– Чего надо? – фыркнула ведьма. – Может быть, в Норвае и принято ходить каждый день в костюме для верховой езды, но приличные грумантские женщины должны иметь минимум двенадцать платьев. И желательно, чтобы гардероб обновлялся процентов на восемьдесят каждый месяц.
Вова почесал бритый затылок:
– Дорого. Неприличные женщины обходятся гораздо дешевле.
– Триппер магической медициной не лечится, – хихикнул риттер фон Тетюш. – Исключительно традиционными способами, и очень дорого.
– Вот же… – озадаченно пробормотал Вова и надолго замолчал.
Тем временем Иван решил навести справки самым простым способом – не покидая седла ухватил за шиворот ближайшего прохожего с наиболее смышлёной физиономией и спросил:
– Где тут найти хорошую гостиницу?
Пойманный горожанин тяжело вздохнул и запричитал плачущим голосом:
– Разве может бедный человек знать хорошие гостиницы? Вы посмотрите на меня, благородный господин, разве я похож на того, кого пускают в такие места? А вот если бы у меня были две или три серебряные гривенки, то я бы постарался найти для вашей милости ответ на любой вопрос.
– Сколько-сколько?
– Одну гривенку, мой господин.
– А в морду?
– Я так и знал, что больше эскудейро просить не стоит. Я согласен, мой господин! – горожанин протянул руку. – Сегодня благоприятный для совершения добрых дел день, и любая оказанная услуга будет стоить всего один эскудейро.
– Ну и цены у вас в империи. – Оклендхайм-младший отшвырнул попрошайку и потянулся к кошельку. – Но если по твоему совету мы попадём в вонючую трущобу с тараканами и клопами, то я не поленюсь и заставлю тебя… заставлю… впрочем, ты увидишь и сам ужаснёшься.
– Не извольте беспокоиться, мой господин! – прохиндей отработанным годами тренировок движением поймал монету. – Гостиница моего троюродного дяди располагается недалеко от Университета, и благородные студенты из чувства благодарности регулярно уничтожают насекомых, следят за исправностью водопровода и отхожих мест, заряжают светильники, а недавно даже наложили на окна отпугивающие комаров заклинания.
– С чего вдруг такая благотворительность и любовь к ближнему? – удивился виконт. – Студенты из благородных семей вдруг воспылали бескорыстными чувствами к обыкновенному содержателю гостиницы?
Вова, как человек, разбирающийся в жизни высших учебных заведений, пояснил:
– Пьют, собаки. Все деньги пропивают, а на опохмелку зарабатывают заученными на занятиях бытовыми заклинаниями. Неплохо устроились, гады… я в своё время по ночам вагоны с чугунными батареями разгружал.
Оклендхайм-младший кивнул и махнул рукой:
– Веди нас, Вергилий.
– Я не Вергилий, мой господин, – попрошайка коротко поклонился и представился. – Автоном Колпакиди к вашим услугам.
Удивительно, но трактир «Свинья и апельсин» на самом деле оказался весьма приличным заведением с чистыми комнатами для гостей, большими конюшнями для лошадей, с ванной в каждом номере и с твёрдой гарантией отсутствия насекомых. Вообще, всем часто казалось, что этот мир отличается от покинутой Земли в лучшую сторону именно чистотой. Во всяком случае, любой город Груманта или империи чище какого-нибудь Мухоедовска, Низкозадрищенска и многочисленных Свинбургов и Ишакабадов. Здесь не веют мусорные ветры из полиэтиленовых пакетов и пластиковых стаканчиков, здесь за выплеснутые на улицу помои могут посадить на кол, здесь нет пробок и выхлопных газов… Разумеется, нет многого из полезных вещей, но владельцам толстых кошельков есть на что обратить внимание и без них.
* * *
Толстый кошелёк появился у Карла Гржимека совсем недавно. Раньше небогатый дворянин из захудалого провинциального рода и подумать не мог, что когда-нибудь сможет за один день потратить месячное жалованье сотника пограничной стражи. А тут раз… и за обыкновенную комнату недрогнувшей рукой выложил кругленькую сумму. Хотя нет, рука дрогнула, когда толстобрюхий дядюшка Гарпагон заявил, что питание в оплату не входит. Ну разве не негодяй? В любой грумантской харчевне за такие деньги полгода будут кормить, поить, на руках носить и в задницу целовать. Правда, справедливости ради, напоят кислятиной, накормят тухлятиной, а отнести могут и на кладбище. Бывало и такое, что уж говорить.
