Впрочем, это все не более чем теория заговора. Подобной же выдуманной теорией сейчас Дмитрию казался весь Книжный Дозор, но то была совсем другая песня.
Хотя Дрееру была предоставлена относительная свобода в рамках задания, а дело было на личном контроле Дункеля, Стригаль формально оставался главным. Яров должен был обеспечить лишь техномагическую помощь.
Прямых контактов с Прагой на этот раз, однако, у Дмитрия почему-то не имелось никаких. Мобильных номеров Дункеля или Стригаля никто ему не давал. Не к кому было бы и воззвать через Сумрак. Оставался только стандартный номер горячей линии в Бюро. Называешь свой код – и тебя соединяют. Причем не с кем просишь, а с кем надо. Работа телефонных операторов Бюро – еще одна загадка. Дмитрий, по крайней мере, ни разу ни одного из них вживую не видел, Майлгун признавался, что и он тоже. Однако эти бойцы невидимого фронта связи работали на совесть, и у Дмитрия уже давно появилась гипотеза, что там держат исключительно прорицателей.
Дреер позвонил, как только прибыл в Москву.
Еще готовясь к немедленному вылету из Праги, он успел заказать и получить стопку книг по детскому аутизму. Книги проштудировал в самолете, пользуясь заклинанием скорочтения. Проглядывая страницы через Сумрак, узнал много такого, о чем умолчали сами авторы.
Составив поверхностное представление, осознал главное – что насчет иного кандидата Совиная Голова задал очень правильный вопрос. И похоже, отнюдь не риторический.
Через две секунды после того, как словесник назвал личный код, в трубке послышался ровный голос Стригаля:
– Я слушаю.
– Мне нужен ассистент, – сообщил Дреер. – На примете уже есть.
Дмитрий ожидал: Стригаль просто запретит. Или по крайней мере станет возражать. Но бывший глава Надзора, выслушав цепочку аргументов (этот телефонный монолог Дмитрий даже отрепетировал в кабинке туалета в аэропорту, опустив вокруг полог тишины), неожиданно сказал:
– Хорошо, действуйте. Под свою ответственность.
– На Трибунале ей зачтется? – совершенно обнаглев, спросил Дреер, обернув это в интонации осторожного сомнения. – Если все пройдет как надо?
– Не повредит. Память сотрете.
Стригаль отключился. Дмитрий почувствовал себя гадко. Идея казалась вначале такой хорошей.
Были нормы привлечения людей. Были нормы привлечения Иных. И были нормы для приговоренных Трибуналом.
В столичном офисе Бюро на каждого, имеющего судимость, велось скрупулезное досье. Узнать оттуда, где именно работает и живет Анна, не составляло труда. А московский номер Анна оставила Дрееру еще в школе.
Он позвонил ей сразу после короткого диалога со Стригалем и назначил встречу в ближайшем книжном магазине.
Почему выбрал именно это место, Дмитрий до конца сам не понимал. Но его как провинциального жителя очаровывали громадные книжные маркеты больших городов, с пирамидами новинок, укромными уголками и креслами, где можно было спокойно посидеть и пошелестеть страницами. Правда, в последнее время Дреер заметил, что книги в таких дворцах все более вытесняют другие товары – от сувениров и конфет до принадлежностей для рукоделия.
В этом магазине имелось кафе, и Дмитрий занял место у высокого окна, положив перед собой книгу Монтессори, которую отыскал на полках. На русском языке итальянский педагог издавалась крайне редко, и пренебрегать не стоило. Когда-то давно, еще, кажется, обучаясь на курсах, Дмитрий ввел слово «Монтессори» во внутреннюю поисковую систему инквизиторской базы данных. Без всякого умысла, просто это было единственное иностранное имя из своей области, которое вспомнил. Оказалось, Мария Монтессори была выявлена как потенциальная Светлая еще в начале двадцатого века, но инициацию отвергла. Рядом с именем еще стоял гриф с особым уровнем доступа, какого у Дреера не было. Но биография осталась незасекреченной. Монтессори так и прожила всю жизнь с чистой аурой.
Хм, чистой… Не запятнанной в том числе и Светом. Стоило ли, интересно, завидовать? Если бы сейчас Дмитрий мог что-то посоветовать себе в двадцать семь лет, когда был выявлен сам, – что бы он сделал?… Остался бы человеком и устроился на полставки в обычную школу? Пошел бы воспитателем в интернат или детский дом?
