Именно поэтому цена ошибки столь велика: призвать своего дракона нам дозволено лишь однажды. И если дракон уловит в призыве хоть малейшую фальшь, второго шанса уже не будет. По крайней мере, в этом воплощении.
В какой-то момент, качаясь на волнах наших общих мыслей и неторопливо пересматривая кристаллики чужих воспоминаний, я заметила, как посреди величественной и молчаливой Вечности одна за другой стали вспыхивать разноцветные звезды. Далекие, притягательные, неимоверно прекрасные. Тысячи, десятки и сотни тысяч волшебных огней. Уснувшие души. Чистейшие кристаллы разума. Безмятежные. Надежно укрытые от любопытных глаз. Они терпеливо ждали своих половинок и даже во сне чутко прислушивались, не раздастся ли где настойчивый зов.
Чуть дальше мне открылись и другие, намного более яркие звезды уже разбуженных сородичей. Удивленно прислушавшись, я ощутила и их молчаливое присутствие. Почувствовала пришедшую издалека волну сдержанного одобрения и, поколебавшись, отправила обратно такое же молчаливое приветствие. Всем ста двадцати своим новообретенным братьям и двенадцати юным сестричкам, успевшим обжиться в Веере чуть раньше меня.
Исса успокаивающе рыкнула, когда я огорчилась, что возродившихся драконов так мало.
«Всему свое время, сестра».
И я понимающе кивнула, поскольку знала: каждого уснувшего когда-нибудь призовет его половинка. Каждому из них будет дарован шанс. Как мне и Иссе. Как Роксе и Лане. Как Росу и Эйлу… В тот точно отмеренный срок, который назначил Творец.
«В действительности форма — не главное, — неожиданно призналась сестра, медленно поводя огромными крыльями. — Мне доступно любое тело, и ты могла создать иную матрицу, которую я бы охотно приняла».
Я забеспокоилась, но Исса лишь покачала увенчанной короной головой.
«Не переживай. Эта форма неплохо отражает суть».
Я бросила на массивную фигуру драконицы еще один внимательный взгляд и не могла не признать, что и в этом сестра права. Драконы для нас — воплощение силы. Бессмертные, мудрые, могущественные. И в отношении Иссы все три определения тоже верны, ведь чистый разум действительно способен существовать вечно. И он действительно силен, поскольку не знает ограничений.
«Бессмертны лишь спящие, — снова ответила драконица на мой невысказанный вопрос. — Такие, как я, более уязвимы и менее совершенны».
«Зато вы чувствуете и снова живете, — пробормотала я. — И меня это более чем устраивает».
«Идем, — тихонько шепнула драконица, испытующе заглядывая в мои глаза. — У нас еще остались неоконченные дела. Ты ведь хотела вернуть свое Пламя?»
У меня в груди что-то екнуло.
«А разве это возможно?!»
«Для нас теперь все возможно, сестра, — тихо рассмеялась Исса. — Ты рискнешь мне довериться полностью?»
Открыв глаза, я не сразу поняла, что именно стало не так. Тело вроде мое, но что-то в нем изменилось. Мысли тоже принадлежали мне, но теперь я стала рассуждать иначе. Я стала другой. Больше, лучше, совершеннее. На смену былой неуклюжести пришло непривычное ощущение гибкости и силы. Пропала необходимость в магии — она не нужна тому, кто способен повелевать стихиями. Заметно обострились чувства. И совершенно перестали беспокоить досадные мелочи, которые раньше не давали покоя.
Откуда-то появилось четкое понимание своих потребностей и глубинные, незаметно пришедшие знания о том, как их достичь. Я стала гораздо увереннее, мудрее, спокойнее. Я знала о себе абсолютно все. Бесстрастно оценивала совершенные в прошлом ошибки. И чувствовала себя так, словно родилась заново.
Вечно неспокойные мысли теперь текли невозмутимым, упорядоченным, размеренно-ровным потоком, в котором лишь изредка встречались едва заметные завихрения. Потоку этому не видно конца. Ни дна, ни островка, ни берега. Чистейшая вода — словно музыка, в которой, если прислушаться, легко различить бесчисленное множество прозрачных слоев. Но если раньше я могла сосредоточиться лишь на одном из них, при этом переставая замечать другие, то сейчас они стали доступны мне все.