Ввалившийся без стука северный варвар самым бесцеремонным образом оборвал ностальгические воспоминания Гржимека:
– Карл, ты жрать с нами пойдёшь или еду в номер закажешь? Я бы посоветовал поесть в общем зале, а то слуги имеют скверную привычку плевать и сморкаться в тарелки.
От перспективы получить жареное мясо под соусом из чужих соплей Гржимека передёрнуло, и он торопливо поднялся:
– Бегу.
– А вот бегать не нужно, – норваец поднял указательный палец и покачал им из стороны в сторону. – Полковникам бегать вообще не рекомендуется, хоть в мирное, хоть в военное время.
– Это почему же?
– Потом объясню, – отмахнулся рикс. – Пойдём, а то без нас всё сожрут.
Из всех новых друзей, ставшими таковыми по приказу Его Величества Джеронимо Первого, Карл ближе всего сошёлся с северным варваром. Тот привлекал бывшего пограничника весёлой бесцеремонностью, любовью к грубым шуткам, разумной наглостью, контролируемой яростью и прочими качествами, всё меньше и меньше встречающимися в дворянской среде. Природная естественность поведения, к сожалению, постепенно сменяется обезьяньими ужимками, вычурностью, напыщенностью и жеманностью.
А ещё норваец заслужил славу непревзойдённого кулачного бойца – на свадебном пиру по случаю женитьбы виконта Оклендхайма буйный рикс в одиночку расшвырял охрану имперского посланника и единственным ударом умудрился сломать тому челюсть, выбить четыре зуба, сотрясти мозговую железу и зашвырнуть бедолагу в камин. Ещё повезло, что по тёплой погоде там не было огня.
Правда, Гржимек оставался в неведении относительно магических талантов своего нового друга, но подозревал, что они значительно превышают его собственные. И вообще Карл до сих пор недоумевал, почему Его Величество выбрал для обучения в империи именно его, хорошего мечника, но никудышного мага.
– Ты как хочешь, а я пошёл, – норвайцу надоело ждать задумавшегося полковника. – Будешь потом голые мослы грызть.
По пути из Лютеции в Лунгдум Гржимек успел убедиться в отменном аппетите северного варвара, способного позавтракать за троих, пообедать за четверых, поужинать за пятерых, и всё равно укладывающегося спать с чувством лёгкого голода. Так что и в самом деле стоит поспешить.
В общем зале их ждал спустившийся первым риттер фон Тетюш, пытавшийся заказать у мэтра Гарпагона неведомые блюда со странными названиями – борщ, окрошка, ботвинья, селянка сборная, расстегаи, кулебяки и кабачковая икра.
Толстяк с виноватым видом оправдывался:
– Простите, ваша милость, но для икры не сезон. Вот ежели бы весна была, так тех бы кабачков возами возили. Нынче же он давно отнерестился, и пока нагуляет… Не сезон, ваша милость.
– А остальное? – смилостивился риттер. – Остальное есть?
– Тоже нету. Борщи об эту пору далеко в степях жируют, ботвинья уже в тёплые края улетела, кулебяку хомяк поел, а окрошек в наших местах отродясь не пробовали. Нешто в Груманте так голодают, ваша милость, что этакую гадость за еду почитают? Я, конечно, могу послать мальца на пруд, но готовить отказываюсь! Они же противные, зелёные, пупырчатые… и бородавки от них случаются. Посылать мальца?
Удивлённый риттер покачал головой:
– Сообрази чего-нибудь на своё разумение.
Вова плюхнулся на заскрипевшую под ним скамейку и рявкнул:
– Мяса, вина, пива! Много!
– Будет исполнено, ваша милость, – мэтр Гарпагон поклонился норвайцу и вопросительно посмотрел на Карла. – Вам того же самого?
