– Теперь будешь знать.
– И какие последствия для нас от сжирания подлой души?
– Самые благоприятные. Получим заряд энергии, достаточный для восстановления нашего симбиоза. Ты не смотри, что душонка поганая – такие завсегда самые калорийные. Заодно доброе дело сделаем – избавим империю от одного мерзавца.
– Наплевать на империю.
– А на нас?
– А на вас нет.
– Значит, согласен?
– За неимением других вариантов…
Статс-секретарю его сиятельства графа фон Юрбаркаса снились кошмары. Сражённый в неравном бою с аквавитой разум вяло сопротивлялся, не желая признавать поражение, и требовал от организма проснуться. Громко, конечно, сказано – проснуться. Скорее, робко напоминал еле слышным голосом и горько сожалел о собственном бессилии.
А Джованни метался в постели, покрывался холодным потом и плакал во сне. Ибо снились ему императорская сокровищница, открытые сундуки с золотыми марками и драгоценными камнями, груды самородков и горы серебра в слитках, корзины с редчайшими чёрными и розовыми жемчужинами… И нет ни стражи, ни охранных заклинаний, только настежь распахнутые двери. И он среди этого богатства – совершенно голый, но с твёрдым пониманием, что в руках много не унести. А ещё чей-то вкрадчивый голос предлагает обменять душу на дерюжные крестьянские штаны с огромными карманами.
– Мало! – кричал Джованни Морган невидимому искусителю. – Одних штанов мало!
Как ни удивительно, но мысль об обмене души не вызывала протеста. Ведь что такое душа? Она есть понятие эфемерное, и до сих пор никому не удалось доказать её наличие или отсутствие в человеческом организме. А штаны с большими карманами – вещь абсолютно материальная и необходимая. Ещё бы добавить мешок повместительнее, крепкую сумку, запряжённого в ломовую телегу тяжеловоза и носильщиков не менее двух десятков.
– Договорились, – согласился невидимый искуситель. – Условия выслушаны и найдены приемлемыми. Сделка состоялась!
Повинуясь чужой воле, статс-секретарь встал с постели. Сражённый большой дозой аквавиты, он спал в одежде, так что не пришлось тратить время на её поиски, только чуть задержался, чтобы достать спрятанный в шкафу кинжал. В империи простолюдинам разрешалось носить на поясе ножи и прочее короткое оружие, но Джованни, как человек мирный и слегка трусоватый, разрешением не злоупотреблял. Только в самых торжественных случаях нацеплял ножны с парадным, купленным за умопомрачительные три марки, клинком. Во все остальные дни тот лежал в укромном месте.
Глаза Моргана были широко открыты, но он так и продолжал спать. Спал и видел странный сон, в котором прячет за пазуху кинжал и тайком идёт в подвалы Сторожевой башни. Осторожно крадётся мимо выставленных у входа дежурных-старшекурсников, укрываясь неизвестным магической науке заклинанием невидимости, тихонько спускается по лестнице и замирает перед окованной толстыми железными полосами дверью.
– Открывай, – шепчет голос всё того же искусителя. – Не думай, тебе это не идёт.
Должность статс-секретаря подразумевает беспрепятственный доступ во все помещения Университета, для чего существует специальный амулет-ключ, позволяющий открывать любые замки и проходить через охранные заклинания не поднимая тревоги. Так что для открывания двери не пришлось прикладывать усилие.
* * *
Франсиско де Багильон лежал на охапке соломы и, несмотря на позднюю ночь, всё никак не мог уснуть. И дело вовсе не в мрачной обстановке тёмной и сырой камеры. Нет, он размышлял о несправедливости жизни вообще и о коварстве почитаемых ранее за образец для подражания людей в частности. Низко и подло поступили с зауряд-лекарем, обвинив в преднамеренном убийстве при отягчающих обстоятельствах. И не пожелали ни слова выслушать в оправдание!