Это было странное ощущение — возможность одновременно делать так много разных, не связанных друг с другом вещей. Неторопливо подниматься с пола и размышлять о превратностях судьбы. Впервые в жизни разворачивать крылья и прислушиваться к свисту ветра в скалах. Купаться в лучах проклюнувшегося сквозь тучи солнца и с благодарностью вспоминать недавние сны. Морщиться от невесть откуда взявшегося запаха гари и одновременно пытаться понять себя. Любоваться заснеженными вершинами, виднеющимися в проломе стены. Вспоминать свое детство, в котором было так много событий. Наслаждаться ощущением гармонии в своем безупречном теле. Хладнокровно анализировать ощущения. Выискивать новые изменения. С удовольствием потягиваться, подготавливая мышцы к полету. И мимолетно удивляться тому, как легко и быстро произошло наше с Иссой слияние.
Сейчас в нашем общем сознании не было отдельных личностей. Нельзя было сказать, что осталось моим, а что привнесла в него Иссараневисса. Потому что, согласившись быть вместе, мы превратились в нечто большее, чем просто человек. И много большее, чем обычный дракон.
Впервые в жизни я чувствовала себя законченной и цельной. И впервые поняла, как же, оказывается, сильно мне не хватало этого невероятного ощущения. Долгие годы я жила как калека, даже не подозревая о своей ущербности. И лишь сейчас, обретя себя полностью, наконец осознала, что именно к этому так настойчиво шла.
Встряхнувшись и решительно поднявшись с пола, я обвела медленным взглядом ставший заметно теснее и мельче зал.
За то время, что меня не было, в нем мало что изменилось. За исключением, пожалуй, того, что дальняя стена окончательно обвалилась, будучи не в силах сдержать разъяренную изумрудную драконицу. Да на подтаявшем полу появилось несколько черных проплешин, самая большая из которых до сих пор тихонько дымилась. В центре некогда ледяного зала стало гораздо теплее, потому что кто-то не так давно со знанием дела плавил здесь камни. В воздухе стоял удушливый запах гари, а в центре полуразрушенной площадки, в окружении рухнувших сверху камней, появился огромный ледяной кристалл, внутри которого слабо тлели жизненные Искры трех опрометчивых магов, решивших, что смогут втроем сдержать огненный ураган.
Глядя туда, я не могла не отметить, что ощущение угрозы от них почему-то исчезло. Чужие, на редкость яркие и сильные Искры источали лишь легкий интерес, досаду и крохотную толику растерянности, которая, впрочем, быстро прошла.
Я поначалу удивилась, так и этак рассматривая незадачливых пленников, но потом подумала, что это для обычных смертных было бы странно не испытывать в подобной ситуации страха. А для круольцев, пожалуй, в порядке вещей.
«Сестра! — изумленно и радостно прошептала застывшая возле купола драконица. — Хейли… Неужто ты смогла?»
Я подняла на нее изучающий взгляд.
Надо же, какая Искра — чистая, мощная, яркая, двойная. Удивительно, но в ее сиянии едва заметно угадывалась вторая Искорка, поменьше. И в ней легко можно было признать добровольно отстранившуюся человеческую составляющую. Хотя чего я удивляюсь? Их же двое — Лана и Рокса, огненная драконица и удивительно вспыльчивая Всадница, чей сложный и неуживчивый характер доставил им обеим столько неприятностей. Странно, что они все-таки договорились и каким-то чудом поддерживают связь. Необычно, что в результате этой связи и дракон получился неуравновешенным. Но, возможно, так и задумывал Творец? И драконы в действительности перенимают от смертных носителей гораздо больше, чем мы — у них?
«Здравствуй, Рокса, — сказала я, пользуясь мысленной речью, не будучи абсолютно уверенной, что смогу правильно произнести это вслух. Драконьи связки не предназначены для человеческой речи. Да и морды у нас, прямо скажем, невыразительны. Проще общаться разумом, делиться чувствами — это быстрее и легче. И гораздо честнее. — Я вижу, ты сама со всем справилась. Тебя не задело?»
Из ноздрей сестры вырвались два облачка дыма, а усеянный шипами хвост с раздражением хлестнул по остаткам стены, обрушив ее на пол.
«Уничтожу! — зашипела она, злобно буравя глазами хрустальный купол над живыми магами. — Они мне чуть Сая не зашибли, мерзавцы!»