Время от времени словесник наблюдал за тем, что происходит вокруг. Посетителей было немного. И с книгой еще сидел, кажется, всего один человек. Остальные уткнулись в планшеты или телефоны. Что вы тут делаете, люди, хотел бы их всех спросить Дмитрий, но, понятное дело, удержался.
Потом он вспомнил о Книжном Дозоре. На какой вопрос он сам себе не мог ответить, так это верит ли в предположение Дункеля. Книжные дети вполне могли быть причастны к появлению мальчика в Рязани. Хотя на территории России они не действовали, сами говорили, иначе нашли бы Дмитрия еще здесь.
Напрямую спросить было нельзя.
Анна появилась довольно быстро. Дреер не сразу позволил ей отыскать его в зале, потратив эти секунды на то, чтобы лишний раз полюбоваться на ладную фигурку девушки. Мысленно назвать себя бесстыжей мордой теперь не пришло ему в голову.
– Здравствуйте. – Анна подошла и взглянула сверху вниз.
– Я тебя нанимаю, – без предисловий начал словесник, как только Анна села напротив. – Не за деньги. Хотя Инквизиция заплатит золотом.
– Настоящим? – улыбнулась девушка.
– Можно даже монетами старинной чеканки. Машину сможешь купить. Недорогую.
– Ой, я давно хочу!
Дмитрий только сейчас заметил, как сильно изменился ее голос за эти годы. Раньше он был резковатым, с писклявыми нотками, но для девочек-подростков это нормально. А теперь голос стал ниже и женственнее.
– …Но если и правда монеты старинные, то оставлю на память.
Возник официант, словно вылез из книжки, поставил перед Анной чашку кофе и пропал – Дреер сейчас мог позволить себе такие фокусы. Затем словесник опустил охранную сферу.
– Главной наградой может быть повторное решение Трибунала уже в твою пользу. Личная заслуга перед Инквизицией стоит дорого.
– В чем же будет моя услуга?
– Ты же дефектолог? С аутистами работала?
– Ну да… И сейчас у меня есть двое.
– А у меня один. Прокатишься со мной в одну больничку. Поможешь довезти мальчика с таким диагнозом сначала к нам в школу, потом в Прагу, потом в Черногорию. Будешь моим официальным ассистентом. Устраивает?
Дреер ожидал еще немножко восторга, как после золотых монет. Досье говорило, что после слушания девушка за границу ни разу еще не выезжала.
– Иной? – вместо этого спросила Анна.
– Иной. Но все, что касается этого, я беру на себя. Твоя задача – подстраховать меня на педагогическом фронте.
– Хорошо, я попробую. Только с работами как же?… Я недавно из отпуска.
– Это мы устроим. Забыла уже? Еще и премию тебе выбьем. Внеочередную. – Дмитрий подмигнул. – Есть, правда, целых два «но».
Голубева ничего не сказала, только посмотрела вопросительно.
– Когда все закончится, я обработаю тебе память. Сотру все воспоминания об этом деле. Даже гонорар будет выглядеть для тебя как неожиданное наследство от бабушки.
– У меня нет бабушки.
– Значит, от прадеда-белоэмигранта из Японии.
Анна скривилась.
– Память об Иных тебе оставили, но все, что относится к делам Инквизиции, должно быть убрано. Даже вот эти наши посиделки я сотру. Ты последний раз видела меня в школе. А на Трибунал попадет мой отчет. Заседание все равно будет закрытым, без тебя. И тут есть второе «но».
– Какое?
– До заседания ты обязана оставаться человеком.
– Это звучит гордо. – Анна даже подняла чашку с кофе, как будто сказала тост.
– …И значит, никто не имеет права тебя инициировать. У тебя печать стоит, помнишь?
– Нет, – девушка покачала головой, – я же ее не чувствую.
– А я вижу. Даже сейчас. На груди, чуть выше сердца.
Анна покраснела. Дмитрий тоже смутился, словно откровенно заглянул в декольте.
– Ты не сможешь войти в Сумрак. Можно втащить тебя туда насильно, но как человек ты протянешь там считаные минуты. Иначе смерть. Ты должна это помнить.
– Я запомню.
– А сейчас подумай о своем начальстве. Просто подумай, представь портреты в деталях, а вот здесь напиши имена. – Дмитрий пододвинул блокнот.