Разве он виноват? Разве по своей воле он это сделал? Нет, выполнял распоряжение главного целителя дона Хорхе Эухенио ди Эспиноза и Фелицитат. И оказался виноватым… Небесные Боги, как же несправедлива жизнь! Живёшь и надеешься на лучшее, а судьба решает по-своему и подводит к краю пропасти. Да уже туда столкнула, если посмотреть правде в глаза.
Что теперь будет? Сэр Артур фон Юрбаркас недвусмысленно дал понять, что причастность дона Хорхе к смертям в лазарете даже не рассматривается и виноват в случившемся исключительно один зауряд-лекарь, неправильно истолковавший распоряжения и наставления главного целителя. Ну да, ворон ворону глаз не выклюет… Тем более в империи никогда не любили Галлиполиду, присоединённую всего лишь двести лет назад. Ещё и в заговоре обвинят.
Да, непокорная провинция часто бунтовала, но исключительно против Его Императорского Величества и его власти. Никому бы не пришло в голову убивать непричастных студентов. В бою – другое дело, там любому голову смахнут. А подлые убийства исподтишка дворянам Галлиполиды омерзительны, и сомнительная слава их не прельщает.
Но что это? От двери послышался лязгающий звук отпираемого замка, и она бесшумно распахнулась на хорошо смазанных петлях. Подсвеченный горящим в коридоре масляным фонарём силуэт произнёс:
– Не поднимайте шум, сэр Франсиско.
– Кто вы? – вздрогнул от неожиданности де Багильон. – Вы пришли убить меня?
– Зачем убить, – голос неизвестного звучал сухо и безжизненно. – Мёртвым вы не принесёте пользы родной Галлиполиде.
Франсиско почувствовал, как в груди сильно застучало сердце. До него и раньше доходили смутные слухи о существовании тайного общества со звучным и красивым названием «Тигры освобождения Галлиполиды», но крайняя бедность не позволила влиться в ряды борцов за независимость родной провинции и заставила добывать хлеб насущный в столице ненавистного захватчика. Но мечты остались! Неужели настало время их осуществления?
– Кто вас прислал?
– Это неважно, сэр Франсиско, – неизвестный подошёл поближе и дотронулся до цепей. – Я сниму кандалы. Я дам вам кинжал. Я дам вам свободу.
Раздался скрежет рвущихся заклёпок, и тяжёлые браслеты сами упали с рук и ног зауряд-лекаря. Незнакомец отпихнул их в сторону и указал на дверь:
– Уходите.
– А вы?
– Я остаюсь.
– Зачем? – удивился де Багильон. – Вас же схватят!
– Так надо, сэр Франсиско.
Де Багильон замолчал, подбирая аргументы, способные заставить незнакомца покинуть камеру и бежать вместе. Бежать в родную Галлиполиду, чтобы там рассказать о подлости и коварстве власть имущих, а потом примкнуть к справедливой борьбе. Но когда нужные слова были найдены, по лестнице застучали чьи-то шаги и по стенам заплясали отблески факелов.
Франсиско схватил освободителя за руку:
– Дайте кинжал.
Клинок зашуршал, покидая ножны, и лёг рукоятью в подставленную ладонь. Незнакомец прекрасно видел в темноте.
А шаги грохочут всё ближе. Идут двое, причём один ступает легко и уверенно, а второй спотыкается на каждом шагу, будто его ноги заплетаются и не хотят слушаться. Вдобавок то и дело слышатся удары по чему-то очень твёрдому, сопровождаемые невнятной руганью.
Наконец шагающий первым не выдерживает:
– Дон Хорхе, вы собрали головой все выступы на этих сводах.
– Прекратите шутить, сэр Иоахим, – раздражённо бросил второй. – Порученное нашим глубокоуважаемым ректором дело не даёт вам право…
– Даёт! – голос сэра Иоахима фон Зальца звякнул благородной закалённой сталью. – Проблема, которую мы сейчас будем решать, создана именно вами, любезный майор-магистр. Да, поручение дано мне, но это не значит, что я буду делать всю грязную работу собственноручно. Лично отрежете этому мальчишке язык, понятно?
Де Багильон не стал дожидаться, когда декан факультета бытовой магии и главный целитель обнаружат открытую дверь камеры, и сам шагнул им навстречу.