Я всерьез обеспокоилась за душевное равновесие родственницы. Неужто с Пламенем что-то не так? Его поранили, задели? Сейчас тоже начну нервничать! Сай, ты где? Ты, несносный инкуб, к которому у меня появились вопросы!
«Тут он, — все еще недовольно буркнула драконица, разворачивая спрятанное за спиной крыло. — У меня за пазухой. Еле успела прикрыть, как всегда, в самое пекло сунулся!»
Я успокоенно опустила кожистые веки и расслабилась — хвала Творцу, Сай был оглушен, опален, побит и поцарапан, но жив. Да и Искра светилась на удивление ярко — видимо, слишком много на его долю сегодня выпало испытаний. И слишком много потрясений, наверняка перевернувших с ног на голову весь его мир. Интересно, он видел, как обращается Лана? И вспомнил, кому в действительности обязан спасением с Оруана?
Я мысленно хмыкнула и, скользнув по мечущемуся в растерянности сознанию инкуба, удовлетворенно отвернулась.
Хорошо, что они тут справились сами. Моя ярость давно улеглась, но если бы Сай оказался не в порядке, магов пришлось бы хоронить не просто в мешочке, а в наскоро выточенном наперстке. Самом маленьком, на мизинец. Потому что этого неугомонного типа я при всех его странностях уже считала своим и не позволила бы никому ранить. Что уж говорить о Лане! Вон, все еще не успокоилась, дикарка. Так и поглядывает на ледяной холм кровожадными глазами. Так и хлещет хвостом, норовя украсить и без того живописные развалины, от которых скоро останется одна ровная, выжженная дочерна площадка.
«Ты это… — неожиданно опустила голову Рокса. — Прости меня, ладно? Не со зла я… Просто мы еще не умеем себя контролировать».
«Учиться пойдете, — спокойно ответила я, не испытывая в отношении этой пары негативных эмоций. — Как только все успокоится, немедленно отправитесь в Школу — перенимать опыт. Договорились?»
«Что нам Школа! — встрепенулась драконица. — В ней не обучают молодых драконов».
«Теперь будут, — так же спокойно сообщила я, и она недоверчиво прищурилась. — Это я возьму на себя».
«В последний раз оттуда не вылетели новые братья, — снова усомнилась Рокса. — Не дозвались. Даже я не смогла их направить».
Она о тех мальчиках, что спускались в подземный лабиринт?
Я чуть прикрыла глаза, прислушиваясь к тишине Вечности, и шевельнула крыльями.
«Их время еще не пришло. Я чувствую. Но не все потеряно. И когда это все-таки случится, будет лучше, если поблизости от пробудившихся окажется хотя бы один полноценный дракон».
Рокса огорченно вздохнула, и кровожадные искры в ее глазах медленно угасли.
«Мы еще не готовы. Но учиться придется, ты права. Нам уже нелегко, а как быть, мы не знаем».
Все еще пребывая в состоянии какого-то странного всеведения, я подошла и, легонько коснувшись ее плеча, пообещала:
«Помогу, если хочешь. Думаю, что смогу помочь. А пока уведи свое Пламя, здесь небезопасно».
«Я сказала об этом сразу, — прошептала Рокса, бережно прижимая к груди бесчувственное тело. — Предупредила, что он еще слаб тягаться с драконом. Предостерегала. Умоляла остаться в стороне. Но он не поверил, как всегда, и просто ушел, посчитав, что благополучие брата ценнее его собственной жизни».
«Такой уж он есть, — понимающе вздохнула я. — И этого не изменишь».
«Но насколько мне стало бы легче, если бы он хоть раз меня послушал! Один-единственный раз сделал так, как просила я! Неразумный, недоверчивый, чудовищно скрытный упрямец… Ну когда же он все-таки проснется? Когда услышит меня и наконец сможет прозреть?»
Я пристально посмотрела на отчаявшуюся драконицу.
«Это зависит от тебя. А пока постарайся держать дистанцию. Чрезмерной опеки Сай тебе не простит».
Она огорченно кивнула. А потом ее взгляд метнулся мне за спину, ненадолго там задержавшись, после чего раздраженно скользнул по запертым в ловушке, но совершенно не опасным магам и наконец неуверенно вернулся ко мне.
«Ты одна здесь справишься?»
Я без колебаний кивнула. А когда она, облегченно вздохнув, торопливо открыла тропу, унося в безопасное место свое сокровище, стиснула зубы и медленно обернулась к последнему, молчаливому, пристально смотрящему на меня дракону.