Анна не стала спрашивать, зачем ей думать и представлять в деталях. Она не забыла про мыслеобразы, хотя уже давно сама не могла их считывать.
– Прямо сейчас мы едем к тебе на работу… кстати, на какую из двух? Впрочем, не важно. Я тебя, так сказать, забираю из детского сада. Потом на вторую твою работу. Дальше я выезжаю к нам в интернат, а ты должна быть там завтра. Все поняла?
Девушка кивнула. Дреер встал, чтобы положить обратно на полку взятую книгу.
* * *
– …Кейс, – прервал мгновенно пролетевшие воспоминания Дмитрия голос Ярова.
Шеф Надзора раскрыл на столе знакомый потертый чемоданчик и развернул к Дрееру.
– Я кое-что добавил в комплектацию. Вот этот оберег для барышни, пусть на шее все время носит, пока не вернетесь. А это на всякий случай для нее вооружение – тазер.
Дмитрий и сам ни разу не держал в руках этот похожий на фантастический бластер прибор, выпускающий стрелки на тонких проводках, по которым давался разряд тока. Дистанционный электрошокер, полицейская штуковина, известная еще во времена детства словесника.
– Иногда бывает очень полезно. Для тебя все остальное. Будем надеяться, что не понадобится. Но все-таки… к психам едете. Хотя по охране я там консультировал.
Только сейчас, а не в допросном кабинете глубоко под землей, Дмитрий понял, как же отстал за последние годы. Наверное, даже Толик Клюшкин знал о современных Иных больше своего бывшего надзирателя.
Жизнь ушла вперед. Похоже, на всех слоях Сумрака.
С ключами от машины и кейсом Дмитрий спустился в холл по главной лестнице. Анна ждала его внизу, сидя на диване. Час назад он снова встретил ее на опушке леса и провел на территорию, а затем отправился на последний инструктаж к Ярову.
Анне явно было интересно посмотреть на новых воспитанников интерната, у которых за эти годы даже сменился фасон школьной формы. Но шли занятия, и холл пустовал. Лишь сидели двое вахтенных, Светлый Морковин из Гусь-Хрустального и питерский Темный Жданов. Они с любопытством разглядывали девушку и явно не раз проверяли ауру. Распознать неинициированную Иную у них способностей вполне хватало, а вот увидеть печать, как Дреер, – нет. Анна тоже изучала их, поглядывая искоса, но ни одна из сторон не решалась первой вступить в контакт. Вахтенные – потому что на их глазах посетительницу привел Инквизитор из Школьного Надзора. Голубева – потому что не получала никаких инструкций от того же Инквизитора и явно не хотела сделать что-то не так.
Идея установить вахты принадлежала, как ни странно, тоже Ярову. Тот не был педагогом ни по образованию, ни по призванию, но Дреер не раз убеждался, что в детях и подростках шеф понимает больше него. В частности, Яров осознавал, что отобрать у всей школы возможность хотя бы понемножку колдовать – это все равно что заставить детей вне классов ходить в наручниках. А кроме того, главная педагогическая цель интерната такими мерами никак не достигалась. Тогда он придумал множество трюков для приложения энергии с одновременным воспитанием ответственности, и вахты были одним из них. Каждый должен был по очереди один день и одну ночь отсидеть на охране школы в паре с Иным другой масти. Обоим выдавались настоящие боевые жезлы, заряженные кратковременным «фризом». Кроме того, с дежурных снимались все магические блоки.
Вахтенные следили за порядком и даже тем, как пришедшие вытирают ноги.
Случаев, когда хоть кто-то применил жезл, еще не бывало.
Дмитрий расписался в журнале у блюстителей, кивнул Анне, и вдвоем они вышли на крыльцо. Мальчишки есть мальчишки, и надзиратель физически ощутил, как те с удвоенной энергией сканируют его вместе с девушкой. Наверняка и линии вероятности прощупывают, пинкертоны. Они даже пытались неумело скрывать свои манипуляции, забывая, что в Сумраке почти все оставляет след, будто круги на воде.
Через пять минут они с Анной выехали за границу действия всех школьных чар, а еще через несколько были уже на трассе.
Девушка явно не привыкла путешествовать на таких машинах, как яровский джип, и Дреер, если честно, тоже.
