в клубочек. Ее белая, упругая задница, которая торчала в проходе между кроватями, так и напрашивалась на грех. Сунув автомат, меч, кинжал и шлем парню, шедшему последним, первый на ходу отстегнул гульфик, достал возбужденный член и, грубо схватив взвизгнувшую Аньку за бедра, с рычанием погрузил в нее до самого основания.
Второй проделал ту же самую операцию, разоружившись на руки позади идущим и придав Ларисе нужное положение, пристроился сзади, не обращая внимания на вырвавшийся стон, на ненавидящий взгляд, на то, что происходит с ним рядом. Он весь погрузился в процесс, наслаждаясь горячей плотью, пахнущей сексом и страхом.
Хорошо! Сладко! Это ли не жизнь!
Раисой занялись сразу двое. Огромную, возвышающуюся над аборигенами женщину нагнули, один встал сзади, другой спереди, и начали насиловать ее синхронно, переговариваясь, хохоча и отпуская шутки.
Пятому, нагруженному по самую шею, оставалось лишь ждать своей очереди, жадно вглядываясь в человеческий муравейник, в который вдруг превратилась маленькая, похожая на пенал камера.
Подумав, автоматы он составил в угол, туда же отправил мечи, кинжалы – в том числе и свои, а потом, не выдержав, спустил штаны и начал удовлетворяться сам, не в силах сдержать подкатывающую к паху похоть. Веселье было в полном разгаре!
Когда истошно, страшно закричал один из бойцов, вначале никто не понял – почему он так вопит. Испытал такой оргазм, что не смог сдержать чувств? Но когда Раиса выпрямилась и выплюнула изо рта окровавленный кусок мяса прямо в лицо солдату, насиловавшему ее сзади, тот застыл, вытаращив глаза, не в силах поверить происшедшему. И эта заминка стоила ему жизни.
Раиса бросилась вперед, как атакующий слон, а весила она около ста килограммов при росте сто восемьдесят пять сантиметров. И не все из этого веса было жиром.
Страшен человек, которому нечего терять. И еще страшнее женщина, впавшая в боевое безумие, когда она не чувствует боли, не ощущает ударов и одержима лишь одной мыслью – убить насильника, убить того, кто покусился на ее честь!
Раиса сломала шею противника, как тростинку, схватив его за глотку могучими ручищами.
К чести солдата, в последний момент он все-таки успел выйти из ступора и нанес мощный встречный удар налетевшей фурии… чтобы тот увяз в огромной левой груди, как в тесте, и которого Раиса совершенно не ощутила.
Лариса, когда завопил солдат с откушенным членом, тут же обернулась к насильнику, закатившему глаза в пароксизме страсти во время оргазма, и с силой вонзила ему в глаз два тонких девичьих пальца, сработавших не хуже ножа или вилки. Глаз лопнул, выбросив брызги липкой прозрачной жидкости, окрашенной красным, и эрекция насильника тут же пропала, чтобы больше уже не вернуться никогда. До самой смерти. Скорой смерти.
Тот, кто стоял со спущенными штанами и мастурбировал, ожидая своей очереди на секс, прыгнул к оружию, составленному в углу, но, запутавшись в штанинах, рухнул, завывая от ужаса, протягивая руки к спасительным мечам и кинжалам. Раиса пробежала по нему, наступив по дороге на шею и едва ее не сломав.