«Ты! — Мое злое шипение до краев наполнило гулкий зал. — Как смеешь ты оставаться здесь и на что-то надеяться?»
Рэниуррагхараракх — да, теперь я могла произнести его сложное имя — не пошевелился, лишь изумленно распахнул глаза и уставился на меня в полнейшем недоумении. Словно не понимал, о чем речь, или очень талантливо прикидывался.
Глядя на его одинокую Искру, в которой не осталось ни малейших следов присутствия инкуба, я чуть не взвыла от ярости. Выдохнула перед собой длинный столб слепящего огня. И, обрушив чудом уцелевшие в этой части замка остатки стен, резким движением поднялась в воздух, чтобы через мгновение всей силой обрушиться на недогадливого дракона.
«Убийца! Предатель! Лгун!» — С каждым словом я набрасывалась на него снова и снова, задевая крыльями, толкая, больно щелкая по нежному носу кончиком хвоста и заставляя отступать все дальше и дальше.
Он не сопротивлялся. Только прятал глаза, подставлял защищенные толстой чешуей плечи под мои когти и неловко пятился к краю пропасти, на дне которой лениво клубился туман. И пятился до тех пор, пока его когти не заскребли по краю осыпающейся плиты, а сам он не пошатнулся в попытке сохранить равновесие.
Мне хватило бы одного-единственного удара, чтобы сбросить его вниз. Всего лишь слабый толчок, хлесткий щелчок по глазам или поднятая крыльями воздушная волна…
Но я не стала. Попросту не смогла. И, несмотря ни на что, так и не сумела переступить через непререкаемый внутренний запрет, не позволяющий причинять вред своей Паре.
Пламя для дракона — это все. Его жизнь, его воля, его гордость. Как выяснилось, обрести себя самого, собрав воедино половинки души, только полдела. Объединить сердце и разум, обретя внутреннюю гармонию, как оказалось, несложно. А вот заставить громче биться чье-то сердце, разбудить в сверхразумной, холодной и сугубо рациональной душе первозданный вулкан чувств — задача не из простых.
У дракона не может быть второй Пары. Каждому из нас предназначен только один партнер. На все времена. В любые эпохи. Один раз и до скончания веков. Пламя для нас — это Искра, от взгляда на которую в груди разгорается первобытный пожар. Неистовая страсть. Всепоглощающее желание. Единственный смысл нашего долгого существования. Заветная цель, без которой не достичь совершенства. То самое чудо, от которого мы, что бы ни говорили, отказаться уже не в силах.
Поэтому мы и ждем его с таким нечеловеческим терпением, страшась однажды не узнать его голос. Поэтому и жаждем проснуться, едва почувствовав, что где-то вдалеке зародилась предназначенная только нам Искра. Ведь кроме нее нам никто не нужен. Никто не заставит нас жить так, как она. Летать вместе с ней. Гореть. Мечтать. Пылать всей душой, беззаветно отдаваясь чувствам.
Найти свою Пару — это счастье. Божественная награда, назначенная мудрым Творцом. Лишившись ее, дракон неотвратимо сходит с ума, не в силах вынести безграничного одиночества. Поэтому он никогда и ни по какой причине не причинит ей вреда и не покинет по своей воле. Как бы жестока и своенравна она ни была, что бы ни сделала, он никогда ее не предаст. Не ударит. И не убьет. Это против сути нашего существования, и через этот непреложный закон ни один из нас не переступит.
Я тоже не смогла, потому что знала: висящий на краю пропасти серебристый дракон действительно мое Пламя. То самое. Единственное. Болезненно близкое и сумевшее причинить мне столько горя. Такое рваное, запутавшееся, больное, но все-таки мое. И пусть я знаю, что, упав, он лишь развернет свои широкие крылья, пусть для него это падение не причинит вреда, — я не смогу нанести добивающий удар, означающий, что он мне абсолютно безразличен. Как не смогу ему лгать, утверждая, что Рэну больше нет места в моей несчастной душе.
Остановившись в последний момент, я сжала челюсти и ударила только взглядом — тяжелым, обвиняющим, злым. Быть может, это трудно понять, но я смирилась бы со всем, что он натворил или еще только натворит в будущем. Забыла обо всем, что по его вине мне когда-то пришлось пережить. Да что там! Я простила бы ему все на свете, включая обман и разбитую мечту. Абсолютно все, кроме предательства того, кто его призвал.