Не зная точно, Дмитрий подозревал, что Яров пришел в Инквизицию из Дневного Дозора. А его принадлежность к Тьме, как и у Стригаля, определялась скорее какими-то моральными вещами, убеждениями из серии «что такое хорошо и что такое плохо», чем преследованием сугубо личных интересов. Инквизиция это лишь усилила. За редким исключением все сотрудники Бюро частную жизнь вели скромную. Только у некоторых бывших Темных оставалась рудиментарная тяга пожить красиво, а ведь жалованье вполне позволяло. Но у непосредственного начальника подобных устремлений Дмитрий никогда не замечал, разве что слабость к редким и весьма недешевым сортам кофе. Но вот что касается дела – Инквизиторы не отказывали себе ни в чем. Ни в провешивании порталов через два континента, что заштатному Дозору обошлось бы в годовой лимит на волшебство, ни в покупке супердорогой техники и недвижимости, если требовалось. Дреер полагал, что и самый богатый местный олигарх, лесодобытчик Симонов, такого автомобиля не имел. Зато, оборудуя машину, Яров был предельно функционален. Никаких излишеств. Он даже накидывал на нее специальный полог, и та воспринималась обычными людьми как простая «нива».
На территории школы этот полог не действовал, и Анна увидела машину как есть.
С полчаса они ехали молча. Анна не решалась заговорить первой, а Дреер разбирался в себе. Он наконец-то мысленно признал перед зеркалом заднего вида, что девушка нужна ему не столько как ассистент – с игрушками Ярова дело представлялось не особенно и сложным, – сколько просто как кто-то близкий рядом. По-настоящему близких у него ни здесь, в школе, ни в Бюро не осталось.
Дорогу указывал артефакт, умело замаскированный под навигатор и даже упрятанный в аутентичный корпус.
Анна любовалась окрестностями. Осень уже тронула кистью поля и перелески, но сделала это мягко, как будто до конца не определившись с художественным замыслом. Солнце еще грело, как полагается бабьим летом, и девушка надела только легкую курточку. С собой она взяла одну небольшую кожаную сумку. Дреер по старой привычке личного багажа вообще не имел.
– Так, говоришь, с аутистами уже работать приходилось? – наконец завел разговор словесник. Мимолетно вспомнил Шагрона: тот всегда, будучи за рулем, отпускал первую реплику.
– Угу, – ответила девушка, глядя в окно.
– И какие они были?
– Все разные. Двух одинаковых нет. Даже диагноза такого, можно сказать, почти не бывает.
– А что тогда?
– Расстройства аутистического спектра.
– Целый спектр! У них тоже есть оттенки? – брякнул Дреер, запоздало подумав, что шутит неудачно.
Анна сдвинула рукав курточки и показала левое предплечье с какими-то отметинами. Дмитрий вгляделся пристальнее, а когда понял, что видит, то слегка вывернул руль. Машина вильнула на дороге, пустынной в оба конца.
На предплечье Анны красовалось нечеткое полукружие зубных отметин.
– Один из твоих?…
– Угу. У них с кем-то контакт есть, а с кем-то нет, как ни старайся.
– Да, с сумасшедшими надо быть осторожнее…
– Они не сумасшедшие!
– Ну, душевнобольные…
– И не душевнобольные. Они как Иные… в каком-то смысле. По-другому организованные. Только их все-таки считают людьми. И они себя считают людьми, если могут кем-то считать.
– Я почитал немного, пока летел. Что у них общего? Каждый как будто вещь в себе, так получается? Потому они как Иные, ты это имеешь в виду? Видят какой-то свой мир, недоступный людям?
– Это шизофреники видят свой мир. Которого нет на самом деле… Они потому и отличаются от Иных, что наш Сумрак все же существует.
– Реальность, данная нам в ощущениях, – многозначительно процитировал словесник.
– В том-то и дело, – серьезно ответила Анна. – Аутисты не другую реальность видят, а нашу по-другому. У них как будто настройки другие. Кто-то спокойный голос воспринимает как дикий крик, кто-то легкое прикосновение – как удар. Кто-то не может выделить обращенную речь из многих других звуков. Потому он как бы заперт внутри себя, а коммуникация всегда нарушена. Но во всем остальном они могут быть абсолютно сохранны, даже талантливы.
– Одно хорошо, это не передается через укус.
– Да уж! – Анна посмотрела куда-то далеко в пространство, и Дмитрий без всякого чтения мыслей понял, что девушка вспоминает о «мертвых поэтах».
Надо бы вспомнить лечебную магию, там вроде бы что-то было про снятие шрамов до полного исчезновения. Хотя эти отпечатки детских зубок и так скоро сойдут.