– Разумеется, – кивнул Гржимек. – Только пива и вина втрое меньше.
– Мигом принесу, – расплылся в улыбке трактирщик. – От себя бы рекомендовал капустно-свекольный супчик на бульоне из мозговой косточки, приправленный обжаренным луком, кореньями и толчёным салом с чесноком. Подаётся с открытым рыбным пирогом. Ещё сегодня неплохо получились холодная уха из речной панцирной акулы с колотым льдом и холодный салат с ветчиной и яйцами, залитый перебродившим настоем хлебных корочек.
– Окрошка? – оживился фон Тетюш.
– Нет, ваша милость, окрошки на болоте квакают, а у нас холодный салат.
– Ладно, пусть будет салат, – согласился риттер. – Тогда тащи всё перечисленное, и к нему две бутылки крепкой сливовицы. Есть такая?
– Как же не быть? Такая крепкая, что аж горит. А ещё имеется алхимическая вытяжка из ячменной бражки. Господа студенты весьма хвалят.
– Терпеть не могу виски, – поморщился норваец. – И хватит болтать, а то я сейчас с голодухи буянить начну. Сливовицы мне тоже захвати.
Незаметно появившийся виконт Оклендхайм поинтересовался:
– Собрались отмечать прибытие в Лунгдум?
– Обязательно нужно отметить, – подтвердил Вова. – Ты с нами?
– Нет, мы сейчас по мастерским и модным лавкам прошвырнёмся и перекусим где-нибудь в городе.
– Вот она, печальная участь женатого человека, – лицемерно посочувствовал норваец. – Попутного ветра тебе в спину!
* * *
Как и всякий нормальный мужчина, Иван терпеть не мог хождение по магазинам в женском обществе, а слово «шопинг» вообще ненавидел. Хотя в мужской компании мог часами бродить по супермаркету, следуя священному ритуалу выбора выпивки и закуски. Это когда с чувством и толком обсуждаются достоинства и недостатки каждой бутылки, рассчитывается необходимый литраж, делаются попытки предсказать объём антипохмельного запаса… Не сравнить с дамскими покупками!
И если бы только покупки. Подавляющее количество времени уходило на выбор тканей, рассуждение о форме и фасоне пуговиц, подбор фактуры понравившейся расцветки под цвет волос и глаз… И так до бесконечности.
Наконец терпение у Ивана лопнуло:
– Ира, солнце моё, я подожду тебя на противоположной стороне улицы. Ты ведь здесь надолго?
Леди Ирэна, не отрывая взгляда от раскроечного стола, торопливо кивнула:
– Да-да, конечно… я быстро, часа через полтора закончу.
Коротко чертыхнувшись, виконт Оклендхайм бросил полугрош присматривавшему за конём мальчишке и запрыгнул в седло. Человеку благородного происхождения не пристало ходить пешком, даже если требуется пересечь улицу поперёк, и оставить коня здесь значит стать объектом для пренебрежительных взглядов со стороны заполнивших улицу всадников. В принципе наплевать на взгляды, но не хотелось бы устраивать поединки в первый день своего появления в Лунгдуме.
Увы, но благие намерения так и остались намерениями – какой-то проезжающий мимо дворянин остановился и громко поинтересовался, не жителя ли Груманта он перед собой видит. Вопрос был задан с такой мерзкой улыбкой, что все мысли о миролюбии улетучились сами собой.
– Какое ваше собачье дело, сэр, откуда я приехал?
– Шевалье ле Блан де ла Кошон к вашим услугам, сэр! – проявил учтивость имперский дворянин. – И меня интересует всего одна вещь!
– Какая?
– Почему ваша лошадь похожа на осла, сэр?
– Это конь, а не лошадь, – фыркнул Иван. – И он нисколько не похож на вас. Может быть, со стороны задницы и есть что-то общее, но с морды он и симпатичнее, и выглядит умнее.
– Вы хотите меня оскорбить, сэр?
– Оскорбить? – задумался виконт. – Это вряд ли. Назвать вас лошадиной задницей не оскорбление, а комплимент.
– Вы меня обидели! – шевалье схватился за рукоять меча. – Вызываю вас на поединок, и если вы благородный человек, то непременно согласитесь дать мне удовлетворение.