Лорд Эреной был для меня верным другом, который, вполне вероятно, мог бы стать не только близким, но и родным. А для дракона надменный и высокомерный инкуб был частью души. Его утраченной сутью. Умолкшим сердцем. Потерянной половинкой, без которой он так и останется живым лишь наполовину.
Но я приняла бы этот выбор безропотно, если бы победа Рэна была одержана в честном бою. Я бы все перенесла и со всем смирилась. Но не тогда, когда милорд добровольно открылся, а дракон, не задумавшись, нанес свой удар.
Подлость — исконно человеческое качество. Драконы же не должны опускаться до наших слабостей, хотя, возможно, они перенимают лишь то, что есть в нас самих? Ведь отсутствие слабости не всегда означает внутреннюю силу и чистоту, а не знающий разницы разум просто не понимает, в чем дело?
Устав от бурлящих в душе эмоций, я вскинула голову и, не желая больше сдерживаться, отпустила все на волю. Свое отчаяние, боль, разочарование и горечь. Приподнявшись на задних лапах, выпустила вверх бьющийся в груди крик сверкающим столбом живого огня, вложив в него клокочущую ярость. Подожгла небеса. Напугала спящие горы. А затем устало опустилась обратно, уронила на спину крылья и, чувствуя внутри безумную опустошенность, медленно побрела прочь.
— Позволь спросить, что это было? — неожиданно раздалось у меня за спиной. А следом раздался шорох складываемых крыльев и осторожный цокот когтей. — Хейли? Ты куда?
— Не трогай меня, — не оборачиваясь, уронила я, вяло удивившись, что и вслух, оказывается, говорить умею. Хотя о чем это я? Рэн ведь сумел. Даже находясь в призрачном виде.
Одновременно я подумала о том, что мне от него уже никуда не деться. Пройдут года, и раны заживут, несмотря на то, что безупречная память всегда будет жить и хранить воспоминания об этом дне. Когда-нибудь я постараюсь убрать их в самый дальний уголок своей памяти и спокойно жить дальше, но сегодня мне больше нечего сказать своему Пламени. И нет никакого желания оставаться.
Вот только Рэн этого не знал. Или не захотел понимать? И, поспешив нагнать, опрометчиво тронул мое крыло. Очень серьезный жест. И смертельно опасный, потому что позволить его себе мог только самый близкий. Тот, кому доверяют. И тот, от кого не ждешь подвоха.
Крылья для нас — это свобода, дающая возможность летать и сливаться с ветром. Хрупкая перепонка, которую так легко порвать. Коснуться ее без согласия означает посягнуть на свободу, поэтому и воспринимается это как прямая угроза.
— Не смей ко мне прикасаться! — От моего бешеного рева, казалось, дрогнули сами горы. Я молниеносно развернулась, ощетинилась всеми шипами, а затем, низко пригнувшись, утробно зарычала.
Рэн наконец внял предупреждению. Отступил на шаг. А когда я зашипела, недвусмысленно приподняв кончик усеянного шипами хвоста, с мрачным видом осведомился:
— Я сделал что-то не так?
От этого наивного вопроса я едва не расхохоталась в голос. Горько. Невесело. Не знаю, правда, как смеются драконы, но вряд ли этот смех кого-нибудь бы обрадовал.
— Ты еще спрашиваешь?!
— Конечно, — хмуро кивнул дракон. — Если тебе интересно, я беспокоился. Надеялся, что когда-нибудь ты все-таки сможешь меня понять и принять. Обрадовался, что ты обратилась намного раньше, чем я рассчитывал… А теперь ты рычишь. Злишься. И я не знаю, что думать.
— А чем ты думал, когда забирал душу Кая?! — гневно крикнула я. — Как мог ты его уничтожить, зная, в нем горит такое же Пламя, как и в тебе?!
Рэн изумленно застыл.
— Так ты из-за этого расстроилась?
— Конечно! — бешено рявкнула я. Да так, что от моего рыка по хрустальному куполу зазмеились огромные трещины. — Он был мне дорог, Рэн! Не меньше, а может, и больше, чем ты!
У серебристого дракона на морде застыло неописуемое выражение. Он озадаченно крякнул, отступил еще на шаг, глядя на меня в непонятном ступоре и нервно то раскрывая, то снова сворачивая крылья. А затем в его глазах что-то изменилось. Он как-то разом осел, даже пошатнулся, а потом тихо-тихо, словно все еще не веря, спросил:
— Ты переживала за Кая?