– Мерзавцы! – тускло блеснувший кинжал вошёл сэру Иоахиму под подбородок.
– А-а-а! – завопил дон Хорхе, когда фон Зальца отшатнулся и ткнул просмоленным факелом ему в лицо.
– Тихо… – прошипел де Багильон, сшибая главного целителя с ног. – Молчи, мерзавец.
Дон Хорхе упал, крепко приложившись затылком, и затих. Франсиско вложил в его руку окровавленный кинжал, обернулся к остававшемуся в камере таинственному незнакомцу:
– Идёмте отсюда, сэр.
– Зачем?
– Неужели вы не видите, что дон Хорхе только что убил декана факультета бытовой магии сэра Иоахима фон Зальца и освободил меня? Давайте не будем портить сюрприз для графа фон Юрбаркаса.
* * *
– Ну и что это было, мать вашу за ногу? – северный варвар, как самый нетерпеливый из трёх частей разделившегося сознания, не сдержал эмоций. – Мы же планировали совсем другое!
Вова-человек смущённо промолчал. Ну да, все планы имеют обыкновение рушиться от столкновения с действительностью, но это же не повод орать и ругаться. Ведь хотели как лучше. И душу подобрали подлую до невозможности – подлее статс-секретаря Джованни Моргана во всём Лунгдуме не найти. Взяточник, доносчик, интриган, замечен в неоднократном использовании служебного положения в личных целях, и вообще он мордой похож на облезлую обезьяну.
Но что-то пошло не так. Видимо, магия демона дала сбой из-за долгого отсутствия практики, и статс-секретарь вышел из-под контроля. Он должен был напугать де Багильона, спровоцировать нападение и, получив в брюхо собственный парадный кинжал, спокойненько отбросить копыта. Так нет же…
И зауряд-лекарь тоже хорош, сука… В голове романтические бредни, характер возвышенно-рыцарский, в душе явная склонность с сепаратизму. Но, что не отнять, мозгами пользоваться умеет. Сообразил обставить дело так, будто проснувшаяся совесть главного целителя заставила того убить сэра Иоахима фон Зальца и освободить невинного и несправедливо обвинённого де Багильона.
А демон одёрнул ругающегося норвайца:
– Ну ты, брюхо пивное, прекрати орать!
– Как это прекратить? – возмутился рикс. – Нам жить всего ничего осталось.
– Кто тебе такую ерунду сказал?
– Ты.
– Да не может быть.
– Но душа статс-секретаря…
– Она у нас прозапас останется, типа НЗ и сухого пайка. У фон Зальца душонка тоже вполне подходящая оказалась.
– Ты её сожрал?
– Ага! На ней грехов, как звёзд на небе.
– Серьёзно?
– Серьёзнее не бывает. Там и клятвопреступление, и предумышленные убийства, и прелюбодеяние…
– Последнее грехом не является, – авторитетно заверил норваец. – Уж поверь специалисту.
– Поверю, – согласился демон. – Но там и остального за глаза. Так что вполне подлая, гнусная, вкусная и калорийная душа.
– И мы не помрём:
– Мы бессмертны! Приготовьтесь к слиянию сознаний, коллеги! Даю обратный отсчёт: пять… четыре… три… два… один… Поехали!
Никто не заметил яркую вспышку на колокольной площадке главной башни Университета – студенты в это время крепко спят, а дежурные предпочитают общество пары-тройки припрятанных бутылок бесцельному разглядыванию древних башен. Да если бы и заметили, что с того? Вспыхнуло и вспыхнуло… может быть, это привидения в кости на щелбаны играют? Вот у проигравшего искры из глаз и летят.
Исчезновение колокола обнаружится только утром, когда придёт пора подавать сигнал к началу занятий. Но это когда ещё будет! До утра ещё далеко.
И затихает в ночи цокот копыт двух верховых коней, уносящих своих седоков в сторону далёкой Галлиполиды.