Оклендхайм-младший усилием воли подавил желание влепить наглецу пулю в лоб. Экономия, чёрт бы её побрал. К принесённому из другого мира пистолету осталось всего три полных магазина, и тратить патроны на каждого забияку попросту жалко. Сколько их таких ещё найдётся?
– И что вы предлагаете, шевалье?
– Предлагаю пойти вон в тот трактир…
– Я как раз собирался там пообедать.
– Обедать будет победитель! – де ла Кошон бросил многозначительный взгляд на тугой кошелёк на поясе виконта. – За счёт побеждённого!
– Харя не треснет, сэр?
Губы шевалье искривились в презрительной улыбке, и на мгновение из-под маски напыщенного болвана выглянуло лицо умного, опасного и готового убивать хищника:
– Вы опять оскорбляете? Тем хуже для вас, сударь. Если сначала я собирался биться до первой крови, то теперь мне нужна ваша жизнь. С конём, кошельком и оружием в придачу.
Ну да, ценность фамильного меча Оклендхаймов легко можно определить по рукояти. Такие не делают лет пятьсот, и подобный клинок невозможно купить – они передаются по наследству или достаются в качестве трофея. Продавать – верное средство прогневить Небесных Богов.
– Вы так уверены в своих силах, шевалье?
– Довольно разговоров, – де ла Кошон махнул рукой в сторону трактира. – С недавних пор во дворе каждого приличного заведения устроена специальная площадка для поединков, и там же после оплаты небольшой пошлины нам будут предоставлены секунданты. При желании вы можете написать завещание и заверить его у нотариуса прямо на месте. Правда, это довольно дорогая процедура, так что не советую тратить на неё мои деньги.
– Ваши?
– Да, мои. И не имеет значения, что пока они пребывают в вашем кошельке.
– А пошлину?
– Пошлину придётся платить.
– Империя зарабатывает на дуэлях? – хмыкнул Иван. – Неплохо.
– Разумеется, неплохо, – согласился шевалье. – Вы не будете возражать, если я заплачу за обоих?
– С чего такая щедрость?
– У меня здесь скидка как у постоянного посетителя, а с вас бы взяли вдвое больше. Обычная экономия, сэр.
* * *
Перед поединком пришлось вытерпеть довольно долгую бюрократическую процедуру – чем древнее государство, тем сильнее в нём крючкотворные традиции. Это молодые королевства с историей до тысячи лет могут себе позволить упрощенное делопроизводство, но империя любую официальную запись превращает в целый ритуал с тайным сакральным смыслом.
– Назовите ваши имена, господа, – распорядитель площадки для поединков занёс перо над новой страничкой в книге регистрации. – Если желаете сохранить их в тайне, то можете придумать благородные псевдонимы.
– Шевалье ле Блан де ла Кошон, подданный Его Императорского Величества.
Иван решил воспользоваться псевдонимом, поэтому заявил:
– Риттер цу Гроссе Норгефокс из Груманта.
Чиновник добросовестно внёс имена в соответствующую графу и продолжил опрос:
– Кому сообщить печальную новость в случае вашей гибели?
– Я не собираюсь умирать, – первым ответил шевалье. – Но на всякий случай можете записать статс-секретаря Императорского Университета Джованни Моргана.
– Да и я тоже надеюсь остаться в живых, – рассмеялся Оклендхайм-младший. – Запишите риттера фон Тетюша и норвайского рикса Вована из рода Синяя Борода, проживающих ныне в гостинице при трактире «Свинья и апельсин».
– Готово, господа! Теперь попрошу предъявить имеющиеся при себе ценности, переходящие к победителю согласно закону о дуэлях. Оружие и конь переходят по умолчанию.
Де ла Кошон бросил на стол потёртый кошелёк и стянул с пальца перстень с красным камнем:
– В кошеле две гривенки серебром, откуда следует вычесть пошлину за обоих, а перстень оцениваю в две марки. Ещё победитель может снять с меня сапоги, исподние панталоны с четырьмя заплатами и нижнюю рубашку, лопнувшую по шву в трёх местах.