— Я любила его, дурак! — не сдержавшись, горестно взвыла я. И со слезами на глазах посмотрела на недогадливого и, что самое страшное, недоверчивого дракона, который по-прежнему закрывал от меня свой разум. Ни одной мысли наружу не просачивалось, ни одной эмоции — он не пытался меня понять. И не хотел ничего слышать. Тогда как я только сейчас по-настоящему осознала, почему мне так дорог был погибший инкуб, и, невидяще глядя перед собой, прошептала: — Любила, Рэн… а ты его убил.
От накатившего с новой силой отчаяния у меня вдруг потемнело в глазах. Боль резанула по сердцу так, что я застонала и едва удержалась на ногах. Казалось, что болит не только сердце, но и все тело — каждая клеточка, каждый крохотный нерв, который выворачивали наизнанку. Боль ломала и корежила так, что от нее хотелось кричать.
Потом откуда-то налетел порыв холодного ветра, унося прочь остатки разгромленного зала. Стремительно выросшие горы, напротив, нависли над самой головой. Мир пошатнулся, завертелся перед моими глазами. А затем всей тяжестью рухнул на плечи, с силой швырнув меня на каменный пол.
Правда, упасть мне все-таки не дали — в последний миг чьи-то руки подхватили и крепко прижали к груди. Чьи-то пальцы, зарывшись в мои волосы, бережно их погладили. А знакомый до боли голос едва слышно прошептал:
— Тихо, тихо, мое нежное Пламя… я рядом. Я всегда буду рядом с тобой. Никто тебя не обидит, не ранит. Никому не позволю причинить тебе боль. Прости, моя девочка, первый раз это сложно — сливаться душами и становиться собой, но я не дам тебе упасть. Держись, дыши, моя Хейли, я никому тебя не отдам…
В самый первый миг, когда ко мне вернулась способность мыслить, я с грустью подумала, что спала и видела дивный сон. Но время настало, и пришлось попрощаться с иллюзией, забыв о недолговечном мираже.
Увы! Во мне больше не было всеведения, свойственного чистому разуму. Куда-то пропала гремящая мощь. Я потерянно стояла посреди обледеневших руин, в панике ощущая себя человеком, и остро жалела о том, что это была всего лишь сказка. Красивая, поучительная и немного печальная.
— Не бойся, — вдруг шепнул кто-то над самым ухом. — В этом теле тебе не все доступно, но ничего в действительности не изменилось. Ты все та же — волшебная, сильная и крылатая. Просто слишком уж резок был переход. С непривычки порой пугает.
Я вздрогнула от неожиданности и вскинула голову. По самому краешку сознания мелькнула мысль, что такого не бывает. Мгновенно все проверила. Расслабилась, почти сразу ощутив все тот же неторопливо-размеренный поток из бесконечного множества событийных слоев. А потом с неимоверным облегчением поняла, что величественная река моего разума никуда не делась — просто я отошла от нее дальше, поэтому грохот ревущего водопада перестал перебивать мой внутренний голос.
Я мысленным взором пробежалась по своему человеческому телу и окончательно успокоилась. Оно все то же. И я все та же — прав мой невидимый собеседник. Просто в этой форме я менее восприимчива к Вечности и более зависима от эмоций. Мои знания никуда не делись. Я почти ничего не потеряла.
А в следующий миг я поняла и другое — что я не просто человек, а еще и каким-то образом по-прежнему дракон. Будто моя вторая форма совсем близко, только руку протяни. Уже не матрица, но нечто большее, да и призвать ее не составляло труда.
— Не сейчас, родная, — словно услышав, ласково попросили меня. — Посмотри на меня, Хейли. Посмотри и скажи, что ты помнишь, о чем мы с тобой говорили.
Мой взгляд безошибочно отыскал знакомое лицо и растерянно замер.
Это были его глаза! Меня держали его руки, ласкал его голос, а кожу щекотали растрепанные, покрытые густым слоем серебристого инея волосы, на которых словно искрились и переливались капли замерзшей росы. Немного бледный, исхудавший, усталый, действительно он! Но разве Рэн не должен был…
— Хейли! — с беспокойством переспросил живой и невредимый лорд Эреной, когда я застыла, в панике обшаривая глазами его лицо. — Хейли, ты меня слышишь? Тебе больно? Ты поранилась?
