Людей оказалось шестеро — бесформенных, закутанных в меха по самые брови и крайне недобро смотрящих на двинувшегося в их сторону инкуба. Народ у нас в Приозерье диковатый, живет на отшибе, частенько разбойничков им приходится отваживать, потому и подозрительные тут люди. Наученные уже горьким опытом. А тут — чужак непонятный. Голый, босой, окровавленный, да еще с девушкой на руках… Неудивительно, что его встретили неприветливо.
Я кинула быстрый взгляд на мертвых псов и поежилась: собаки породистые, чересчур крупные для наших краев, с ошейниками, но без поводков. Наверняка почуяли нас издалека, рванули на запах, а когда добрались до инкуба…
Я сглотнула, перехватив ненавидящий взгляд одного человека. Собаки дорогие. Такие траты в нашей глуши мог себе позволить только староста или сынок его любимый — Матфей-рукоблуд, от лап которого я когда-то спасла одну невезучую девчонку.
— Явилась? — свистящим шепотом осведомилась фигура знакомым до отвращения голосом старостиного сынка. Где-то с год его не видела, паскудника. И никогда бы его не видеть! — Давно тебя не было, ведьма. Ирша даже решила, что сгинула. А я сразу сказал, что с полюбовником сбежала.
Я с беспокойством взглянула на Сая, но инкуб, похоже, не воспринял это на свой счет. Хвала Творцу за их своеобразное отношение к женщинам, иначе у нас появился бы третий труп.
— Он тебе мордашку-то подправил? — сплюнул Матфей, не получив ответа и по обыкновению тут же обнаглев. — За дело небось?
Я машинально вытерла лицо, с отвращением отметив на руке засохшую кровь, а Сай коротко бросил:
— Еще раз вякнешь — отрежу язык. Будешь надоедать — отправишься к своим псам. Слово лорда.
Матфеюшка, перехватив холодный взгляд инкуба, моментально заткнулся. И постарался как можно быстрее отступить за спины остальных. Оно и понятно, лорды у нас нечасто бывают. Даже владетеля сюда почти не заносит — больно уж края негостеприимные. Но Сай умеет быть убедительным и даже в рванье держится так, словно одет в шелка и шагает по дорогущему мрамору. А если мужики видели, что произошло с собаками, и решили, что нарвались на мага… За убийство одаренного на Оруане положена смертная казнь. И это, вероятно, единственная причина, по которой на нас еще не напали.
— Собаки твоих рук дело? — спросила тихонько у Сая.
Тот равнодушно пожал плечами.
— Отдельно шли. Напали первыми. А я был голоден. Тебя бросил, так как нужны были свободные руки. Хозяев не убил потому, что нам нужна помощь. Мы заключили договор: я их не трогаю, а они провожают нас до деревни. Надеюсь, от местной знахарки будет толк.
Я чуть не фыркнула. Но Ирша — лучше, чем ничего, поэтому пришлось смириться и ограничиться только одним словом:
— Спасибо.
Матфея мне жалко не было. Но тот же Горд-коновод и его жена Лиона, женщины, дети, старики не заслуживали смерти лишь потому, что кто-то из охотников оказался невежей. Саю ведь все равно, кого пить. А голодному Саю — и подавно. Так что я очень надеюсь, что собак ему хватит хотя бы до вечера. А если сегодня больше никто не умрет, вознесу благодарственную молитву Творцу и буду искренне считать, что деревенские легко отделались.
— Ведите, — так же холодно приказал инкуб, поравнявшись с охотниками.
Те заворчали, но послушно развернулись и двинулись в обратный путь. Матфей ненадолго задержался, чтобы снять ошейники с мертвых собак, а потом старался находиться как можно дальше от инкуба. Хотя арбалет не разрядил и убирать его не торопился.
Кстати, пока я была в беспамятстве, Сай успел уйти далеко от того места, где я пыталась открыть тропу. Мало того, его занесло довольно глубоко в лес, откуда озера совсем не было видно. Выгнувшись и исхитрившись заглянуть размеренно шагающему инкубу за спину, я даже разглядела проделанную им убегающую куда-то вдаль широкую колею. Но толком осмотреться и сориентироваться мне не дали — у охотников оказалась с собой волокуша, которую припрятали за дальними кустами. Туда-то меня Сай и сгрузил, оставив мерзнуть в одиночестве.