Виконт откровенно заржал в ответ на наивную попытку оскорбить, но распорядитель был человеком ответственным и внёс всё указанное в опись. Потом вопросительно посмотрел на Ивана.
Тот не собирался уступать противнику в остроумии:
– У меня восемь марок в кошельке, десять гривенок россыпью по карманам, женской привычки украшать себя перстнями не имею, а шевалье де ла Кошону пусть достанутся от селёдки уши, медвежья болезнь, геморрой на всю голову, хрен с бугра, конь в пальто и ростовой портрет гномьего короля Блюминга Великого в неглиже и с парадной киркой в неприличном месте.
Шевалье хихикнул, представив гномьего короля в неожиданном виде, и заявил:
– А вы мне нравитесь, господин Гроссе Норгефокс.
– А вы мне нет! Блюмингом удовлетворяйся, извращенец! – ответил виконт Оклендхайм, и на всякий случай уточнил у распорядителя: – Каков порядок проведения поединка?
– Никакого, – последовал ответ. – В поединке насмерть не существует ни правил, ни порядков, ни запрещённых приёмов. Разрешено всё, что приведёт к победе. Так что можете начинать прямо сейчас, господа.
После слов распорядителя шевалье хищно оскалился и потянул меч из ножен, а Джонни, не долго думая, зарядил противнику ногой в промежность. Потянулся, сгрёб со стола тощий кошелёк, перстень с красным камнем и бросил небрежно:
– Потрудитесь доставить коня и меч этого господина в гостиницу «Свинья и апельсин» в любое удобное для вас время. Подштанники и рубаху он может оставить себе.
– А сапоги, сэр?
– Сапоги я дарю вам, глубокоуважаемый мэтр.
Распорядитель, до глубины души потрясённый скоротечностью и невероятной жестокостью поединка, осторожно осведомился:
– Вы не будете его добивать?
– Зачем?
– Но ведь условием дуэли была обязательная смерть одного из участников. Ведь ваш противник ещё жив.
Джонни с жалостью посмотрел на скорчившегося шевалье де ла Кошона и притворно вздохнул:
– Да разве теперь у него жизнь будет?
– Согласен, – кивнул распорядитель. – Но мы забыли про пошлину, сэр!
– Никаких проблем, любезный, – Оклендхайм-младший бросил трофейный кошелёк обратно. – Сдачи не надо.
Заулыбавшийся мэтр прижал руки к груди:
– Приходите ещё, сэр! Постоянным посетителям пошлина на поединок обходится вдвое дешевле.
Шевалье нашёл в себе силы приподнять голову и угрожающе прохрипел:
– Я найду тебя, риттер! Я ещё приду к тебе с местью!
Джонни пренебрежительно фыркнул:
– Идиот, Гроссе Норгефокс всегда приходит сам. Неотвратимо и вовремя, даже если его не звали!
Покидая площадку для поединков, виконт услышал за спиной требовательный голос распорядителя:
– Снимайте мои сапоги, шевалье. Вы при свидетелях внесли их в список передаваемых трофеев и, как человек благородного происхождения, обязаны выполнить моё законное требование. Теперь это мои сапоги, сэр!
У статс-секретаря Джованни Моргана никогда не было собственного кабинета, и обычно он довольствовался приёмной гросс-магистра сэра Артура фон Юрбаркаса, но в особых случаях принимал посетителей в университетской библиотеке. Строгая сумрачная обстановка, ровные ряды полок и внушительные фолианты с тиснёными золотом корешками на них… всё это производило на гостей впечатление и внушало расположение к собеседнику.
Сейчас как раз такой случай. Вроде бы и невелика персона заявилась – обычный пехотный полусотник, да только вот под мундиром у него прячется бронзовый медальон с изображением Шестиугольной Башни. С Секретариатом Особых Дел следует дружить, время от времени подбадривая дружбу денежными вливаниями, и не стоит обманываться по поводу столь скромного чина посетителя. Давно известно, что основу любого государственного учреждения составляют именно такие служаки, а не их благородное и блистающее орденами начальство. Ведь сегодня сиятельный патрон в фаворе и на коне, а завтра, не приведи Небесные Боги, его голова украсит столбик на Турском мосту. А служба? А службу так и продолжат тянуть маленькие человечки с мизерным жалованьем и огромными возможностями. Так было, так есть и так будет всегда.