* * *
А к полудню следующего дня Университет напоминал пчелиный улей после взрыва петарды. Все входы и выходы были перекрыты императорскими гвардейцами, а количество сновавших туда-сюда служащих Шестиугольной Башни обещало сравняться с количеством студентов, а то и превысить его.
Виконта Оклендхайма, собиравшегося размяться с мечом на тренировочной площадке, остановил усатый сержант:
– Извините, ваша милость, но на время следственных действий всем без исключения запрещено покидать помещения.
Джонни не стал спорить и протестовать, только поинтересовался:
– А что случилось?
Сержант понизил голос и доверительно сообщил:
– Украли главный колокол Университета. Ведётся следствие.
Виконт хмыкнул:
– Из-за того, что кто-то дал студентам выспаться, нас не выпускают из общежития?
– Ну, не только это, – признался гвардеец. – Там ещё и декана убили.
– Которого?
– Не знаю, ваша милость, нам не сообщили.
Оклендхайм-младший машинально погладил рукоять меча и проворчал:
– Даже если их всех поубивали, то это не повод отменять тренировку.
Сержант с уважением посмотрел на молодого дворянина, не забывающего упражняться с оружием в любой ситуации, и согласился:
– Да, ваша милость, от учёных магов одни проблемы. Разве что на боевом факультете нужным вещам учат, да и то…
Джонни насторожился, а гвардеец, обнаружив в лице виконта благодарного и внимательного слушателя, принялся разглагольствовать о каком-то лейтенанте фон Швайнштайгере, которого нельзя допускать к военной службе даже после соответствующего образования.
– Разве это боевая магия? – рассуждал старый вояка. – Целый час делает огненный шар для прожигания замковых ворот, а тот до них даже не долетает и взрывается среди своих. Да ещё подпалил две осадные башни, таран, катапульту и покалечил четыре десятка солдат. Если каждый будет так магичить, то нам и врагов никаких не нужно. А вы говорите – магия. Вот так-то вот, ваша милость.
– Ну, не все же такие косорукие, – виконт сделал вид, будто вовсе не удивился услышанному. – Нам на занятиях рассказывали…
Многозначительная пауза спровоцировала гвардейца на дальнейшую откровенность:
– Про риттера фон Хеемста-Шульца? Ну, так он единственный во всей армии, кто хоть что-то умеет. Но, честно говоря, его «воздушный кулак» по воздействию на противника всяко уступит залпу полусотни арбалетчиков. А жалованье ему платят как целой гвардейской роте.
Внезапно сержант замер и застыл с выпученными глазами. Джонни проследил за его взглядом и тоже замер.
Над университетской площадью летел колокол. Тот самый древний сигнальный колокол, что созывал на занятия уже не одно поколение студентов. А верхом на шедевре имперского литейного искусства сидел скелет в чёрной истлевшей мантии, колотивший по бронзовому боку старинным ржавым мечом и заунывно вещавший:
– Беда идёт! Чую большую беду! Быть гладу и мору великому, быть смертоубийствам на этой земле! Внемлите и трепещите, несчастные!
Сержант недолго пребывал в оцепенении – сработали вбитые за многолетнюю службу навыки, щёлкнула тетива мощного арбалета, и толстый болт влетел в пустую глазницу пророчащего беду скелета. Тот в ответ пригрозил костлявым кулаком, но вопли не прекратил. Зато к обстрелу присоединились воодушевлённые примером лучники.
– Прячься, сержант! – виконт успел нырнуть за дверь буквально за доли секунды до воткнувшейся в неё стрелы. – Какого чёрта?
Ответа не было. Джонни осторожно выглянул из укрытия и понял – отвечать уже некому. Гвардейский сержант лежал со стрелой в горле, а в стекленеющих глазах отражались синее небо и летящий колокол с устрашающим седоком.
Внезапно в голове что-то пискнуло, и появился невидимый посторонним монитор магического компьютера. Выплывшее уведомление озадачило:
«Обнаружено новое оборудование «Норвайский колдун». Разрешить использование 2 % мощности для полноценного функционирования оборудования?»
Оклендхайм-младший мысленно нажал кнопку «Разрешить» и только потом сообразил спросить:
– Это наш Вова тут начудил? Да меня чуть кондрашка не хватила!