Поскольку собак больше не было, а благородному лорду не пристало тянуть лямку, как простому крестьянину, то впрягаться в волокушу пришлось охотникам. Перехватив несколько недобрых взглядов, я скорчилась, подтянув под себя ноги и спрятав лицо в пушистом воротнике. Матфей дал отмашку, и мужчины, так и не проронив ни слова, спорым шагом двинулись к дому.
Сай, как следовало догадаться, жизнь им никак не облегчал, так что скорость передвижения резко упала. Но зато он прекратил тянуть силы из меня. А убедившись, что я, хоть и стучу зубами, но помирать не собираюсь, отошел подальше и, выпустив щупальца далеко в стороны, принялся прочесывать лес в поисках дичи.
Я внутренне передернулась, представив, что творилось там, где проходили жадные до живого тепла отростки. Полевые мыши, крысы, кроты, чудом пережившие долгую зиму зайцы — инкуб не щадил никого. После него в лесу оставалась широкая просека, на которой по весне, когда сойдет снег, будут тут и там попадаться крохотные скелетики. Не удивлюсь, если такими скелетиками окажется усыпан весь его путь от озера до леса. И еще не факт, что он не перехватил перед самым носом охотников их законную добычу, из-за чего тем приходится возвращаться в деревню несолоно хлебавши.
Наверное, по пути я все-таки задремала, потому что дорогу запомнила лишь короткими отрывками. Привал в памяти тоже почти не отложился, кроме того, пожалуй, что кто-то требовательно сунул в мои руки полупустую флягу с вином и заставил сделать несколько глотков. От холода это несильно спасло, как и вяло прожеванный кусок вчерашней лепешки, зато в сон потянуло с новой силой. Поэтому остальную дорогу я, кое-как согревшись под накинутой кем-то шкурой, благополучно проспала и очнулась только тогда, когда волокушу сильно тряхнуло, а меня буквально вышвырнуло наружу.
Падать на мерзлую землю было больно. Утоптанный снег ничуть не смягчил мою участь, так что ударилась я здорово и далеко не сразу поняла, что произошло. А когда в голове все-таки прояснилось и я смогла приподняться, то обнаружила себя лежащей возле самого дома старосты Гола, рядом с помятой волокушей. Недалеко стоял сам староста вместе с гнусно ухмыляющимся сыночком, чуть дальше, окружив их плотным полукругом, нетерпеливо переминались на месте деревенские мужики. А прямо надо мной, подозрительно сощурив глаза, склонилась немолодая, но еще полная сил женщина с густой копной иссиня-черных волос, в которой я сразу признала бывшую наставницу.
— Ирша…
Язык повиновался с трудом, поэтому из горла вырвался лишь хриплый клекот, но женщина поняла меня.
— Ну, здравствуй, ученица. Долго же ты плутала по лесам, лишь к самой весне только явилась.
— Я…
Она властно взмахнула рукой и, придержав распахивающиеся полы длинной лисьей шубы, выпрямилась.
— С тобой я разберусь позже. А пока придется заняться твоим спутником… Матфей, ты молодец, вовремя мне весточку отправил. Такого гостя пускать на порог воистину не следовало.
Я с трудом повернула голову и недоуменно уставилась на ухмыляющегося парня. Что за весточка? Неужто Сай что-то упустил? И где он сам? Почему молчит?
Предчувствуя неладное, я перевернулась на правый бок, лихорадочно осматриваясь, и почти сразу его нашла — лорд-инкуб ничком лежал на холодной земле в нескольких шагах от меня. Глаза его были закрыты, вокруг головы расплывалось багровое пятно, при виде которого у меня предательски екнуло сердце, но он все-таки дышал. Его обнаженная грудь ритмично опускалась и поднималась, что меня несколько успокоило. А вот лежащий на его груди амулет, испускающий неровный сиреневый свет, мне совсем не понравился.
— Без магии он совсем не страшный, — усмехнулась ведунья, неторопливо приближаясь к инкубу. — А с моим амулетом он больше никогда не сможет ею воспользоваться. Жаль, таких уже не делают — древняя вещица, но чем только не пожертвуешь ради благополучия родной деревни!