– Вина, пива? – любезно предложил Джованни Морган, открывая потайную полку, где дверку заменяла доска с закреплёнными на ней золочёными корешками.
– Ты за кого меня держишь? – возмутился полусотник. – Прекрасно знаешь, что я терпеть не могу кислятину и из всех напитков одобряю только ячменную вытяжку. Можно и пшеничную по грумантскому рецепту, но от неё ноги слабнут и язык заплетается.
– Я помню про ячменную вытяжку, Микеле, но вдруг у тебя изменились вкусы? Ну и не будем забывать про обыкновенную вежливость.
– Проверяешь, не подменили ли старого Микеле Адольфуса злобные враги? Успокойся, никому наши тайны не нужны, даже свихнувшимся от мухоморов эльфийским шаманам.
– Ну не скажи, – не согласился Джованни. – Разведка короля Джеронимо дорого бы заплатила за возможность послушать наш сегодняшний разговор. Ведь он касается подданных Груманта, если ты помнишь.
– Да нет там больше никакой разведки, – полусотник отобрал у статс-секретаря графин с ячменной вытяжкой и наполнил два высоких стакана. – Мои коротышки славно поработали во время недавних событий, а имея на руках список с адресами… Признавайся, Джованни, сколько ты брал с купцов за устранение конкурентов в Груманте?
– Я?
– Ну не я же. Это тебе было поручено составление списков на основе донесений наших лазутчиков и дипломатов. Или скажешь, что Шестиугольная Башня может себе позволить проигнорировать столь светлый ум?
– Может, и было такое, а может, и не было.
– Джованни, я это знаю наверняка! Неужели я спутаю почерк старого друга, даже если ты пишешь левой рукой?
– Гномья задница…
– Да не переживай так, долю попрошу выделить по совести, а дельце со студентами из Груманта обстряпаю вообще за сущую мелочь. Сколько не жалко, столько и дашь.
Статс-секретарь скрипнул зубами. Есть много видов вымогательства, но самое гнусное из них – заставить жертву самому определить величину финансовых потерь. Причём совершенно добровольно. Мало давать нельзя, потому что вымогатель может обидеться и затаить зло, а давать много не позволяет забота о собственном кошельке. И где же её искать-то, эту золотую середину? Вот же гномья задница…
– Так что там с этими студентами, Микеле?
Полусотник налил себе ещё один стакан, отпил половину большим глотком и умиротворённо причмокнул:
– Хорошо пошла, однако. А твои будущие студенты поселились в гостинице «Свинья и апельсин», жрут в трактире как не в себя, тратят серебро в модных лавках и мастерских, пару раз в день дерутся на дуэлях, а в Университет не торопятся. Гляди, какие хорошие сапоги мне виконт Оклендхайм подарил! Снял с шевалье де ла Кошона, а как будто по моей мерке шились. У тебя таких сапог сроду не бывало, Джованни.
– Постой, Микеле… – опешил статс-секретарь. – Студент третьего курса шевалье ле Блан де ла Кошон пришёл на занятия враскорячку и объявил, что подцепил пикантную болезнь от дамы, чьё имя, как благородный человек, он обязался держать в тайне. Бедолагу даже сам главный целитель бесплатно осматривал! Как его сапоги попали к виконту Оклендхайму?
– По результатам дуэли. О, Джованни, этот молодой грумантский дворянин отличается не только учтивостью по отношению к людям низкого происхождения, но ещё и удивительной скромностью. Представляешь, на всех трёх поединках он назвался вымышленным именем Гроссе Норгефокс.
– Как?
– Риттер цу Гроссе Норгефокс из Груманта.
– Хм… интересно. На одном из варварских наречий это означает большую северную лису. Что он хотел сказать таким намёком?
– Представления не имею. Тем более какая нам разница?
Статс-секретарь встал и прошёлся взад-вперёд – древние мудрецы утверждали, что так лучше думается. И они не всегда ошибались.