Псевдонавигатор показывал, что до точки назначения еще как минимум часа полтора езды. Отдельным удивлением Дреера, когда ему раскрыли местонахождение «специального» интерната, было то, что тот расположился не слишком уж далеко от родного дрееровского, где Договор все нарушали, будучи в здравом уме.
В будний день машин на узкой трассе попадалось мало. Изредка навстречу вылезал пыхтящий трактор, за которым как по волшебству тут же выстраивалась очередь легковых нетерпеливых иномарок. Они быстро пропускали машину с Дреером и Анной, чтобы начать обгонять медлительного селянина по освободившейся полосе, невзирая на то, сплошная там была или прерывистая. Иногда машину Инквизиторов обгонял фургон, несущийся на скорости хорошего экспресса. Один раз обогнал черный пассажирский автобус с красной надписью «Фартовый» на лоснящемся боку.
Дмитрий не медлил и не торопился. Время было расчетное.
Они проезжали деревеньки, надвое разрезанные дорогой, где могучие березы или дубы на въезде и выезде сплетали ветви над машиной, как своды ворот. То справа, то слева встречались и небольшие городки. Анна больше смотрела в окно, отвернувшись.
Всего один раз они подзастряли: впереди оказались железнодорожные пути, шлагбаум закрыт, а перед ним – вереница чадящих выхлопами странников. Чуть в стороне дымило какое-то древнее производство, похожее на ожившую иллюстрацию к модному стимпанковскому роману. Дреер, так вышло, пристроился в хвост чумазому грузовику, и струя выхлопных газов почти доставала до лобового стекла.
Дмитрий впервые потер кристаллик с мыслеобразом на связке ключей, выданных ему Яровым. Пришло почти интуитивное знание, где и зачем вмонтированы различные артефакты. В частности, про тайничок под приборной доской. Дреер немедленно запустил туда руку.
– Закрой глаза, – велел Анне, а потом одновременно коснулся нужной кнопочки и мягко дал газ.
Салон заполнил холод. Обивка и приборная панель словно разом выцвели от времени.
– Сумрак, – прошептала девушка, улыбаясь.
Она не принадлежала этой среде, о чем сигналила оранжевая клякса печати над сердцем. Можно было почувствовать, как здешние силы, подобно пальцам огромной руки, потянулись к гостье и сразу же наткнулись на преграду. Как если бы ту заключили в стеклянный рождественский шарик со снежными хлопьями.
– Молчи, – строго сказал наставник Дреер. – Силы не трать.
В принципе он мог бы ввести в Сумрак автомобиль вместе с пассажиркой и сам, без помощи артефактов. Это крайне сложная задача даже для Иного высокого уровня, однако в Инквизиции знали много трюков. Но все же машина была слишком крупной, скорость – никакой, а пассажирка – слишком ценной, и словесник предподпочел истратить один из зарядов. Тем более что мыслеобраз Ярова передал: под панелью есть несколько штук как раз для таких случаев.
Дреер медленно пронизал автоколонну, просачиваясь, как вода через завал. Было несколько непривычно пропускать между собой и Анной блеклую полуразмытую фигуру очередного водителя. Недаром словесник приказал девушке закрыть глаза. Ненужные эмоции были бы ни к чему.
Выехав на железнодорожное полотно, Дреер краем глаза увидел застывшую в стороне темную массу поезда.
Яров был предусмотрителен: сразу после выхода в человеческую реальность над машиной развертывалась «сфера невнимания». Всего на несколько секунд – чтобы не вызывать недоумения, как это из воздуха появился автомобиль. Так ведь и до аварии недалеко.
– Здорово. – Анна открыла глаза и выпустила облачко пара изо рта.
– Тебе пока нельзя там долго.
– Надеюсь, потом будет можно. – Девушка мечтательно потянулась, как будто разбуженная после приятного сна.
Дреер не глядя сунул руку назад, за спинку кресла. В любой служебной машине всегда имелся запас шоколада и термос с горячим чаем. Стандарт. Можно было бы даже не проверять, тем более у Ярова. Рука мгновенно отыскала нужное.
– Подкрепись. – Дмитрий положил сумку на колени Анне. Та все отлично помнила.
Зашуршала фольга. Дмитрий принял протянутую ему дольку. Рядом тут же появился и колпачок термоса с чаем.