— Что ты наделала? — прошептала я, неотрывно глядя на неподвижного лорда.
Ирша на мгновение обернулась.
— Ничего особенного. Всего лишь отделила душу от тела. Кем бы он ни был, но сейчас он беззащитнее младенца. Матфей, ты уверен в том, что видел?
— Да, госпожа, — откуда-то сзади почтительно отозвался старостин сынок. — Там, где он прошел, не осталось ничего живого. Рядом с ним птицы дохли на лету, хотя людей он не тронул. Наши маги ничего подобного не умеют, поэтому, когда он убил моих псов, я активировал амулет связи. Как видишь, не зря — этот человек действительно опасен. И я предполагаю, что мы нужны были ему лишь для того, чтобы попасть в деревню.
Я глухо застонала. Ну что за дурак… Да если бы Сай захотел, он вошел бы в деревню в любом случае! Что ему ваши арбалеты, вилы и ножи? Выпил бы вас один за другим, пополняя свои силы, и был таков! И никакая ведьма ему бы не помешала. Вместо этого он старательно сдерживал себя, всю дорогу питался подножным кормом, чтобы не сорваться на людях. Он пришел сюда за помощью, а вместо этого получил предательский удар в спину.
— Пожиратель жизни? — задумчиво предположила травница, наклоняясь над Саем и с интересом изучая его лицо. — Не врут, значит, легенды… А я уж чуть было не подумала, что нарвалась на настоящего…
— Ирша, у нее дракон на рукаве! — неожиданно вскрикнул кто-то из стоящих поодаль мужиков. Я вздрогнула и запоздало попыталась перевернуться на спину, чтобы эмблема на куртке не бросалась в глаза, но было уже поздно.
— Дракон?! — подхватил кто-то еще, и староста в два прыжка оказался рядом. Бесцеремонно развернув меня обратно на бок, больно ухватил за левое плечо и, стряхнув снег с рукава, смачно сплюнул.
— Ирша, и правда, здесь демоново отродье!
Ведунья отпрянула от Сая так, словно он мог ее укусить.
— Он — Всадник!
На деревню на мгновение рухнула оглушительная тишина.
— Всадник? — неуверенно предположил Матфей. — Но разве они не все уничтожены?
— На Оруане — да, — хмуро ответила Ирша. — Но есть и другие миры, где крылатые твари чувствуют себя вольготно. Так что вполне возможно, что и сюда они временами заглядывают — отвести душу и вспомнить былые времена. Надеюсь, никто не думает, что их возвращение — благо?
Наверное, не только у меня перед глазами промелькнули слова древних сказаний. Думаю, на Оруане мало людей, которые не читали бы «Песнь отчаяния» и не слышали в исполнении менестрелей «Гимн боли». Конечно, с той войны много воды утекло, многое было забыто, но, как оказалось, старые привычки изживаются с большим трудом. И стоило только напомнить, стоило лишь упомянуть, как народ заволновался, забурлил, словно с тех времен прошли не тысячи лет. И словно каждый из тех, кто стоял сейчас рядом, потерял в тех пожарах кого-то из близких.
— Драконы! — с ненавистью бросил староста, отпихивая меня подальше. — Значит, ты связалась с драконами… дура!
— Проклятые ящеры! — мгновенно подхватили в толпе, и в воздухе прозвучали первые возмущенно-яростные крики.
— Смерть драконам!
— Там, где появился один, рано или поздно появятся другие!
— Это наша земля!
— Пусть убираются восвояси!
— Больше не подчинимся… не позволим… не дадим…
Я растерянно замерла, с ужасом оглядывая людей, которых когда-то знала. С которыми частенько здоровалась, просто проходя мимо. Которых нередко лечила. Помогала. И которые теперь смотрели на меня как на врага. Более того, моя наставница руководила ими!
Хотелось крикнуть им: «Люди, опомнитесь! Это всего лишь легенды! Кто из вас точно знает, что все было именно так?»