«Работа в тестовом режиме не представляет опасности для дружественных объектов».
– А гвардейский сержант?
«Форматирование нейтральных объектов не превысило допустимую норму».
– Твою мать!
«Да и хрен с ними, шеф!»
– Что ты сказал?
«Некорректный вопрос. Уточните формулировку и перезагрузите систему».
– Сволочь магическая…
* * *
Вернувшийся в общежитие виконт Оклендхайм колотил ногами по двери в комнату норвайского рикса и обещал обрушить на голову варвара все небесные кары, включая клизму из скипидара с патефонными иголками и медленное выворачивание Вовы мехом внутрь. Рыжая ведьма, как и подобает разумной женщине, в разборки мужа не встревала, хотя и сгорала от любопытства.
Норваец не открывал, но на каждый удар отвечал порцией варварских ругательств, в которых знающий человек легко бы определил идиоматические выражения великого и могучего русского языка. Знающие люди в коридоре были, а чуть позже заявились посторонние.
– Что здесь происходит, господа? – чиновник в мундире Секретариата Особых Дел при канцелярии Его Императорского Величества олицетворял собой памятник подозрительности. – Устраивать беспорядки во время работы особой следственной центурии строго запрещено!
Джонни был не в том состоянии, чтобы являть образец вежливости, поэтому ответил коротко:
– Отвали, мудак!
– Что? – удивился служащий Шестиугольной Башни, не привыкший к такому грубому обращению. – Что вы себе позволяете?
Виконт оставил в покое дверь и задал вопрос:
– Ты дворянин, рыло?
– Какое это имеет значение?
– Ага, стало быть, не из благородного сословия. – Оклендхайм-младший сделал шаг вперёд и пробил чиновнику в печень. – Будет мне тут каждая свинья указывать…
Королевство Грумант потихоньку оправлялось от последствий гномьего бунта, но столица ещё носила следы недавних беспорядков и уличных боёв. То здесь, то там, подобно выбитым зубам в челюсти профессионального боксера, зияли пустоты на месте сгоревших и разобранных домов, не со всех стен успели отмыть копоть пожарищ, а от развалин королевского дворца до сих пор несло мертвечиной.
Впрочем, Его Величество Джеронимо Первый пока не планировал устраивать многолюдные балы и шумные праздники, так что вполне обходился своим старым дворцом. Пусть он маловат и в нём не хватает места придворным щёголям и великосветским шлюхам, зато из каждого окна торчит бронзовое жерло, готовое в любой момент изрыгнуть сноп огня и тучу свинцовой картечи. А канониры куда как полезнее при королевском дворе, чем расфуфыренные хранители ночного горшка и подавальщики парадно-выходных кальсон. Магия позволяет обходиться без лишних людей, заодно проще стало заботиться о безопасности.
И вообще Его Величество выразился в том духе, что, пока королевство не залижет раны недавнего бунта, он с недоумением отнесётся к появлению в столице праздношатающихся личностей. А недоумение быстро перерастёт в монарший гнев и массовые репрессии. Десятка два непонятливых уже испытали на себе действие нового закона «О благородных тунеядцах» и после обязательной конфискации имущества были отправлены рядовыми на границу с эльфийской степью.
Да, закон озадачил многих… В нём говорилось о возрождении древних традиций, когда дворянином мог считаться лишь тот, кто с мечом в руке доказал право на благородство. Отдал обязательные десять лет защите Груманта от внешнего и внутреннего врага – ты дворянин. Ежели нет, то иди в задницу ко всем поколениям благородных предков одновременно. Владения, естественно, верни в казну и не забудь компенсировать полученные неправедным путём доходы с тех земель.