– Ты подкрепись, – уточнил Дреер. – Я могу там и дольше в десять раз.
– Сахар в крови Иных падает так же, как у людей. – Анна явно намеревалась отбарабанить это тоном отличницы, но не получилось из-за шоколадки во рту.
– Но у людей привычки нету… – Дмитрий все же отхлебнул и вернул колпачок Анне.
Дорога снова была пустынной. Даже странно, раздраженные водители у переезда должны были стараться наверстать. Опять кругом тянулись осенние поля, березовые рощи, хвойные перелески, изредка пролетела мимо церквушка среди россыпи деревянных домов.
Дмитрий вдруг задумался о том, о чем раньше не приходилось. Какими были Дозоры при Петре Первом, Иване Грозном, царе Горохе? Кое-что Дмитрию преподавалось, но в Праге изучали сугубо европейские события, как будто других и не случалось. Но в интернате был свой учебник. Как и во всяком учебнике, все там излагалось однобоко. Договор – несомненное благо. Равновесие сил – необходимость, на которой стоит едва ли не все мироздание. Человеческая история идет своим путем, и вмешиваться допустимо только в самом крайнем случае. Попытки вмешаться способствовали двум мировым войнам.
Задача учебника была не пробудить мышление, а внушить повиновение.
Как же долго утверждался Договор, тем более на землях с такой-то территорией! Медленно проникали эмиссары Договора в глухие леса и целые города, где разного рода колдуны, оборотни да отдельные Светлые про баланс с лицензиями и слыхом не слыхивали. Фактически Дозоры вместе с Инквизицией вели самую первую колониальную политику на Земле. Сколько невидимых людям войн случилось, пока Договор утвердился повсеместно? И так ли уж повсеместно, как принято думать… Дозоров не хватает на растущее человечество.
– Всадник, – сказала вдруг Анна.
Дмитрий поставил себе минус. Задумался, засмотрелся на родные просторы и не заметил скачущего по обочине дороги. А как вовремя! Размышлял о старине – и вот на тебе, верховой. Честно говоря, ему ни разу в жизни не доводилось видеть, как кто-то скачет во весь опор.
– Хорошие у тебя глаза. – Дреер на всякий случай сбросил скорость.
Всадник скакал с ними в одну сторону, хотя и по обочине встречной полосы.
– Ролевик, что ли… – Дмитрий увидел явно не современную экипировку: сапоги, развевающийся плащ и какое-то клинковое оружие на перевязи.
А потом глянул через Сумрак.
– Твою дивизию!..
Потребовать, чтобы Анна закрыла глаза, на этот раз он забыл. Машина въехала в Сумрак, будто из сентября в поздний ноябрь. Листьев на деревьях не было вообще, дорога мгновенно превратилась в проселочную, и там, где зияла пара выбоин, трепетал клочок синего мха, выросший на проклятиях шоферов.
Всадник здесь должен был превратиться в смазанный силуэт… но продолжал скакать с прежней скоростью, растеряв лишь и без того неяркие краски своего облика.
– Твою дивизию! – повторил Дмитрий любимое ругательство бывшего руководителя Школьного Надзора Лихарева. Повод для того и правда выпал двойной.
Кавалерист не имел ауры. Ни рваной ауры Иного, ни замкнутого контура людей или слабого свечения животных.
А еще он как будто не входил в Сумрак. Дмитрий не сводил с него глаз, и всадник должен был хотя бы на мгновение пропасть, а затем возникнуть на первом слое. Но опять – должен был. На самом же деле он будто скакал на двух уровнях сразу.
– Держись, ничего не бойся, – проскрежетал Дреер и вдавил педаль газа в пол.
Что это за конник-фантом – пусть Яров разбирается. Главное – оторваться. Но сначала обогнать.
Всадник неожиданно выскочил на дорогу, перегородил ее, поставил лошадь на дыбы. Выхватил блеснувший в сером пространстве клинок.
– Держись! – повторил словесник и рванул ручник, одновременно выворачивая руль.
Девушка охнула. Термос, который она не выпустила из рук, но, к счастью, успела завинтить, улетел куда-то под ноги.
Обдирая шины и взметая пыль, внедорожник Ярова выполнил «полицейский разворот».
Всадника теперь было видно в зеркале заднего вида… и на экране видеорегистратора. Регистраторов, кстати, в машине было два, причем оба двухсторонние, так что фиксировали они почти вкруговую.