Но древний страх, который, как оказалось, никуда не делся за прошедшие годы, вновь простер свои крылья над взбудораженной деревней. Для тех, кто вырос в ненависти к крылатым, не нужно другого аргумента, чтобы взяться за оружие. Хватит и небольшого намека. Поэтому, как только травница подтвердила, вверх угрожающе поднялись первые кулаки. На лицах знакомых мне с детства людей появилось выражение озлобленности. Рты искривились в яростных гримасах. Глаза засверкали фанатичным огнем…
— Смерть Всаднику! — наконец прозвучали слова, которых я боялась больше всего.
— Смерть! — мстительно поднял вверх руку Матфей, а следом за ним повторили жест все пятеро охотников. Затем к ним присоединился староста. Потом тот самый Горд, которого я недавно жалела. Его соседи, в чьих глазах плясало точно такое же пламя неутоленной мести. А затем и все остальные, уставившиеся на обездвиженного инкуба, словно одичавшие, изошедшие дурной пеной псы — на загнанного в ловушку быка.
— Нет! — отчаянно вскрикнула я, прекрасно понимая, что больше ничего сделать не в состоянии. — Он просто из другого мира! У него нет дракона!
— А у тебя?! — прошипел, глядя мне прямо в глаза, староста.
Я обессиленно рухнула обратно в снег.
— Не трогайте его, пожалуйста… Он никому не причинил вреда!
— Не успел пока, — снова сплюнул в снег Матфей, подходя ближе. — А теперь уже и не сможет. Не просто так ему позвоночник перебили.
— Девчонку не тронь! — строго посмотрела на парня Ирша. — С ней я сама буду разговаривать. А этого…
Быстрый, полный тщательно скрываемой тревоги взгляд на инкуба.
— Когда умрет Всадник, умрет и дракон. Но с ним надо все сделать быстро. Самым надежным будет отрубить ему голову, а тело затем сжечь. Кто-нибудь прихватил топор?
— Сейчас достану, — оскалился Матфей, направляясь к волокуше.
— Нет! — простонала я, с трудом подтягиваясь на непослушных руках в ту сторону, где лежал Сай. — Ирша, он не дракон! Он просто не такой, как мы!
— Этого достаточно, — сузила глаза травница. — Ты ведь знаешь, раньше людей казнили лишь по подозрению на связь со Всадниками. Целая служба драконоборцев тогда была — специально для этого дела. Да, их орден захирел и выродился, как и все, в чем долгое время не было нужды. Но законы еще остались. Их никто не отменял. А ты к тому же выдала своего друга с потрохами — никто не посмеет носить на себе цвета и знамя драконов без их на то разрешения.
Я стиснула зубы и подтянулась еще чуть-чуть.
— Ты ошибаешься. Это знак мне достался случайно.
— Я не собираюсь с тобой спорить, — поморщилась она. — Ты и раньше была упрямой. А теперь в тебе еще проснулось материно наследие — та была такой же безумицей и по большей части несла бессвязный бред. Особенно после того, как родила тебя. Так вот, теперь я вижу, что ты пошла именно в нее.
— Моя мать не сумасшедшая! — зарычала я, отчаянным рывком приблизившись к инкубу на шажок. — Не сумасшедшая, поняла?!
Ирша только поджала губы и отступила подальше, будто боялась запачкаться.
— А вот и топор! — радостно возвестил Матфей, вернувшись от волокуши с большим топором. — Госпожа, позволь мне самому избавиться от дракона. Век обязан буду.
— Делай, — кивнула травница, а у меня, когда он замахнулся, от отчаяния едва не помутилось в голове. Это было дико, жутко, немыслимо — убивать человека вот так, ни за что, лишь потому, что кто-то увидел дурацкое изображение! Но никто в толпе не сомневался. Никто не собирался вмешиваться. И все с предвкушением, едва ли не с завистью следили за занесшим топор палачом, будто ему действительно была оказана великая честь!
Творец, для чего же ты сделал людей такими суеверными? Зачем заронил в их души зерна сомнения, то и дело расцветающие кроваво-красным цветком панического страха? Откуда эта слепая вера в собственную правоту, а также правоту тех, кого мы считаем выше себя? И откуда берется животный ужас перед страшными, рассказываемыми на ночь сказками?