— Ты… — Я медленно, до последнего сомневаясь, провела рукой по его щеке, чтобы убедиться, что мне не приснилось. Прислушалась к себе. Взглянула на него снова. Но убедилась, что дело только в форме, и резко вскинулась: — РЭН! Но как? У тебя же одна Искра!
— У тебя тоже. — Его глаза разом потеплели, вспыхнули, и в них промелькнули знакомые изумрудные огоньки. Сильные руки, почувствовав мое сопротивление, на этот раз отказались размыкаться. Он держал меня так крепко, словно боялся отпустить. Настойчиво притягивал к себе, не позволяя убежать или просто отстраниться. Впрочем, я и сама этого не хотела, будучи не в силах противиться идущему от инкуба жару. Мое Пламя… Мое сердце… Единственное во всем Веере существо, которому я позволю к себе прикоснуться. Которого я смогу принять и без которого не смогу жить.
Нет, это не просто любовь — в человеческом языке не существует слова, способного описать это чувство. Но это вулкан чувств. Желание. Влечение. Неистовая страсть, подкрепленная знанием того, что она взаимна. Разделенная на двоих жизнь. Помноженное надвое счастье. А также безумная боль, разочарование и долгая, тягучая мука оттого, что я не могу ему позволить держать меня как раньше. Не отдамся во власть этой страсти полностью. Никогда не забуду. И вряд ли сумею простить его отчуждение.
— Открой свой разум, любовь моя, — прошептал лорд Эреной, с нежностью проведя пальцами по моей щеке. — Сними защиту. И я расскажу тебе все, что ты захочешь узнать. Все, что пожелаешь услышать.
От этих слов у меня что-то испуганно сжалось внутри.
Защита? Какая? Когда?
А потом я вспомнила свой уход, свои колючие слова и то, с каким грохотом я когда-то закрыла стоящую между нами дверь. В порыве отчаяния я выстроила вокруг себя такую стену, что мой бедный дракон до сих пор не мог через нее пробиться. Не мог объяснить, сказать и никак не мог до меня достучаться.
Я вдруг поняла, почему за все это время так и не дождалась от него ни единой эмоции. Ни радости, ни горя, ни боли, ни тревоги, ни самого простого «прости»… Это ведь я от него отгородилась. Я оставляла его в неведении. И это я понапрасну злилась, считая, что ему нет дела до моих проблем.
Испуганно вздрогнув, я снова попыталась отстраниться, остервенело круша при этом проклятый блок. А дракон зажмурился, когда на него обрушился настоящий водопад воспоминаний. Я тоже замерла, внезапно обнаружив, что его разум совершенно беззащитен передо мной — открытый, доверчивый, уязвимый. И больше не было никаких преград, мешающих его рассмотреть.
Мелькающие перед глазами события — как вспышки образов из невероятно ярких эмоций. Идущие вереницей картины — как длинная цепочка чужих недосмотренных снов…
Бессмысленная и непонятная жизнь, наполненная одним лишь служением. Бессчетное количество догм, с рождения предопределивших весь его путь. Служение, учеба, долг — вот, пожалуй, и все, что тогда его составляло. Пустая и скучная жизнь, которой он не был рад. Редкие женщины, которыми он почти не интересовался. Безликие доноры, которых он никогда не запоминал…
Одна лишь Цель помогала бороться с удушливой теснотой навязанного правилами одиночества. Единственная важная вещь, которой он по-настоящему жил.
За годы упорного труда он действительно многого добился, сумев выяснить о драконах практически все. Единственный маг, сумевший заглянуть за завесу Вечности и сделать Тьме щедрое предложение, от которого она не смогла отказаться.
Разнообразие — разменная монета в застоявшемся мире повторяющихся снов. Информация, важность которой для изнывающего от скуки разума просто невозможно преуменьшить. Оценив по достоинству преподнесенный инкубом дар, предназначенный ему дракон все-таки соизволил проснуться. Откликнулся на зов. Пришел. И вот тогда они впервые увидели друг друга — два бесстрастных, одинаково тяготеющих к строгой логике разума. Две отразившихся, словно в зеркале, рациональных сущности, превыше всего ценящих точный расчет. Два близнеца, соединенных одной пуповиной, и два бесчувственных камня, которые так и не смогли поверить, что способны на большее.