Зато воспрянули духом почти позабытые и позаброшенные во времена прошлого царствования старые вояки. И одна за другой стали приходить с рубежей Груманта победные реляции, самое удивительное – правдивые все до единой. Так, например, воодушевлённые отменой приказа не поддаваться на провокации, пограничники в прошлом месяце отбили набег многочисленной эльфийской орды и, увлёкшись преследованием противника, вторглись на сопредельную территорию. Вторглись совсем чуть-чуть, всего на шесть дней ускоренного пешего марша, но успели догнать и вырезать разбойников, сжечь восемнадцать стойбищ, повесить на их собственных кишках четверых шаманов и отравить сто три колодца. Доля в добыче, причитавшаяся каждому участнику вылазки, вызвала неподдельное ликование во всей армии, и будущее сулило кочевым эльфам наступление чёрной полосы в и без того не слишком светлой жизни.
Бывший командующий пограничной стражей Груманта граф Форбарра передал отличившимся командирам монаршее благоволение и твёрдо пообещал, что отныне ни один подвиг во славу отечества не останется без награды.
– Кстати, о наградах! – племянник Его Величества отвлёкся от разглядывания магического зеркала. – Когда мы начнём раздавать верным людям конфискованные по новому закону имения?
– Никогда. – Джеронимо Первый Ланца поставил на стол тонкостенный бокал с тёмным вином, через который разглядывал огонь в камине.
– Почему?
– Не вижу в этом смысла.
– Как не видишь? Доходы с земель позволяют…
– Да ни хрена они не позволяют. – Король откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову. – Средней величины имение приносит от семи до десяти марок, причём две из них украдёт управляющий, три уйдёт на содержание полуразвалившегося фамильного замка, а на остальные деньги благородный дворянин живёт впроголодь, клянчит у меня подачки и сверкает тощей задницей через прорехи в доставшихся по наследству штанах. А новых у него нет и не будет, так как покупать не на что. Каждого третьего можно отправлять на плаху за оскорбление величества внешним видом.
– И что же теперь делать?
– Платить из казны. А на земли назначим королевских управляющих, которых за воровство недолго и повесить.
– Да, управляющих у нас много, их не жалко, – согласился граф Форбарра. – Тем самым мы накрепко привяжем благородных нищебродов к престолу и заставим их любить твоё величество больше собственной жизни. Ибо без короля этой жизни у них не будет. Только у нас не все дворяне нищие.
– На Оклендхаймов намекаешь? – усмехнулся король.
– Почему намекаю? Прямо говорю – внезапно разбогатевший граф Оклендхайм внушает мне подозрение.
– Вот за него не беспокойся. Это богатство, откуда надо богатство. Ты ведь до сих пор виконтессе за новую ногу даже спасибо не сказал?
– Я не успел, – смутился Форбарра.
Ну да, свадьба Оклендхайма-младшего оказалась насыщена событиями, и такая мелочь, как излечение леди Ирэной колченогого графа, осталась практически незамеченной. Уснул вечером лицом в тарелке с заливной рыбой не совсем комплектным, а проснулся там же, но уже с двумя ногами. Только и мог вспомнить, что разрумянившаяся от игристого вина рыжая ведьма о чём-то поспорила с главным королевским целителем на двадцать марок. И поблагодарить не успел из-за того, что сначала исцелённый племянник Его Величества долго плясал, проверяя работоспособность новой части тела, а потом бил за портьерой имперского посла, осмелившегося… Что именно осмелился сделать или сказать иностранный дипломат, тоже вылетело из памяти.
Отрывочно вспоминалась большая охота, взятие штурмом главного банка Братства Маммоны, ещё одна ночь лицом в тарелке, тяжёлое утро и суровый опохмел в компании норвайского рикса, командование парадом столичного ополчения, одностороннее объявление войны Трансильвании… Так что когда граф Форбарра вернулся в Лютецию, виконтесса Оклендхайм с мужем и друзьями уже находилась на пути в империю.
– Не успел он, – хмыкнул Джованни Первый. – На что-то полезное и правильное у тебя всегда не хватает времени.
Племянник Его Величества поспешил перевести разговор на менее щекотливую тему и показал на магическое зеркало:
– Почему в своих донесениях виконт Оклендхайм называет тебя Лаврентием Борисовичем? Нет ли здесь неуважения?
– Это в целях сохранения тайны. Чтоб никто не догадался.