Наверное, Рэн был прав, когда говорил, что сила дракона — в его непоколебимом спокойствии. Холодный разум совершает меньше ошибок. В бесстрастной голове роится меньше сомнений. Так что, возможно, инкубы выбрали не такой уж плохой способ достижения совершенства.
Я, увы, не инкуб и не дракон. И до совершенства мне еще очень далеко. В моем теле даже магии не осталось. И силы плещется совсем на донышке. Но на пару невидимых простому глазу щупалец меня все-таки хватило. Одно — для того, чтобы скинуть с груди лорда Сая источающий ядовитый свет амулет, второе — чтобы обвиться вокруг древка топора и в нужный момент дернуть, меняя траекторию его движения.
Затем — дружный испуганный вздох за спиной. Полубезумный вопль, оборвавшийся жутковатым хлюпающим звуком. Веер горячих брызг на лице. Еще один крик, больше похожий на звериный вой. Нелепо заваливающаяся набок одноногая фигура. Яркая сиреневая вспышка врезавшегося в деревянную стену артефакта. Наконец, мелькнувший перед глазами стремительный силуэт. Полный ужаса многоголосый крик. Жадное урчание обезумевшего от голода зверя, двойной щелчок арбалетной струны и резкий хлопот развернувшихся во всю ширину громадных крыльев. После которого деревню накрыло жаркой пеленой неистового огня вместе с таким же неистовым ревом, а я…
Я, наконец успокоившись, закрыла глаза, откуда-то точно зная, что все сделала правильно.
…На этот раз непроглядная темень комнаты кажется знакомой, почти уютной. Царящая в ней тишина — умиротворяющей. А незаконченный рисунок вызывает прилив нежности, надежды и желания поскорее довести его до конца.
— Я скоро, Рэн, — шепчу я, ласково проводя рукой по полупрозрачным чешуйкам. Ни тепла, ни холода, конечно, не ощущаю — на этот раз нарисованный дракон почему-то не спешит становиться объемным. Но я не расстраиваюсь. Просто вздыхаю и, взяв в руки перо, приступаю к работе, надеясь, что мой крылатый друг подождет еще немного…
Разбудили меня громкие голоса — мужской и женский, — которые весьма эмоционально спорили между собой. Вернее, спорила только женщина — раздраженно, визгливо, тогда как мужчина лишь отвечал, не выказывая ни злости, ни неудовольствия.
— Это ты виноват, что так случилось! — кричала дама, видимо потеряв всякое терпение. — Из-за тебя он пострадал!
— Ты видела его воспоминания, Лана, он спровоцировал ситуацию сам.
— Но Сай не знал про тропу!
— Это не освобождает его от ответственности, — отстраненно ответил мужчина, которого я наконец узнала. Лорд Эреной, как и всегда, был холоден, безукоризненно вежлив и равнодушен к собеседнице, как и положено высшему инкубу. — Без его прямого участия тропа не была бы открыта. Не мне тебе объяснять, почему это произошло.
— Он едва не погиб! — повысила голос дама, хотя, казалось, кричать громче было невозможно. И голос у нее своеобразный — пронзительный, с неприятной хрипотцой, словно она уже успела его сорвать. — Знаешь, что было бы, если бы я не успела?!
Я с трудом приподняла чугунные веки и, оглядевшись, узнала малый кабинет лорда-директора. Тот самый, с порталом. А я, судя по всему, лежала на любимом диване наставника, безжизненно свесив голову со спинки и чувствуя, как зверски затекла шея. О-ох, как же тяжело ее теперь разгибать… прямо чувствую, как одеревенели мышцы. Да и голова болит… Все тело ломит, во рту — пустыня, руки и ноги едва двигаются. Кажется, я здорово перенапряглась на Оруане. И хорошо еще, что нас вовремя вернули домой.
Кстати, кто это сделал? И какое отношение ко всему случившемуся имеет разъяренная леди?
— А если бы эти два болта вошли чуть правее и выше? — продолжала кричать женщина, видимо не догадываясь, насколько хорошо ее слышно через неплотно закрытую дверь. — А если бы их было не два, а больше?!
Что? В Сая еще и стреляли?
Лорд Эреной негромко фыркнул и звякнул невидимым бокалом.
— Успокойся и выпей. У нас хорошая регенерация, так что скоро Сай будет в порядке. Тебе не о чем волноваться.
Я облегченно выдохнула, а дама окончательно взъярилась.
— Это тебе не о чем волноваться! Это ведь не твое Пламя едва не погасло! Я прекрасно знаю, что у вас не только регенерация, как у драконов, но и целых два сердца. Однако, если меня когда-нибудь спросят, я без колебаний скажу, что сердец у вас нет совсем! Потому что таких бездушных, бесчувственных и равнодушных созданий больше нет ни в одном из миров Веера!
Услышав, как что-то со звоном разбилось, будто полный до краев бокал со злостью швырнули в стену, я изумленно вскинула брови.
Что-о? Я не ослышалась? Эта буйная леди назвала Сая чьим-то Пламенем? Неужели она Всадница? А ее дракон — тот самый, что спалил мою родную деревню?
Вот это новости!
Конечно, я в курсе, что с Оруана нас вытащил не Рэн. Вокруг пылал огонь, а мой дракон повелевает исключительно льдом, так что это никак не мог быть он, но такое… Творец! Я привыкла считать себя чуть ли не единственной избранной. Да и Рэн утверждал, что у инкубов сложные отношения с драконами. А здесь — второе Пламя… Я в шоке! Интересно, как дракона угораздило выбрать Сая? Не иначе Творец наказал за грехи.
— И все-таки выпей, — невозмутимо повторил лорд Эреной, после чего за дверью мелодично звякнул второй бокал. — Я понимаю, ты на взводе, потратила много сил. Да и переход дался вам нелегко. Но поводов для беспокойства нет. Все в порядке, Лана. Ты успела вовремя.
Леди страдальчески застонала.
— Я не могу так больше, Кай! Уже который год этот бесчувственный мерзавец треплет мне нервы! Ходит по лезвию ножа, рискуя собственной жизнью… Рокса скоро с ума сойдет, а ему хоть бы что!
О! Так у Всадницы в паре не дракон, а драконица? Тогда сочувствую ей. Сочувствую им обеим: Сай — тот еще подарок.
— То он сбегает с Круола на какую-то отдаленную планету, где обнаружилась новая разумная раса. То возвращается из безумного похода, едва держась на ногах. То его на поединке ранят, да так, что он неделю встать не может! А теперь… Сколько это будет продолжаться, а? Скажи, Кай! Сколько еще он будет выматывать мне душу? Ты обещал за ним присмотреть. Дал слово, что не позволишь влипнуть в очередные неприятности. Я пошла тебе навстречу, нарушила закон, а ты…
— Я благодарен тебя за помощь, — несколько напряженно ответил инкуб, пока я растерянно переваривала новую информацию. — Она действительно неоценима, я у тебя в долгу. Но и ты пойми: Сай давно не мальчик. Я не могу запереть его в башне и следить за ним всю оставшуюся жизнь.
— Я открыла тебе то, о чем, кроме драконов, не догадывается ни одно существо в Веере!
— В обмен я ввел тебя в Дом Рогнар, — возразил инкуб. — И сделал все, чтобы никто на Круоле не узнал, кто ты такая.
— Да какой в этом смысл, если твой сумасшедший братец видит в Роксе лишь мясо для своего меча?!
— Извини, остальное придется делать самой. Здесь я не советчик.
— Конечно! Тебе, как всегда, все равно!
— Нет. Просто некоторые вещи для меня и сейчас остаются недоступными.
Женщина помолчала, а затем невесело хмыкнула.
— А ведь когда-то я не верила, что вы не умеете любить. Потом убедилась, к сожалению. — В ее голосе прозвучала неподдельная горечь. — Но я не могу постоянно спасать твоего брата. Не могу его заставить. Ничего не могу, кроме того, чтобы просто быть рядом и каждый миг ждать, когда он снова оступится. Рокса не переживет ошибки.
— Я понимаю. Терять Пламя — больно…
— Это не больно, Кай, — почти неслышно прошептала она. — Потеря Пламени — это смерть. А перед этим — безумие — мгновенное, бесповоротное. И я сегодня испытала это на себе, когда Рокса… когда мы с ней…
Я вздрогнула, вспомнив бешеный рев над охваченной пламенем деревней, и порадовалась тому, что не видела остального. Жизнь за жизнь, драконы иначе не умеют, поэтому я никогда и ни у кого не спрошу, сколько моих земляков погибло в той бойне. Да и от чувства вины, наверное, никогда не избавлюсь, хотя, видит Творец, я не хотела, чтобы так вышло.
От беспросветного уныния и апатии спасало лишь понимание того факта, что нас с Саем все равно бы уничтожили. Слишком велика была ненависть оруанцев к крылатым. И слишком велик страх перед их возвращением. А если бы кто-то узнал про Рэна или если бы меня успели серьезно поранить, боюсь, Рокса стала бы не единственной, кто оказался на грани безумия. И тогда мой родной мир во второй раз скатился бы к краю пропасти.
Увы, мои сородичи были слепы, глухи к доводам разума и беспричинно жестоки. Бесспорно, по прошествии многих лет, когда никто уже не вспомнит, как все началось, легко утверждать, что люди предстали без вины виноватыми, а драконы — злобными тварями, которым захотелось уничтожить наш мир. Но людская память странная штука: хранит лишь то, что ей понятно. Нередко преувеличивает угрозу, а иногда видит ее там, где ее никогда не было.
Сейчас, многое зная о драконах, я могу с уверенностью утверждать, что на Оруан никто не нападал вероломно — большинству крылатых неведомы человеческие слабости. Они не подвержены страстям, не испытывают страха, не впадают в беспричинную ярость. Они хладнокровны, как высшие инкубы, и рациональны до мозга костей. По крайней мере до тех пор, пока не обретут свое Пламя и не станут менее совершенными.
Ясно другое: если бы эти могущественные создания пожелали уничтожить мой мир, Оруан бы не уцелел — крылатые обычно не отменяют своих решений. А если кто-то утверждает обратное, то он просто ничего не понимает в драконах.
И тут уже не нужно гадать о причинах вражды — однажды на Оруане, скорее всего, угасло чье-то Пламя. Угасло не в свое время, иначе не было бы такой беды.
В наших легендах утверждается, что драконы налетели на людские селения внезапно и целой стаей, но я в это уже не верю: крылатые — одиночки по жизни. Они не образуют стай и не дружат семьями. Поэтому мне кажется, что дракон, о котором даже сейчас мои родичи говорят с ужасом, был всего один — обезумевший от горя, потерянный и совершенно невменяемый. Один-единственный, утративший смысл своего существования крылатый, целью которого стала кровная месть. Воплощением его горя стали разрушенные горы, кипящие озера, горящие деревни, объятые пламенем дома, сотни жертв, море слез и долгая, живучая, пронесенная сквозь века ненависть ко всему крылатому племени.
Когда же виновники были наказаны, дракон не сбежал, как утверждают легенды. И не ушел Звездной тропой, спасаясь от людского гнева. Думаю, утолив жажду крови, он просто лег на землю и умер, потому что не видел смысла жить. Его не смогли убить обычные смертные — не крестьянам восставать против неуязвимого ящера. Ему не могли причинить вреда маги — крылатые к магии почти нечувствительны. И его не могли поранить королевские рыцари — в те времена воинов-драконоборцев на Оруане не существовало. Так что видится мне, что концовка этой истории была совсем не такой, как нам рассказывали в детстве.
К сожалению, люди склонны преувеличивать и приукрашать действительность. И они понятия не имеют, что, если бы кому-то действительно удалось убить дракона, Оруан уже лежал бы в руинах — крылатые всегда знают, кто из них, где и когда погиб. И они жестоко мстят за своих. Это я уже выяснила.
— Все хорошо, Лана, — настойчиво повторил лорд Эреной, а затем донесся сдавленный женский всхлип. — Это было трудно, но ты сумела остановиться. Ты справилась.
— Тебе не понять, — прерывисто вздохнула Всадница. — Никому меня не понять, кроме того, кто уже все потерял. А я не хочу испытывать этого снова. Тогда мы были в бешенстве… Пламя для Роксы — это все. Но мне больно оттого, что человек, ради которого она готова погибнуть, не способен оценить этот дар.